Навершие знамени от удара в дверь согнулось пополам.
порезвее! Показал бы я тогда некоторым, кто здесь настоящий рыцарь.
стал, а просто собрал свои вещички и, ни с кем не попрощавшись, покинул Дом
литераторов. Впоследствии в контактах с рядовыми писателями-фантастами он
замечен не был.
ночь, и яркие южные звезды заглядывали в окно, заинтригованные, очевидно, таким
количеством пустых бутылок.
возобновить прерванное занятие (то есть сон), но тут ощутил под боком какие-то
посторонние предметы.
жизни. С таким весомым взносом его могли принять в любую компанию.
Кого-то другого, возможно, это обстоятельство и остановило бы, но Костя уже
завелся.
одну общую конструкцию, по которой можно было передвигаться не только
влево-вправо, но, при определенной ловкости, еще и снизу вверх.
собственным возможностям отсутствовало напрочь. Сейчас он не побоялся бы
залезть даже на Эйфелеву башню.
другого, он обследовал почти весь свой этаж. Свет не горел ни в одном из
номеров, а попытка открыть первую попавшуюся дверь вызвала внутри дикий женский
визг.
с этажа на этаж. Поднимаясь все выше и выше, он по пути сшибал цветочные вазоны
и обрывал веревки, на которых сушились всякие купальные принадлежности.
когда под воздействием свежего воздуха немного протрезвел и начал осознавать
всю опасность своих альпинистских упражнений.
угадывались силуэты двух людей, сидевших за столом друг напротив друга. Их
негромкий разговор сопровождался звоном стеклянной посуды. Похоже, что Костя
попал по назначению.
головой. Дверь немедленно открылась, и Костю безо всяких китайских церемоний
впустили внутрь. Возможно, обитатели номера полагали, что это из-за дальних
морей к ним прилетела синяя птица счастья
визитом, однако вида старалась не подавать.
столь же прозрачного, как и оконная штора.
деле поверил в высокое предназначение Костиного таланта, а возможно, просто был
рад оттянуть момент физического сближения с любвеобильной Элеонорой.
конечно, придумать не мог.
несмотря на свою эффектную внешность, закончившая полный курс филологического
института. - Прошу присаживаться.
изысканного вина, рядом с которой Костя торжественно водрузил два своих
плебейских пузыря.
Элеонора только помочила в водке свои сочные губы.
причем Топтыгина он хвалил за исключительные душевные качества, а Элеонору - за
телесную красоту.
их непосредственными адресатами. Зато упоминания о творческих успехах Топтыгина
вызывали у Элеоноры ироническую усмешку. Он, в свою очередь, откровенно
хмурился, когда речь заходила о женских прелестях Элеоноры. Похоже, в
отношениях этой парочки не все было так однозначно и гладко, как это казалось
большинству семинаристов.
общественно-политическую окраску.
царю якобы принадлежали власть и закон, народу - свобода жизни и духа, а все
это было сцементировано взаимной любовью правителей и подданных. При этом он
наизусть цитировал "Домострой", "Судебник" Ивана III и труды
историков-славянофилов.
заседали бы в Боярской думе, а партийцы рангом пониже возглавляли приказы и
съезжие избы.
утверждал, что поскольку настоящее не может существовать в отрыве от прошлого,
то приступать к чтению современной литературы можно только после тщательного
ознакомления с письменным наследством девяти веков, которое он собирается
издать в самое ближайшее время.
бесполезно. Фанатизм в нем был поистине русский, достойный патриарха Никона и
протопопа Аввакума. Впрочем, тяжкое впечатление от слов Топтыгина вполне
искупалось созерцанием роскошных форм Элеоноры, каковые она скрывать от
посторонних и не собиралась, тем более что ночь была душная.
Топтыгину желательно было убедиться, что новоявленный адепт школы Самозванцева
не имеет в своем генеалогическом древе никаких огрехов.
но тот точно не иудей и не мусульманин, а вот предки его мамаши, по слухам,
владели землей и недвижимостью в бывшем Вятском уезде.
раздумья веско произнес Топтыгин.
придут к власти.
Топтыгин.
собственной концепции будущего мироустройства он был столь же уверен, как
Чирьяков - в целебной силе живой воды и в своем кроманьонском происхождении.
было сказать, что у колыбели ТОРФа стояли необыкновеннейшие люди.
леса! По глазам Верещалкина (не зря же он прятал их под черными очками) сразу
было видно, что ради собственной выгоды он предаст и память кроманьонцев, и
наследие праславян, и культурные достижения девяти веков, и домостроевскую
Русь, не говоря уже о марксистско-ленинском учении. А о его правой руке
(вернее, правом полушарии мозга) - Катьке даже вспоминать было жутковато.
Снежная королева, она и есть Снежная королева. Такой только дай власть!
Топтыгина, но и воспоминаниями о приятно проведенном вечере (дело, в общем-то,
происходило глубокой ночью, но понятие "ночь" подразумевает нечто совсем иное).
горел свет, но внутри никого не было. На столе, среди батареи пустых бутылок,
стояли Костины ботинки (в рейд по балконам Дома литераторов он отправился
босиком).
Где-то внизу раздавались озабоченные голоса.
во главе с Вершковым тщательно прочесывают заросли декоративного кустарника,
вплотную подступающего к стенам здания.
прислушиваться к разговорам.
Бубенцов.
уползти. Я раз в шоке четыре километра прополз. От своего дома до вокзала. А
потом, не приходя в сознание, уехал в Москву. Пока память не вернулась, две
недели провел в изоляторе на Казанском вокзале.
зависти сбросили.. Вечный конфликт Сальери и Моцарта.
друзья.
ответишь!
Корнев Павел
Шилова Юлия
Акунин Борис
Махров Алексей
Никитин Юрий
Пехов Алексей