Чтение 49–й страницы книги ~Артания~

- Спать - спим, - ответил Коряга довольно. - Мы спим часто и много!.. А как же? Поспать - это поспать... И ты спал. Много. Дык все ж спят много!

ГЛАВА 4

Яркое, хоть и вечернее солнце заливало красноватым светом двор, сад, блистало на уложенной золотыми плитками крыше дворца, из-за чего та казалась похожей на чешую крупного дракона. Воздух застыл, неподвижный, словно вода в теплом болоте. Цветные струи ароматов плавали медленно и лениво, колыхались величаво, изгибались так томно, что хотелось почесать им спины.

Из сада доносились изысканные звуки томной песни, ей мягко аккомпанировали на струнах. Щажард неспешно потягивал вино, усталое за день тело распустило мышцы. Тихий, как мышь, слуга неслышно подал на серебряном блюде сдобренных винным соусом очищенных раков.

За спиной звякнуло, послышался стук подкованных сапог, бренчание небрежно подогнанного металла. Щажард поморщился, но, когда шаги приблизились вплотную, надел самую приветливую улыбку и поднял голову.

Янкерд вскинул кверху кулак.

- Приветствую государственного человека! - сказал он бодро. - Обремененного государственными... ну, тайнами, делами, заговорами, налогами и прочими интригами.

Щажард лениво кивнул на свободный стул.

- Да ладно вам. Садитесь, промочите горло.

Янкерд сел, бодрый и налитый силой, усы задорно торчали кончиками кверху. Слуга молча поставил перед ним золотой кубок. Янкерд вскинул брови в молчаливом вопросе, сам Щажард прикладывается к серебряной чаше. Щажард медленно и лениво отмахнулся.

- Пейте, пейте, что за церемонии!..

- Благодарю, дорогой бер.

- Что нового?

- Нового много, - ответил Янкерд. - Но для меня главное, что срок, данный варвару, заканчивается. Пора готовить свадьбу!

Щажард помолчал, сказал осторожно:

- Еще три дня... Он может вернуться. Янкерд отмахнулся.

- Чепуха!

Щажард сделал долгий глоток, тяжелые набрякшие веки опустились, он некоторое время прислушивался к ощущениям. Янкерд выпил содержимое своего кубка в несколько быстрых торопливых глотков, не отрываясь. Щажард поморщился, когда Янкерд со стуком опустил кубок на столешницу.

- К тому же, - сказал он в сомнении, - Тулей не захочет нарушить слово.

- Тулей?

- Ну да, Тулей. А что? Слишком многие знают о подвигах этого варвара. О нем поют песни... такого еще не было, чтобы пели и его песни, что он сложил, и о нем самом! Варвар-певец, надо же такую нелепость... Но если наши соотечественники любой обман по адресу артанина примут как военную хитрость, то артане придут в ярость... Так что Тулей будет ждать до последнего дня.

Янкерд прямо взглянул в глаза первого после Тулея человека в Куявии, сказал размеренно:

- Уверяю вас... вы же государственный человек!.. варвар не вернется.

В голосе было столько твердой убежденности, что Щажард насторожился.

- Почему так думаете, дорогой друг?

Янкерд заколебался, хотелось сказать правду, этот хитрый и жестокий бер будет уважать по-настоящему, уважать и побаиваться, но плох тот интриган, который дает прямые ответы, и Янкерд ответил очень-очень скромно:

- Да так... я мог бы сослаться на чутье. Просто чутье... Щажард внимательно посмотрел в его торжествующее лицо.

- Ах, не просто чутье...

- Да-да, - подтвердил Янкерд и тоже посмотрел ему в глаза, холодновато и оценивающе, знай меня, старик, и таким, - не просто чутье.

