взору предстал пустынный коридор. Бог мой, теперь он не сможет общаться с
людьми! Они так скоропалительно сокращаются на его глазах, что он не
успевает даже заметить, кого молниеносно уменьшил. Так можно уменьшить и
самого...
почем зря, нисколечко не стесняясь того, что уменьшенные сотрудники
обладают вполне нормальным слухом. Что же получается? Подрыв авторитета?
рявкнуло лицо.
ничего себе не значащий живчик, на который в другой ситуации он внимания
не обратил бы и значения ему не придал, но сейчас... Ивана Фомича потряс
озноб. Как пойти на это? Ведь высшая инстанция...
Фомич и пристально взглянул на лицо, процедив сквозь зубы:
слабость. И тем не менее он упорно продолжал уменьшать лицо. Это был миг
утоления жажды. Чувство всепобеждающей власти остро и больно пронизало все
его существо. На лбу выступили крупные градины пота, он криво улыбался
мертвыми, бескровными губами. Он, который всю жизнь подхалимничал перед
вышестоящими, вознесся в заоблачные высоты Сопротивления и Несогласия. Ему
было плохо, очень плохо, но он уже не мог остановиться. Лицо из высшей
инстанции уменьшалось, его зычный рев перешел в теноровое журчание, затем
в повизгивание, писк, и... все. Лицо перестало существовать.
неподражаемом ореоле великой Уменьшающей Силы. Он вышел во двор и глянул
на Москву глазами Наполеона.
автомашинам.
за институтской оградой.
здания. Волна самоуважения захлестнула его и понесла на своем гребне,
гордая, могучая.
дураки! Вы, и вы, и вы, и вы - все вы берегитесь Ивана Фомича. Он может.
Раньше не мог, а теперь может. И плохо будет вам, если вы осмелитесь. Он
вас всех уменьшит.
присмотрелся и узнал в нем своего лаборанта.
понадобились директору. Поднимитесь, пожалуйста, в его кабинет.
понадобиться самому себе? Глупый парадокс. Он никогда не был нужен самому
себе. - Какому директору?
приказал ему уменьшиться. Но тот почему-то не уменьшался. Он стоял,
вытянувшись во все свои сто семьдесят восемь сантиметров, и нагло глядел в
глаза.
коридорам и лестницам ходили, говорили и улыбались молодые и немолодые
сотрудники обоих полов. Ничто не говорило о том, что несколько мгновений
назад они были уменьшены до нуля.
ступеням.
героев нашего повествования после того, как Мильч нанес злополучный удар
кувалдой по Черному ящику. И сам Мильч тоже не избежал последствий своего
необдуманного поступка.
Черного ящика.
предохранители, пробивались конденсаторы, рождая протяжный, высокий,
тоскливый вой. Возможно.
языке и обращенная к человечеству, единственным представителем которого в
данный момент, к сожалению, являлся Мильчевский Роберт Иванович. Все может
быть. Что мы знаем о Черном ящике? Ведь наше знание о нем представляет тот
же Черный ящик, и любое объяснение здесь одинаково неуместно. Во вселенную
можно швырять булыжники, планеты и галактики, и это не скажется на ее
плотности.
далекое, как умирающее в горах эхо.
сразу же отдернул руку. Чудовищно горячо! Так ящик еще не нагревался.
Никогда он не был так раскален. Никогда!
чемодан.
углах, вмятина над замком, захватанная, изношенная ручка на ржавых
кольцах. Бесконечно знакомая ручка, бесконечно знакомый чемодан. Мильч
усмехнулся.
сейчас он был совершенно спокоен. Он ничему не удивлялся. Да и что могло
бы его удивить?
готов был в ней покорно участвовать и исполнять все, что ему прикажут;
хотя - смешное дело! - кто мог бы ему приказывать? Ведь в лаборатории был
только он один. И все же его не оставляло ощущение, будто все происходит
не совсем по его воле, а как бы со стороны. И тем не менее Мильч
успокоился, узрев перед собой чемоданчик: старый добрый чемоданчик,
сослуживший хорошую службу валютчикам. Он не раз бывал в руках потерявших
ныне свободу передвижения Патлача и Антона. Говорят, его даже касались
пальцы самого Турка... Одним словом, это был славный трудяга, и Мильч
умилился этой встрече. Руки сами потянулись к вожделенной добыче. Замок
щелкнул, но...
пустоту. Чемодан был пуст. Там лежала лишь сложенная вдвое бумажка.
ругательство, Роберт развернул листок. На левой стороне его отливали
тисненые золотом буквы: "Пригласительный билет".
платья.
вторые руки не подлежит.
и стал на эскалатор. Он не ощущал вкуса мороженого, не чувствовал толчков,
почти ничего не видел. Ему было тревожно: он готовился к встрече с
неизвестностью. "Личная безопасность не гарантируется". "Личная
безопасность..." Эта фраза сидела в мозгу прочно, как корешок сломанного
зуба в челюсти. Глупость какая-то, личная безопасность не гарантируется, а
что гарантируется... общественная, что ли? И что может произойти в
универмаге? С точки зрения инженера техники безопасности, универмаг не
является объектом, чреватым серьезными травмами. Ну, отдавят ногу, прижмут
малость, что еще? Мильч успокаивал себя, но тревога не уходила. Он глотал
мороженое, словно надеялся заморозить страх.
ехидную улыбочку.
речь идет о Солнечном, и я прошу вызвать именно этого товарища.
махнула рукой куда-то в угол. Мильч посмотрел: там в очень нелепой позе
стоял молодой человек с чистой розовой кожей и кофейными волосами.
послышались возгласы покупателей: "А почему без очереди? На каком
основании? Своих небось из-под прилавка обслуживаете!" - и что-то еще,