Орфею зажженную лампу.
захлопывающихся позади него дверей. Но звуки постепенно становились все
глуше. Наконец наступила тишина. Такая полная, какой не было даже в
каменной келье.
слова через определенные промежутки семь раз.
более и более круто спускаясь вниз. Наконец перед Орфеем разверзлась
воронкообразная пропасть. Все дороги назад были отрезаны, и он с
замиранием сердца шагнул к бездне. На самом краю провала он увидел висячую
лестницу. Лег на пол. Нащупал ступеньки ногами и стал медленно спускаться.
Когда его нога, не встретив ступеньки, повисла в пустоте, он впервые
решился заглянуть вниз. Под ним чернел бездонный колодец. Крохотная лампа
бросала бледные блики в вечную ночь.
раньше не хотел верить, предупреждения жрецов, которым не внял.
душу отчаяние, он увидел еле заметное углубление в стене. Цепляясь одной
рукой за лестницу, он сунул в отверстие лампу и заглянул туда. Но порыв
ветра задул огонек, и Орфей оказался в кромешной мгле. Тогда он бросил
лампу и, нащупав руками отверстие, осторожно ступил. Сделав несколько
робких шагов, он опустился на пол и пополз, руками ощупывая путь. Так
дополз он до лестницы, которая спирально подымалась куда-то вверх.
перестал сознавать, давно ли находится в подземелье. Иногда ему казалось,
что очень давно. Почти всю жизнь.
болезненно-зеленоватый, как плесень на стенах пещер, он с каждой новой
ступенью становился все белее и ярче. Лестница привела Орфея к бронзовой
решетке, за которой была широкая галерея, поддерживаемая кариатидами,
держащими в руках хрустальные лампы.
медленно раскрылись, и он пошел вдоль галереи между двумя рядами
символических фресок. В каждом ряду он насчитывал по одиннадцати
алебастровых досок. Вырезанные на них фигуры и иероглифы были расцвечены
золотом и яркими красками.
прочел Орфей, когда его глаза немного привыкли к свету.
запечатленным на этих стенах. Но сперва подкрепись немного. - Жрец дал ему
горсть фиников и чашу с холодной водой. Орфей молча поблагодарил его и
присел на каменную ступеньку. - Под каждой из этих таблиц, - сказал жрец,
- ты увидишь инкрустированные ониксом знак и число. Эти двадцать два
символа изображают двадцать две первые тайны эзотерической науки. Это
абсолютные принципы, ключи к той великой мудрости и власти, которую дает
сосредоточение воли. Думай о вечности, и ты постигнешь смысл священных
символов.
буквами священного языка и с числом, отвечающим каждой букве. И числа и
буквы выражают троичный закон, который находит свое отражение в мире
божественном, в мире разума и в мире физическом. Подобно тому как палец,
ударивший по струне теорбы, пробуждая одну ноту гаммы, заставляет звучать
и все близкие ей тона, так глаз твой, созерцающий число, и голос,
произносящий букву, и ум, сознающий все ее значение, вызывают силу,
которая отражается во всех трех мирах.
белом облачении, с золотой короной на голове и скипетром в левой руке.
скипетр - власть. Это А, ей соответствует единица, - абсолютная сущность,
из которой происходят все существа, и единство чисел, и человек - вершина
земных существ... Я разрешаю спросить меня, если тебе не все понятно.
знание тайной азбуки поможет мне проникнуть в мир теней.
власть и над страной мертвых. Перейдем теперь к следующей таблице.
священных символов, смотрел на бесстрастные лики богов. Его сознание было
темно, как подземные коридоры. Только иногда вдруг вспыхивал какой-то
огонь неожиданных идей, образов, странных аналогий. Тогда ему начинало
казаться, что он близок, необыкновенно близок к пониманию внутренней сути
вещей. Что вот-вот оборвется темная завеса, из-за которой хлынет
всепоглощающий свет.
которая, соединившись с волей божественной, вступает еще в этой жизни в
круг силы и власти над всем сущим и всеми вещами.
стремится лишь узнать, как именно можно соединить свою волю с
божественной. И вдруг он подумал, что жрец ничего не сможет ответить ему
на это. Жрец и сам не знает этого. Он в плену у мертвого знания, ключ к
которому давно утерян. Ведь и в греческих храмах говорят о всетворящей
воле, но никто не может вызвать ее из внутренней сущности мироздания. В
древности египетские и халдейские жрецы могли творить чудеса, теперь
остались только таблицы, которые никого не могут научить. Впрочем, и
раньше, возможно, жрецы тоже ничего не умели. Это только миф, только
красивая и манящая легенда. Они знают о стране мертвых больше, чем о
соседних с Египтом Ниневии или Сидоне, но никто из них не хочет умереть до
срока. Цепляются за жизнь, будто их ждет Эреб, а не свет Озириса. Да и
бессмертия, которое иногда даруют боги героям, ни один из магов еще не
сумел добыть... Неужели все это только страшный самообман, неведение
богача, чье золото превратилось в золу? Но он же видел свою Эвридику! Она
приходила, когда он заснул, надышавшись серных испарений ада. Это же был
не просто сон! Он чувствовал ее дыхание, и она говорила с ним. Говорила!
к тебе. Пришла, твой зов услышав. Знай, я живу сейчас не в огненных
пещерах. Эреб - обитель мрака - мой удел. Кружусь я меж землею и луной.
Немые и холодные пространства и зыбкая граница двух миров. И плачу я.
ржавчина. Она разъедает железо, но не смеет тронуть благородный металл.
Его сердце из железа. Только слепая вера может укрепить его. Если он не
обретет в этом храме великой мудрости, то навсегда потеряет Эвридику. А он
позволил себе думать о чем-то другом, кроме тайного смысла букв и чисел,
дал волю сомнению, ослаб в вере. Только бы жрец не заметил его слабости.
Слепое послушание. Самозабвенная вера (запись на полях лабораторной
тетради).
объяснение. - Теперь подойди сюда. - Он указал ему на толстую колонну,
сделанную в виде цветка лотоса.
оказался в полной темноте. Пол под ним начал падать, и он почувствовал,
что летит куда-то вниз. Наверное, мудрый жрец все же понял, что он не
крепок духом, и решил вышвырнуть его из храма, как гнилой плод, который не
даст ни услады, ни зеленого побега. Но только Орфей успел это подумать,
как падение прекратилось. Перед ним был узкий коридор, в конце которого
полыхало пламя.
сквозь огонь, как по долине роз.
увидел, что костер - всего лишь оптический обман, создаваемый
переплетением горящих смолистых веток, расположенных на проволочных
решетках косыми рядами. Он быстро миновал огонь, успев почувствовать его
жар только на щеках своих.
последними вспышками угасающего огня, проползти сквозь затянутый паутиной
туннель и пройти мимо деревьев, с которых свисали ядовитые черные уреи.
чаще думал о том, что не познает здесь никаких сокровенных учений, а Книга
Мертвых, к которой он так стремится, на самом деле окажется лишь сводом
мнимомудрых мифов. И лишь надежда хотя бы еще раз в этой жизни увидеть
Эвридику заставляла его преодолевать испытание за испытанием. Но потом и
надежда ослабела, как стократно преломленный свет, просачивающийся в
подземелье из каких-то тайных ходов.