- Чутье, - повторил Щажард, он растягивал слова, заметно было, что чуть растерян, пытается быстро найти единственно правильную дорожку, все приближенные к тцару ходят по лезвию ножа, а слухи о привольной и беспечной жизни придворных беров - сказка. Жизнь их привольна, но совсем не беспечна. - Я понимаю, что чутье... чутье у вас должно быть, как у орла на дичь! Только чутье могло помочь найти верный путь от храброго вожака мелкого племени южан до знатного князя!

Он говорил, сыпал комплименты, Янкерд смотрел оценивающе, уже расправил плечи, смотрел сверху вниз, а Щажард прогибался все ниже. Он понял, принял, уже в позе пьющего оленя. Значит, уже видит его на троне.

- Начинаем готовить свадьбу, - велел Янкерд. - Скажу вам, как самому близкому к трону человеку: варвар не вернется. Я посылал с ним двух верных людей... Увы, один из них погиб, сорвавшись вместе с варваром в ту бездну... Вы же знаете, что такое Небесное Плато! Если верхний край этой плиты чуточку не достает до неба, то нижний находится чуть ли не в аду.

Щажард помолчал, спросил осторожно:

- А варвар... погиб?

- Он упал с края обрыва, - ответил Янкерд. - С такой высоты пока долетишь, можно состариться. Я не думаю, что от него осталось даже мокрое пятно.

Тулей возлежал на широком ложе, подложил кучу подушек под бок и голову. Перед ложем на коленях стояла полуголая девушка с подносом в руках, в зале под тихую музыку медленно плясали юные танцовщицы, Тулей рассеянно отщипывал крупные виноградины.

Слуга ввел Щажарда и Янкерда, бесшумно удалился, плотно закрыв за собой дверь. Щажард некоторое время стоял в неподвижности, ожидая, пока тцар изволит заметить обоих, наконец решился кашлянуть, сделал робкий шажок вперед.

- Ваше Величество...

Тулей окинул обоих брезгливым взором, губы скривились в недовольной гримасе.

- Ну что у вас?.. После тяжелого дня еще и ваши рожи...

Щажард торопливо поклонился.

- Зато у нас рожи совсем не тяжелые!

- Зато веселые, - добавил Янкерд. - Глядя на такие рожи...

- ...будто уксусу хлебнул, - закончил Тулей. - Ну что у вас? Предупреждаю, дури я за день уже наслушался. Вволю.

Он не кивнул им на сиденье, что значит, долгих бесед не желал, потому Щажард сказал быстро и коротко:

- Мы только на минутку. Благородный Янкерд уверен, что пора начинать подготовку к свадьбе. Я поддерживаю его мнение. Союз с могущественным бером, князем и властелином богатейшей Нижней Куявии - разве не то, что нужнее всего Вашему Величеству? А значит, нашей любимой Куявии?

Тулей посмотрел исподлобья. Жестом велел служанке оставить поднос с виноградом, а самой убираться из покоев. Девушка подхватилась и с явным облегчением исчезла, словно испарилась.

- Я дал ему сроку месяц, - обронил он. - Прошло только три недели.

- Из лесов Славии не возвращаются, - сказал Щажард.

Он покосился на Янкерда, тот понял, сказал с поклоном:

- К тому же варвар отправился прямо к Небесному Разлому. Еще ни одному не удавалось спуститься с этого разлома. Тулей проворчал:

- Осталась неделя.

- Он не вернется. - сказал Янкерд. - Осмелюсь напомнить, осталось три дня. Если считать и сегодняшний, то четыре.

- А если вернется?

Янкерд сказал медленно, со значением:

- Он не вернется.

Тулей надолго задержал кубок возле губ. Глаза из-под нависших бровей бросили острый и очень жесткий взгляд на Янкерда, на Щажарда, снова вернулись к Янкерду. Тот уверенно взглянул в его напряженное лицо, глаза не отвел, хотя Тулей буквально прожигал его взглядом.

- Вот как, - сказал Тулей медленно. - Вот как... Гм, иногда жалею, что я тцар не Артании... Тогда все было бы просто. Они очень простой народ. И честный.

Щажард хмыкнул, пожал плечами.

- Очень честный.

