блеске окрестность как бы разрасталась - в позолоченных скалах показались
синие полосы оврагов и ущелий; свет был такой яркий, что невооруженным
глазом виден был каждый камень на другом берегу озера. В большую подзорную
трубу на треноге мы видели с палубы - ракеты, как Солтык и Райнер входят в
залив и поднимаются на возвышенность. У каменного ребра Лао Цзу задержал
их, а нам сообщил, что гравиметр указывает на колебания силы поля. В ту же
минуту воздух над берегом начал перевиваться, как гнутое стекло; в нем
повисали разноцветные плоские радуги, медленно опускавшиеся на поверхность
воды, а контуры дальних скал трепетали, как коптящее пламя, и их окружала
светлая каемка. Через некоторое время все успокоилось, и наши товарищи
смогли приступить к работе. То один, то другой спускался к пристани и,
нагруженный тяжелым прибором, карабкался вверх, исчезая в лабиринте
выветрившихся обломков. Через четыре часа место на наблюдательном пункте
занял Райнер, а вглубь местности пошли Лао Цзу и Тарланд. Солтык, приплыв
в моторке, сообщил, что вблизи Белого Шара радиосвязи мешает сильный гул
токов. Все работавшие на берегу были вооружены сигнальными ракетницами для
связи с наблюдательным пунктом, если радио откажет.
почти полуторакилометровым кругом. Каждые два часа их нужно было обходить,
вынимать пленки с записью токов и закладывать новые. В восемь часов мы
привезли первую партию и тотчас же отправили их в кабину "Маракса". Через
два часа на берег поехали Райнер и Солтык; они выполнили свое задание без
всяких помех и привезли следующую партию пленок. Если Арсеньев не сидел с
Чандрасекаром у "Маракса", он выходил на палубу, чтобы проверить показания
главного гравиметра. Кончался десятый час земного вечера; солнце
просвечивало сквозь легкие перистые облака, а вода в озере стояла так
неподвижно, что внутри ракеты не ощущалось ни малейшего колыхания. Когда
очередь снова дошла до нас с Осватичем, высоко среди каменных шпилей,
повыше невидимого с озера Белого Шара, в воздухе образовалось размытое
мутное облачко, словно перед началом смерча. Лао Цзу, находившийся на
наблюдательном пункте, задержал нас у берега, выпустив три красные ракеты
и одну дымовую. Похоже было, что Белый Шар начинает пробуждаться: от озера
долетали все более сильные порывы ветра, а температура береговых скал за
несколько минут поднялась градусов на двадцать. В то же время гул токов
мешал радиосвязи на расстоянии свыше нескольких метров. Напряжение поля
поднялось несколькими небольшими скачками, но потом установилось. Физик
сигнализировал нам, что можно идти. Мы взобрались на скалистое ребро. У
самой его грани стоял первый аппарат, укрытый маленьким парусиновым
шатром; сменив пленку, что заняло несколько минут, мы двинулись дальше. С
вершины возвышенности открывалось большое пространство. Воздух был очень
прозрачный, только самые дальние вершины были окутаны легкой дымкой. Вдруг
я остановился: на лежавшей у наших ног изрезанной складчатой каменной
равнине ничего не было, - торчали только каменные шпили, виднелись груды
песка и выветренные глыбы.
глыба под тремя шпилями была справа от Шара, а те конусы - слева... а
теперь глыба совсем рядом с конусами... там даже нет свободного места...
Где же стоял раньше Белый Шар? Если бы даже он упал, то осталась бы яма,
пустое место!
гравиметра, казавшегося отсюда не более спичечной головки. Я попытался
вызвать физика по радио, но услышал только частые, как пулеметная пальба,
потрескивания. Тогда я выпустил одну белую ракету и две дымовые, что по
условленному коду означало: "Можно ли идти дальше?" Прошла добрая минута,
пока вдали поднялась зеленая звездочка, повисла в воздухе и медленно
опустилась, сдуваемая ветром на озеро.
оба удивленно вскрикнули: Белый Шар стоял среди скал огромным светлым
куполом, окруженный широкой полосой.
