со связным было делом рискованным - оба они тут как на ладони; никаких
скамеек и в помине нет; а если связник таскает за собой наружное
наблюдение, провал неминуем.
односторонняя информация мало что давала. Это как класть кирпичную стену с
завязанными глазами - развалится.
Центру, что в самом городе моста нет, а встречаться на Саве равносильно
самоубийству. Но тем не менее Штирлиц не изменил своей многолетней
привычке, приехал загодя и сразу же заметил у моста одинокую фигуру в
белом макинтоше с поднятым воротником, в шляпе, нахлобученной на глаза, и
со свертком в правой руке. Человек вел себя странно, суетливо расхаживал
вдоль дороги, не выпуская из левой руки руль старого велосипеда.
осторожно открыл дверь. С реки поднималась студеная, густая, пепельная
прохлада. Вода была черной, дымной, и гул от мощного течения единой,
властно перемещающей самое себя массы был постоянным, похожим на работу
генератора. Тем не менее дверцу машины Штирлиц закрывать не стал, чтобы не
было лишнего, чужого звука.
свертком в руке.
встречал. Определил он это по тому, как человек вертел шеей, и по тому
еще, как покашливал, а то, что он покашливал, видно было по тому, как
подрагивал макинтош у него на плечах.
каждый раз покрывался холодным медленным потом, оттого что он, как никто
другой, знал всю ту сумму случайностей, которые могут привести разведчика
к провалу во время встречи со связником. Причем, как правило, опасность
могла исходить именно от связника, потому что у того имелись контакты с
радистами, а уж как охотится контрразведка за передатчиками, Штирлицу было
очень хорошо известно, поскольку несколько месяцев он работал в "группе
перехватов".
потом, чувствуя (на часы он мог и не смотреть, в эти мгновенья секунды
тащились медленно и четко и пульс надежнее минутной стрелки отсчитывал
время), что пора подойти к связнику, обернулся, увидел этого человека, и
все тело его начало деревенеть - перед ним был приват-доцент Родыгин, с
которым познакомил его Зонненброк в доме генерала Попова. Штирлиц хотел
было уйти, но потом решил, что это может показаться странным Родыгину,
смотревшему на него широко раскрытыми, остановившимися глазами, и, чуть
приподняв шляпу, сказал:
ночную природу.
спросил Штирлиц, машинально повторив слова пароля, не желая даже делать
этого, но повинуясь какой-то странной догадке.
вымучить улыбку на побелевшем своем лице: - Хотя, скорее всего, они
выбирают другое место, здесь слишком илистое дно.
же чувство испытал Родыгин, потому что тяжело обвалился на раму своего
велосипеда. И Штирлиц вдруг рассмеялся, представив их обоих со стороны.
Штир...
чтобы ушел... Черт дернул Зонненброка взять меня к Попову!"
из Центра?
немец, господин Штирлиц!
шифровку и назначайте следующую явку.
он повел бы себя так же, окажись на месте Родыгина, и сказал
примирительно: - Хорошо. Не сердитесь. Пошлите запрос в Центр: "Можно ли
верить Юстасу?" И дайте описание моей внешности. Хотя нет, этого не
делайте - если ваш шифр читают, на меня можно готовить некролог.
толк не возьму, абракадабра какая-то. Едем лучше в город, выпьем
что-нибудь, я знаю отменные кабачки.
перепугались, я понял, что вы именно тот, кто должен прийти ко мне на
связь. Я рискую не меньше, чем вы, а больше. Но я поверил вам сразу же,
как только вы произнесли отзыв. Если вы по-прежнему сомневаетесь,
запросите Центр. Можете изменить вопрос: "Разрешите верить Юстасу, который
говорит, что он Максим". Только, бога ради, фамилию мою в эфир не
пускайте. И давайте увидимся позже. В два часа, например. Центр вам
ответит сразу, они ждут моих сообщений. - Штирлиц передал Родыгину пачку
сигарет. - Здесь вы найдете текст. Передайте немедленно. Ясно? И если вам
ответят, что верить мне можно, приходите в кабаре "Эспланада", я буду
ждать вас до утра.
напрокат в гостинице, и, скрипуче, на скорости развернувшись, поехал в
город.
Сталина, который сказал нахмурившись:
могут. Я не Гитлер, на кофейной гуще гадать не умею, я должен знать
правду, прежде чем принять решение.)
квартиры радистов, донесение Штирлица тщательно изучалось в Москве,
сопоставлялось с донесениями, полученными из других источников, прежде чем
быть перепечатанным и отправленным с нарочным Поскребышеву в Кремль.
каждого, входившего в полутемный зал. Он попросил громадную официантку с
вываливающейся грудью и бочкообразным задом принести бутылку самого сухого
"горского" вина и соленого сыра.
вино. Лучше я принесу вам "Весели Юри", это красное вино из Далмации, и