- Даже чересчур, - добавил Янкерд. - Такие долго не живут.

Тулей молчал долго. Музыканты приглушили музыку, танцовщицы незаметно исчезли, а за ними неслышно ушли музыканты.

- Через неделю, - ответил Тулей неожиданно. - Ладно, через четыре дня.

Щажард видел, как Янкерд за эти четыре дня почернел. Могущественный бер чувствовал себя оскорбленным, тцар должен был тут же назначить свадьбу. Во-первых, слово бера, что опасный соперник уже больше не появится в этих покоях и палатах, во-вторых, что значило быть предельно честным с каким-то дикарем, когда вот он, союз с сильнейшим из правителей Куявии? Даже великий тцар нуждается в постоянной поддержке наместников удаленных земель, ведь у них, помимо своих законов, есть и свои армии. И - не слабенькие!..

Сам Щажард видел, что появление отважного артанина не прошло бесследно для Куябы. О нем говорят, его песни распевают по улицам, насчет его судьбы заключают пари, его возвращения ждут. С удивлением он убедился, что знают не только день и час, когда он должен вернуться, но и подробности их договора с Тулеем. Насчет Итании мнения разделились, многие не хотели отдавать ее за артанина. однако Щажард был поражен, как еще больше народа считают, что артанин уже завоевал прекрасную принцессу и что по справедливости она уже принадлежит ему.

- По справедливости, - проворчал Тулей, когда он пересказал ему слухи, - когда это справедливость торжествовала? Да еще при дворе?

- Мечты, - вздохнул Щажард.

- Что?

- Мечты простого люда, - пояснил Щажард. - Каждый мечтает... нет, грезит, что вот бы заполучить принцессу, войти во дворец, стать богатым и красивым... Артанин как бы свершил все за них. Показывает, что это возможно. Потому он так популярен.

Тулей улыбнулся одной половинкой рта.

- А мы, значит, поступим мудро, отрезвив народ? Развеем сладкие грезы, укажем ему место у корыта? Щажард поклонился.

- Мудро сказано, Ваше Величество.

Янкерд кипел в бешенстве, каждый день тянулся для него со скоростью растущего сталактита в пещере. Щажард видел, как он взглядом подгонял застывшее в небе солнце, едва удерживаясь, чтобы не взбежать по хрустальному небосводу и в жадном нетерпении не упереться плечом и руками в горячий бок светила.

С утра четвертого дня в городе началось привычное оживление, однако на этот раз массы народа потянулись в сторону Главного Храма. Раньше Тулей подумал бы о каком-то празднике, но сейчас уже знал. И лишний раз убедился, насколько отважный артанин популярен.

Когда он, обильно позавтракав и приняв вельмож, прибыл к храму, там уже толпился народ. На воротах храма сиял, как солнце, огромный медный щит неведомого героя, принесшего дар храму. Вообще-то не щит самого героя, у героя щит был обычный, а этот - великанский, в рост человека, по легендам, герой снял с побежденного им великана.

Теперь в этот щит один из младших жрецов трижды бьет каждый день, отмечая утро, полдень и вечер, когда надо гасить огни и ложиться спать, а по великим праздникам сам верховный жрец берет в руки тяжелый молот.

Тулей прибыл в роскошной коляске, в сопровождении большой свиты. Не выходя из коляски, дождался, когда ворота распахнулись и под звуки труб со всеми жрецами храма вышел, щурясь на солнце, верховный жрец - осанистый и величавый, несмотря на малый рост и худобу. Это в Артании, говорят, даже верховный жрец должен быть огромен телом и свиреп видом, здесь же законы другие, и в государстве, где больше всего ценится умение, а не сила, верховный жрец был одним из самых хитрых, проницательных и впередсмотрящих людей Куявии.

Тулей снова подумал, что хороню бы сблизиться с этим человеком; сколько лет прошло, как он, Тулей, захватил этот трон, а жрец все присматривается, будто и впрямь хранит верность прежнему правителю. Это уж совсем неумно, но если такой мудрец так поступает, то что-то держит за спиной...

