некуда.
несчастному случаю и стихийному бедствию, но в конце концов, повздыхав,
смирились - в дочке они души не чаяли, что же делать, если нашла она себе
вместо нормального человека полусвихнувшегося урода, с которым страшновато
было в одной комнате сидеть, авось образумится, поймет со временем свою
ошибку, все и устроится, если только до тех пор этот черномазый
"интернационалист" всю семью однажды не перережет...
подобрала, растопила безудержными ночными ласками ледяную корку, сковывавшую
сердце Андрея. Впрочем, наверное, не до конца...
обличье, ночные кошмары полностью не прошли, но он уже постепенно к ним
притерпелся, да и Виолетта мгновенно просыпалась от его стонов и зубовного
скрежета, начинала целовать его, гладить, а потом обхватывала длинными
полными ногами и втискивала в себя до полуобморочного состояния...
работу, пришло из Москвы приглашение на свадьбу от Илюхи - они изредка
перезванивались, и Андрей знал, что у Новоселова с той самой Ириной с
журфака вышло все серьезно, - вот и говори потом про легковесность случайных
связей...
подозревавшей, что у него в Москве кто-то есть, и явное неодобрение
собственных родителей, справедливо предполагавших, что в столице,
встретившись с "боевыми друзьями", Андрей снова запьет...
однокурсники Новоселова, пришли и Гридич с Цыгановым, а из Армении прилетел
Армен Петросов. Была на свадьбе и Светлана. Обнорский хотел было подойти к
ней и извиниться за все, но Света с трогательным упорством делала вид, что
не замечает его, и Андрей принял предложенную модель поведения, решив не
ворошить прошлое...
совсем еще свежие воспоминания и не оставляла Илью ни на минуту...
нахлынувшим на него невеселым, пронзительно-ностальгическим мыслям
примешивалось странное предчувствие, что судьба окончательно разводит их с
Ильей и увидеться им уже не суждено...
Машей, отсутствие блата и репутацию, - в родную Советскую Армию. В конце
июля лейтенант Обнорский прибыл в Краснодар, где находился большой учебный
центр для курсантов и офицеров из "дружеских развивающихся стран". Виолетта
осталась в Ленинграде - ее родители легли костьми, но не отпустили дочку,
тем более что она с Андреем еще не была официально расписана. В Краснодаре
Андрей снова окунулся в родную и знакомую среду военных переводчиков - они
здесь в основном переводили лекции и практические занятия для курсантов и
офицеров из Сирии, Ирака, Ливии, Йемена и других арабских стран,
ориентировавшихся на Советский Союз.
отстойником - туда ссылали в основном невыездных офицеров, - но не выездных
не окончательно, а имеющих еще шанс искупить свою вину перед Родиной. "Вина"
эта заключалась либо в разводах (процентов восемьдесят офицеров
Краснодарского отделения переводов расстались по разным причинам с супругами
- у переводяг, надолго оставлявших свои семьи на период командировок, это
было нормальной, закономерной практикой), либо в залетах средней степени
глубины - чаще всего по пьянке Окончательно не выездные ехали южнее - в
учебные центры союзных республик, находившиеся на самом краю необъятной
советской империи. Про те места слухи ходили совсем жуткие, рассказывали,
что из тех "точек" в нормальную жизнь уже точно нет никакого возврата...
пьяно и если не весело, то, во всяком случае, куражливо.
намекнул Обнорскому после присвоения ему очередного звания - старший
лейтенант, что у него, в принципе, есть все шансы остаться в кадрах (то есть
служить не два года, а двадцать пять - до пенсии) и вновь поехать в
загранкомандировку, но все это будет возможным только после изменения
семейного положения Андрея - с "разведен" на "женат". Оставаться в кадрах
Обнорский не хотел, а вот съездить куда-нибудь на заработки совсем не
отказался бы - безденежье советского офицера его угнетало, учитывая то, что
в Краснодаре переводят мыкались по съемным углам и квартирам, остатков его
старлейской зарплаты с трудом хватало на еду. Ну и пили опять-таки... Те же
деньги, что были спасены в свое время Обнорским-старшим от пропоя, пошли на
приобретение в Ленинграде кооперативной однокомнатной квартиры в точечном
доме - из мебели там были лишь подоконники и газовая плита... Других же
способов заработать хоть какие-то деньги, кроме поездки в Арабию, Андрей не
видел - не с кистенем же по ночам на дорогу выходить, право слово... В
общем, в очередной приезд Виолетты в Краснодар (она время от времени
наезжала к нему на несколько дней, видимо продолжая на что-то надеяться)
Обнорский сделал ей официальное предложение...
