десяти от дома - были надежно укрыты толстой полиэтиленовой пленкой. Я
набрал полное беремя, бегом вернулся, с грохотом ссыпал их у камина; грохот
падающих на пол дров в сырую погоду звучит обнадеживающе. Дрова были сухими.
Они загорелись быстро, камин, как и встарь, чуть подымил, но, согревшись,
перестал.
добросовестно. Не сказать, чтобы его распирало изнутри, но кое-что все же
там было. Хлебный ящик стоял на кухонном столике. Я открыл его и на ощупь
попробовал залежавшиеся в нем полбатона.
выпила бы. От простуды.
отвечу... - я заглянул в банку, - отвечу кофием.
достаточно, я думаю. Я придвинул к камину маленький столик, поставил
тарелки, положил вилки, ножи и наконец-то сам уселся рядом с Ольгой, и тепло
коснулось моей кожи мягкой кошачьей лапкой.
воспоминаниям) кубинского рома - ничего другого в запасах Лидумса не
обнаружилось, - потом мы сидели рядом к смотрели в огонь, и нам было хорошо,
как только может быть хорошо людям, пришедшим с дождя и наслаждающимся
самыми простыми и главными в мире первобытными удовольствиями: ощущением
сытости, тепла, сухости и близости человека, с которым хочешь быть близок.
сближает, как хлеб, у костра не сидят с врагами. Но цену костру знает не
каждый. Туристы, например, хотя и пользуются огнем, не имеют подлинного
представления о том, что же такое костер, он никогда не был для них тем, чем
бывает для охотников, геологов, солдат или терпящих бедствие: жизнью и
счастьем.
учения отличаются от войны. Но мороз и снег по пояс или, в лучшем случае, по
колено - не условны: они настоящие, добротные, условкости присущи только
человеку и созданы им, а у природы все - настоящее. Снег подлинный, и это
чувствуешь, когда машины, свернув с дороги, начинают буксовать, и на
исходные позиции мы поспешаем уже в пешем строю; когда выдвигаешься
по-пластунски на рубеж атаки (снег в голенищах, в рукавах, под шинелью и
вообще везде, где можно и где нельзя), и когда, наконец, подана команда "В
атаку, вперед!", и стрелковая цепь поднимается... "Быстрее! Быстрее!"-
кричат командиры, и ты подгоняешь свой расчет и бежишь сам, кажется, уже из
последних сил... В голенищах и за пазухой талая вода, вокруг губ - иней, а
лицо горит, ты идешь в атаку, останавливаешься, стреляешь - из станкача
невозможно стрелять на ходу - и снова бежишь, догоняя цепь, и так до самой
команды "Отбой!", которая на этот раз означает не сигнал ко сну, а окончание
дня учений...
Соловьем-разбойником посвистывает ветер. Шинель, похоже, подменили - вместо
суконной кто-то подсунул деревянную, она не гнется, а на совесть
промороженная, стоит коробом, того и гляди сломается при неловком движении.
Кухни уже ждут, но на всю ночь едой не согреешься, и чаем тоже, сколько его
ни выпей. Корявыми пальцами ищешь на себе ложку, и на миг пронзает страх:
потерял!.. Но нет, вот она! личное кухонное оружие, универсальное и
незаменимое... Ужинаем уже в полной темноте, стараясь не пронести мимо рта,
а пока несешь от котелка ко рту, каша успевает остыть, так что ешь ее едва
тепленькую, а мороз, пощелкивая, набирает обороты и ты понимаешь, наконец,
что дотерпеть до утра будет куда сложнее, чем сходить в атаку хотя бы и по
такому снегу. Снега, кстати, наверняка прибавится: тучи лежат низко и
чувствуется, что им вот-вот надоест сдерживаться, и они пойдут обстреливать
нас белыми хлопьями. Не будь туч, мороз дал бы еще не такой жизни: зима в
этом году холодная. Но тучи спасают не только от арктических приветов:
погода явно нелетная, авиация условного противника выключена из игры, и
поступает разрешение разводить костры и греться.