Жрецы остановились огромной толпой в белых одеждах, похожие на стаю голубей на залитых солнцем ступеньках. Все смотрели в сторону городских ворот, где громко стучали копыта, отряд прекрасно и дорого одетых всадников красиво и надменно проскакал к храму.

Под Янкердом шел великолепный белый как снег жеребец, огромный, с толстой шеей и толстыми ногами. Длинная роскошная грива ниспадала едва ли не до земли, пышный хвост стелился по ветру. Сам Янкерд - в бесценных доспехах, выкованных лучшими оружейниками Куявии, на металлической груди львы и драконы, даже на шлеме искусно выбито изображение схватки героев с дивами. Его красные сапоги упирались в позолоченные стремена, седло украшено изумрудами, а конь покрыт длинной красной попоной, прошитой золотыми нитями.

Он остановил коня перед храмом и, как все, в нетерпении посмотрел на солнце. Раскаленный добела диск поднимался к зениту для одних невыносимо быстро, для других - застыл на небосводе, прикипев или прилипнув, словно вылетевший из горна комок металла, что намертво пристывает к наковальне.

Тулей сделал страже знак, та с готовностью оттеснила народ. Он изволил выйти из парадной коляски, огляделся. День теплый и солнечный, народу больше, чем на самые пышные торжества в честь богини Апии. Явились, судя по одеждам, даже обитатели дальних сел, наслышаны, что сегодня должно или может произойти...

Он хмурился, еще не понимая, почему так паршиво и как бы он хотел, чтобы получилось на самом деле. Оглянулся, Итания в коляске бледная, выпрямилась, лицо застыло, словно отлитое из воска. Длинные ресницы прячут глаза, не угадать, что там: блеск или пустота во взоре, ведь его девочка с детства знает, что свое личное надо приносить в жертву государственным интересам. Такова судьба детей тех, кто правит. В чувствах свободны лишь животные да простолюдины.

Простучали копыта, Янкерд подъехал и, не слезая с коня, сказал торжествующе:

- Тцар! Час пробил.

Он повернулся в сторону Итании и окинул ее взглядом собственника. Она равнодушно смотрела мимо. В ее больших серых глазах отражалась искривленная площадь, люди в цветных одеждах. Но Янкерда в них не было.

Тцар вздохнул.

- Ты прав. Срок миновал. Варвар... отважный и умелый, теперь это можно признать, не вернулся. Теперь можно сказать, что и не вернется. Если бы мог, уже вернулся бы... И время было, да и награда велика. Для него так и вовсе... безмерная.

Янкерд сказал горячо:

- Я бы прошел всю Славию вдоль и поперек, добыл бы все мечи и принес бы к любому сроку, только бы не потерять Итанию! Я бы... Я бы...

Он распахнул руки, не то намереваясь обнять Итанию, не то показывая ширь своей натуры и безмерность любви к дочери Тулея.

- Да, - сказал Тулей, он сам уловил грусть в своем голосе, удивился, повторил громче: - Да. Срок миновал, теперь моя дочь свободна от клятвы ждать этого храброго, надо признать, артанина. Как свободен и я от моего милостивого обещания ждать его до новолуния.

Среди придворных началось веселое оживление. Слова сказаны, угроза позора породнения с диким артанином миновала.

Итания ощутила, как взоры всех на ступенях дворца и даже на площади уперлись в нее. Кровь прилила к щекам, она ощутила подступающий гнев, но сжала кулачки и сказала спокойно:

- Да, отец. Ты прав.

Тцар наклонил голову, а когда поднял, в глазах было странное выражение. И жалость, что варвар исчез с уже добытыми ножнами и рукоятью меча, и... еще что-то в глазах отца удивило Итанию.