сияла и щеголяла французским подвенечным нарядом, а на Обнорском вместо
положенного жениху темного костюма был парадный офицерский мундир. Смутно
было на душе у Андрея, чувствовал он, что опять делает что-то не то, но
утешал себя тем, что, во-первых, с Виолой ему очень хорошо в постели а
во-вторых, штамп о женитьбе делал его выездным. А любовь... Ну что любовь?..
Есть ли она вообще?.. Да и опять же - говорят, стерпится-слюбится...
немного "отогрелся", но полностью так и не отошел - страшные воспоминания он
научился от себя отгонять, но все равно что-то мешало ему жить, угнетало и
давило его... Он словно в какой-то момент потерял себя, погас... Когда это
случилось? Боялся Андрей сам себе отвечать на этот вопрос, гнал его от себя,
а все же казалось иногда: плюнь он тогда в госпитале в морду Грицалюку - не
точила бы его такая тоска. Если бы, конечно, после этого он остался жив.
даже в статусе законной жены переезжать к нему не стала - у нее была хорошая
работа, она преподавала иностранцам русский язык в Ленинградском
педагогическом институте, глупо было бы терять такое место...
ГУК, но вызов в "десятку" долго не приходил, видимо, в Генштабе все никак не
могли решить - выездной он уже или все-таки пока еще нет...
запас, а "десятка" все молчала. Андрей вернулся в Ленинград и начал думать,
как жить дальше. Перспективы были не очень радужными - найти хорошую работу
по специальности для арабиста в Ленинграде было делом сложным,
родители-инженеры ничем Обнорскому помочь не могли... Отношения с Виолеттой
пошли на постепенное охлаждение, казалось, что она, получив штамп в
паспорте, удовлетворила свои амбиции, добилась, так сказать, своего и
проявляла к Андрею все меньше интереса - и по жизни, и в постели, кстати,
тоже... Женщины не любят неудачников - это правило сурово, но в чем-то,
наверное, справедливо...
о смысле жизни. Чтобы занять себя хоть чем-то, он попробовал писать - начал
записывать какие-то переводческие байки, случаи из собственной службы в
Краснодаре. Запретной для изложения на бумаге оставалась только одна тема -
Йемен. Обнорскому казалось, что писать об этом у него не было права...
Андрей думал, что эта профессия особенная, только для избранных, талантливых
и очень-очень образованных людей. Таковым он себя не считал, но все же,
когда его отпуск уже подходил к концу, решил набраться наглости и попытать
счастья в ленинградской молодежной газете. В день, когда это решение
окончательно оформилось, он обнаружил у себя в почтовом ящике повестку. На
сером военкоматовском бланке старшему лейтенанту Обнорскому предписывалось
через три дня явиться в Москву в распоряжение командира войсковой части
номер... Андрей несколько раз перечитал повестку, пока до него дошло, что
его наконец вызвали в "десятку". Сказать, что он обрадовался, - все равно
что не сказать ничего. Обнорский снова был при деле, снова возвращался в
привычную среду.
предстоящей Андрею командировке, но совсем не бурно - Обнорский должен был
ехать на три года, и если она ехала с ним, то ей, конечно, предстояло
увольнение с работы. Время для размышлений у нее было - обычно жены
приезжали к мужьям не раньше чем через полгода после их прибытия к новому
месту службы...
военного специалиста: в Ливии у советских военных был несколько другой
статус, не такой, как в Йемене или, скажем, в Сирии, - советников не было,
были только специалисты, формально это означало, что советские офицеры не
имели права принимать никакого участия в боевых действиях, которые,
предположим, открывала против кого-нибудь Великая Социалистическая Народная
Ливийская Арабская Джамахирия. Фактически же ливийцы считали русских самыми
настоящими наемниками - на битаке каждого хабира или переводчика были
отпечатаны слова из "Земной книги" лидера ливийской революции Муамара
Каддафи: "Труд любого наемника, как бы высоко он ни оплачивался, всегда
остается лишь трудом раба". Местная сторона позволяла себе такие эскапады,
потому что платила за каждого военного или гражданского специалиста
реальными нефтедолларами, правда, сами "наемники" получали на руки лишь
десятую часть от той валютной суммы, что перечислялась за голову Советскому
Союзу. В отличие от Йемена Ливия была богатой страной, она стояла на
огромных нефтяных запасах, и это позволяло ливийцам презрительно относиться
ко всем иностранцам вообще и к советским - в частности.