зажигалке, перебрасывается на клочок газеты, пожертвованный для святой цели
кем-то из курильщиков; потом загораются прутики, потом прутья, сучья, а
кто-то уже волочит сухую лесину, и не успевшие уехать повара одалживают
топор. Вот уже пламя гудит, как в аду, пожарная охрана, пожалуй, стала бы
возражать, но она далеко. Костер, к тому же, горит в яме - прежде чем
разжечь его, пятачок очистили от снега до самой промерзшей земли, иначе
пламя захлебнулось бы в воде. Правее загорается еще один костер, левее -
другой, запас топлива все растет, солдаты не ленятся, хотя лишь недавно,
кажется, едва волочили ноги. Становится, наконец, возможным рассесться
вокруг костра и блаженно ощутить, как отогревается шинель, как тепло
проникает под гимнастерку, под белье теплое и нательное, как начинает
высыхать пот пополам с натаявшим снегом, - спина, правда, еще мерзнет, ты
еще не пропекся насквозь, но спина потерпит, со временем высохнет и она.
Наиболее разумные разуваются, и от портянок идет густой пар, а молодые суют
ноги в сапогах чуть ли не в самый огонь...
дешевую трубку, прикурить от прутика или уголька и бездумно глядеть в огонь,
ощущая ту полноту счастья, радость существования, которую, наверное, ощущают
растения, когда после пасмурной холодной погоды вдруг появляется солнце и
соки убыстряют бег. Оружие, составленное в пирамиды поодаль (металлу вредно
оттаивать), потихоньку покрывается снегом, время от времени дневальный
смахивает его, мечтая о минуте, когда сменят и он займет освободившееся
место у огня. Агитатор читает вслух газету, ты лениво слушаешь, и тебе
кажется, что все в мире должно быть в порядке, потому что здесь горит
костер, портянки уже почти совсем просохли, и махорка сегодня вкусна до
невозможности ...
огонь - это эмоция, тогда как центральное отопление - всего лишь технология.
Огонь общается с тобой, потрескивая древами, - это его слова, - и
прикасается теплом к коже, будто прося внимания, а радиаторы лишь нагревают
воздух, они - словно витамины в таблетках, которые, сколько их ни будь
напихано в один маленький шарик, не заменят живого помидора или яблока; есть
разница, общаешься ли ты с природой, с естеством - или с производными НТР.
возникло это слово, я приподнял руку и коснулся руки Ольги, коснулся мягко,
как огонь издалека, словно один из нас был костром, а другому надо было
согреться - или сгореть.
его настало, как только мы переступили порог дома, где оказались вдвоем, а
весь мир остался где-то в стороне.
Его больше нет. Я только что попрощалась с ним. Есть только будущее. Оно
рождается в этом вот огне. Завтра. Через год. Через десять. Я вижу его
ясно...
огнем, была тугой и розовой, блики играли на лице, и казалось, что она
улыбается, но она была серьезной.
Беспокоит ...
которого разговор сам собой угаснет, потому что невозможно оживить его
назойливыми: "Нет, все-таки... Я же вижу..." Но Ольга ответила иначе:
надо потом говорить о женской мнительности, подозрительности,
неуравновешенности - одним словом, обо всем, что говорят в таких случаях,
чтобы только не признать, что мы обладаем более точной интуицией. Мужчины,
разумеется, считают себя горячими сторонниками рассудительности и логики.
уважением.
серьезно ... Только не говори: "Мы знакомы лишь пару дней", и так далее.
Можно быть знакомым с человеком десятки лет и относиться к нему никак.
отношусь к тебе серьезно? Но вот ты? Для меня очень важно знать, как
относятся ко мне, как и - почему, то есть насколько это серьезно.
Комплекс неполноценности - разве это возрастная болезнь? Как я отношусь к
тебе - чтобы судить об этом, ты знаешь достаточно. Я ведь здесь! Почему? Для
начала - ну, хотя бы потому, что тебе со мной лучше, чем без меня. Я тебе
нужна. А для нас многое начинается именно с желания, с потребности быть
нужной. Только не воображай, что такое чувство было присуще лишь эпохе
неравенства. Равенство - не подобие, это разные вещи, и сегодня} как и