соображать, почему не стоит. - Ты... видишь ли, ты расстроил вчера Генриха,
и мы боимся, что твое появление ухудшит его состояние. - (Боже, какую чушь я
несу!) - То есть... у Генриха совсем упадет настроение, а при болезни это ни
к чему. Лучше пусть Татьяна одна со мной пойдет. Мы потом ее проводим.
собой его жену. Он было уже открыл рот, чтобы ответить категорическим
отказом, но вмешалась Татьяна:
расстраивать. Это снижает иммунитет. И потом вы со Славой хотели ехать за
билетами. Чтобы вернуться сегодня, надо отправляться сейчас.
нам понадобилась. Прав Леша: актриса из меня никудышная. Но почему Татьяна
не увильнула? Не то что не увильнула, а прямо-таки полезла на рожон. Ведь
Славкина позиция давала ей возможность избежать неприятного разговора, не
шевельнув пальцем. Скажу сразу: ответа на этот вопрос я не знаю по сей день.
Может быть, она не хотела всю жизнь прожить в неизвестности, а может быть,
считала, что мы все-таки способны делать гадости бескорыстно. Но так или
иначе, она отговорила Славку идти с нами, а сама пошла.
нагромождения крупных камней, за которым народу было значительно меньше. За
все это время ни одна из нас не произнесла ни слова. Но когда мы перелезли
через камни, Татьяна остановилась и посмотрела мне в глаза:
правды. Значит, мне не удалось сбить вас с толку? Жаль. Хотя, конечно, глупо
было на это рассчитывать... Могу я спросить, что вы собираетесь предпринять?
у нее было не встревоженным, а скорее грустным. На меня она не смотрела, но
не потому, что избегала моего взгляда. Казалось, она просто любуется игрой
солнечных бликов на рябой поверхности моря.
Пока что нам просто хотелось бы выслушать твою историю. Одно я могу обещать
тебе твердо: доносов писать мы не будем.
многогранности на доносчиков вы не похожи. Знаешь, я никак не могу подобрать
определение для вашей живописной компании. Вы представляетесь мне неким
уникумом, некой популяцией, не имеющей аналогов в животном мире. Умственно
отсталые гении, трезвомыслящие сумасброды, сентиментальные циники, суетливые
пофигисты, взрослые дети - как вас назвать?
реплику мимо ушей. - Дружескими? Родственными? По-моему, вы давно уже
перешагнули "заветную черту", которая "есть в близости людей", и из
отдельных личностей превратились в диковинный единый организм.
буду с криками по ночам просыпаться.
инстинкт самосохранения. Сейчас мы разговариваем без свидетелей, и при
случае я смогу от всего отпереться. Но отпереться от слов, сказанных в
присутствии пяти человек, очень трудно, если вообще возможно.
близнецов?
медицинской помощи?
сразу: этим ты сильно усугубишь свою вину. Пятеро ни в чем не повинных людей
умрут от неутоленной жажды знаний. Неужели у тебя совсем нет сердца?
преступлении, которое только может совершить человек. Где твои отвращение,
негодование, ужас, наконец? Ты способна хоть в каких-нибудь обстоятельствах
проявить серьезность?
заставляй терзаться неразрешимой загадкой до конца наших дней.
кое-какие противоречия - грош ей цена.
Наоборот не получится.
присядем где-нибудь, и я расскажу все тебе.
убедить ребят в моей виновности.
преуспел, но сомнения он, возможно, заронил. Если я сейчас тебя выслушаю, а
потом перескажу твою историю ребятам, эти гипотетические сомнения могут и не
рассеяться. А вдруг я все это выдумала?
начнешь утверждать, что луна сделана из сыра. В любом случае у тебя нет
выбора. Раз Генрих выживет без медицинской помощи, я к вам не пойду. Так что
решай: либо ты выслушиваешь меня одна, либо я ухожу обратно в пансионат.
притулимся. Я согласна: признание в убийстве на ярком солнечном свету идет
вразрез со всеми литературными традициями.
устроились на валуне в тени здоровенной каменной глыбы. - Я только что
окончила ординатуру, вернулась домой, в Мичуринск, и устроилась на работу в
детскую городскую больницу. В той же больнице работал анестезиологом некий
Володя Абрамцев, парень, который учился в моем институте, но на два курса
старше. С ним же на курсе учился и Николай, которого ты видела. Оба они - и
Николай, и Володя - в годы студенчества ухаживали за мной, но одинаково
безуспешно. Николай казался мне чересчур слабохарактерным, а Абрамцев - до
отвращения себялюбивым. Как потом выяснилось, эта оценка была слишком
мягкой...
сбила машина. Не знаю, как получилось, что такой малыш оказался ночью на
улице, не знаю, как его умудрились сбить в городе, где и днем-то движение не
слишком интенсивное, но факт остается фактом: мальчика привезли, и он умер у
меня на столе. Во время операции. Конечно, я уже не раз видела смерть, в том
числе и смерть ребенка, но еще никто никогда не умирал у меня на столе...
слушаются ни ноги, ни руки. До конца моей смены оставалось еще два часа. Я
попросила Абрамцева - он дежурил вместе со мной и присутствовал на операции
- вколоть мне что-нибудь, чтобы можно было продержаться до конца смены. Он
отвел меня к себе в кабинет, усадил в кресло и сделал внутривенную инъекцию.
Буквально через минуту мне стало гораздо легче, но сознание как бы
раздробилось. Я воспринимала действительность фрагментами. Они были очень
яркими, очень четкими, но в целую картину никак не складывались. Я поняла,
что мне ввели наркотик, но не возмутилась и не испугалась - так мне стало
хорошо. И в это время привезли еще одного ребенка - девочку с гнойным
перитонитом.
провести операцию, но выхода у меня не было. Даже если бы немедленно вызвали
второго хирурга, он наверняка бы не успел. А у меня все-таки был шанс. Я
отправилась в операционную.
на место не было. Я изо всех сил старалась собраться, но затуманенный мозг
работал медленно, пальцы стали словно чужими. Девочка умерла.
ультиматум: либо я выхожу за него замуж, либо он рассказывает родителям
девочки, что я делала операцию в состоянии наркотического опьянения. На мою
угрозу, что я расскажу главврачу, кому обязана этим состоянием, он только
спросил с усмешкой: "А свидетели у тебя есть?"
никогда бы не уступила этому наглому шантажу. Но смотреть в обвиняющие глаза
раздавленных горем родителей... это было выше моих сил. Я согласилась стать
женой подонка.
нравственным извращенцем - садистом. Он никак не мог простить мне, что
когда-то я его отвергла, что вышла за него без любви, из страха перед
разоблачением. Он куражился надо мной, как мог. Это я еще могла бы понять:
оскорбленное самолюбие, желание взять реванш, унизить обидчика хотя и не
похвальные, однако достаточно распространенные чувства. Но моему мужу просто
доставляло удовольствие издеваться над людьми. Например, он завязал
переписку с Николаем, человеком, который безнадежно меня любил, и в письмах
рассказал ему историю своей женитьбы. Мало того, он подробно описывал, как
заставляет меня расплачиваться за проявленную некогда строптивость. Николай
позвонил мне на работу. Он был в ужасном состоянии. Кричал, грозил
Абрамцеву, чуть не плакал. Не знаю, как мне удалось его успокоить. Я
заклинала его ничего не предпринимать - ведь любые действия, направленные
против моего мужа, рикошетом ударили бы по мне.
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Никитин Юрий
Корнев Павел
Шилова Юлия
Соломатина Татьяна