сказанное, и стал спускаться. Все осциллографы были соединены между собою
тонким кабелем, синхронизировавшим их показания, и мы пошли вдоль белого
провода, то поднимаясь на груды камней, то спускаясь с них. У каждого
аппарата мы задерживались: я вынимал барабан с заснятой пленкой, а Осватич
закладывал новый из запаса, который был у него в рюкзаке. Меньше чем за
час мы обошли девять аппаратов. Путь к десятому вел по верху каменной
возвышенности. Слева поднималась над кремнистыми шпилями вершина Белого
Шара, справа склон был вдавлен, как корыто: это углубление было наполнено
грудами камня и походило на заброшенную каменоломню. Я случайно взглянул
туда - и остолбенел. Внизу, метрах в ста от меня, на большом камне сидел
кто-то - темная, коренастая, совершенно неподвижная фигура. Осватич,
шедший впереди меня, отдалился шагов на двадцать. Я окликнул его; он
обернулся и тоже остановился, как бы растерявшись. Перепрыгивая через
наваленные камни, не задумываясь, кинулся я вниз. На миг я потерял фигуру
из виду, а когда приблизился к ней настолько, что смог разглядеть ее как
следует, то убедился, что это вовсе не человек. Большая, продолговатая
глыба неправильной формы упиралась в плоский валун. Свет ярко отражался от
ее блестящих темных граней. Странно было, что даже издали я принял ее за
человека, - только если смотреть сверху, она была немного похожа на
склоненный торс.
смотрел в мою сторону; конечно, он меня не слышал, так как электрические
помехи были очень сильны. Я махнул ему рукой, показывая, что ошибся. Он
повернулся и пошел дальше. Неподалеку из-за каменной пирамидки торчала
верхушка палатки над десятым осциллографом.
шаг, но не остановился. Его темный силуэт выделялся на светлом фоне Белого
Шара.
искривилось и присело, словно я увидел его отражение в неожиданно
согнувшемся блестящем жестяном листе. Потом все заволновалось и вернулось
в прежнее положение. Я стоял как вкопанный. Осватич исчез. Только что я
видел его движущуюся спину, блеск его шлема; он ступил на большую плоскую
глыбу серебристого камня, сделал шаг или два и... исчез, словно
растворился в воздухе. Несколько секунд я стоял окаменев, потом пустился
что было сил к этому месту.
по каменным глыбам, наваленным у гребня возвышенности, и, наконец,
очутился наверху. Поверхность этой большой плиты, наклоненной в мою
сторону, была покрыта как бы крупным инеем и потому так блестела. Она вся
заросла мелкими хрустящими кристаллами. В одном месте я увидел на ней
длинную беловатую черту. Камень был довольно мягкий, и шип башмака
оцарапал его. Я подумал, не спрыгнул ли Осватич на другую сторону. Там
была ниша, образованная двумя опиравшимися друг на друга скалами; она была
совсем светлая и внутри усыпана мелким гравием, на котором валялось
несколько крупных, совершенно черных валунов величиной с буханку хлеба.
скрыться в нише: путь туда вел через одну из высоких глыб, и я непременно
увидел бы, как он на нее взбирается. Я ни на миг не спускал глаз с этого
места, могу поклясться в этом! И все-таки его не было. У меня опустились
руки, - искать попросту было негде, но я все же бегал среди камней и звал
его. В ответ был слышен только треск электрических разрядов. Я вернулся на
гребень возвышенности, чтобы сигнализировать. Поднимая пистолет, я
заметил, что Белого Шара тоже нет: он снова исчез, как в тот раз, когда мы
с Осватичем стояли над долиной. Раньше он заслонял вид на склоны, в
которых открывалось большое ущелье; теперь устье ущелья было ясно видно.
удара в челюсть. Мне хотелось бежать на помощь Осватичу, бороться с
опасностями, которые ему угрожали, но не было ни Осватича, ни какой-либо
явной опасности. Я выпустил красную ракету, чтобы оповестить, что
произошел несчастный случай, а потом сел на край серебристой плиты и,
свесив ноги, следил, как на холмах появились два черных медленно ползущих
пятна: два человека в скафандрах. Они быстро поднимались, где могли,
бежали, потом исчезли за кремнистыми шпилями и только через сорок минут
очутились около меня. Это были Лао Цзу и Солтык. Узнав, что случилось,
инженер вскочил на край плиты и закричал:
камне.
наискось шла белая черта. И только...
могло быть.
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Конан-Дойль Артур
Конан-Дойль Артур
Каменистый Артем
Махров Алексей