- Значит, - проговорил тцар, все замерли, слышно было, как далеко-далеко за городской стеной залаяла собака, - значит, моя дочь свободна от своего слова. Она не обязана больше ждать этого храброго и мужественного человека. Героя, теперь можно признать! Ах да, уже говорил... А раз так, ее рука отныне свободна.

Женихи толкались, выдвигались вперед. У многих на лицах было жадное желание, надежда, что в последний миг выбор может пасть на кого-то из них.

Янкерд сдержанно улыбнулся. Золотые доспехи блестели как жар, блики победно кололи глаза.

- Отец, - сказала Итания громче. - Отец, ты прав, ты прав во всем!.. Герой опоздал, теперь я вольна от своей клятвы ждать его. И от клятвы выйти замуж, едва он явится с найденным мечом. Теперь я свободна... Но разве я давала клятву немедленно выйти за одного из тех, кто сейчас смотрит на меня, как на овцу без пастуха?

На площади в мертвой тиши кто-то ахнул. На него зашикали, на зашикавших зашикали тоже. Волна шума прокатилась в обе стороны и затихла на ступенях дворца и храма.

Тулей нахмурился.

- Дочь, что-то я тебя не понял.

- Отец, - сказала она горячо, - только что закончилось время, которое я обязалась ждать этого... Придона. Теперь я свободна от клятв!.. Но, отец, теперь я хочу ждать его без всяких клятв. Хочу ждать по своей воле. Хочу, чтобы он прискакал на своем горячем коне... и увидел, что я его ждала не как привязанная за шею овца, а как... как...

Жаркая кровь бросилась в ее лицо так, что запылали щеки, а кончики ушей обожгло, как в огне. Она запнулась, глаза беспомощно обшаривали толпу.

Янкерд наклонился к канцлеру и что-то быстро-быстро говорил. Щажард кивнул управляющему, быстро подошел к тцару и стал шептать в ухо. Брови тцара сдвинулись к переносице, глаза сверкнули грозно. В толпе начался шум, сначала недоверчивый, потом народ закричал ликующе, стали выкрикивать имя Итании, призывать на ее голову милость богов, славить, орать ей здравицу и пожелания вечной красоты и молодости.

Тулей смотрел на все исподлобья. Лицо его исказилось гримасой гнева, но в глазах играло грозное веселье. Он выпрямился, став выше ростом, многим в толпе напомнил того героя, что тридцать лет тому ворвался в этот город и с мечом в руке освободил от захватившего тцарский трон чудовища.

- Да, - прорычал он, - да, подумать только, что это - куявы!.. Если поскрести каждого, под шкурой куява окажется артанин?.. Вот оно, вылезло. Барвник, посмотри на эти ликующие морды. Что скажешь?

Барвник сказал хладнокровно:

- Вы приперты к стене, Ваше Величество.

- Приперт?

- Да. Как бы вы ни поступили, все чревато. А вам нужны неприятности?

Тулей смотрел неотрывно на ликующую толпу.

- Они никому не нужны, - ответил он хмуро. - Я не люблю выбирать: или - или. Но если приходится, то лучше я останусь правителем этих людей, что на площади... чем тех, кто отирает стены во дворце.

Иргильда ахнула, посмотрела на него как на покойника. Тулей нахмурился, сказал резко:

- Пусть праздник продолжается, мы возвращаемся. Нам есть о чем поговорить. Очень серьезно.

Во дворце он отослал всех, Итанию кивком пригласил в свои покои. Когда за ними захлопнулась дверь, Итания бросилась ему на шею и жарко расцеловала.

- Отец, я так тебе благодарна!.. Я даже не думала, что ты меня поймешь... и поддержишь!

Тулей поморщился, расцепил ее руки на своей шее, усадил в мягкое глубокое кресло, откуда не сразу выберется, сам отошел за другую сторону стола.

- Я не тебя поддержал, - отрезал он сварливо. - Я послушался криков толпы. Тцар должен слушать эти дикие вопли, иначе толпа звереет, может раздрызгнуть и дворец, и всю страну! Толпе надо не то, что правильно - хрен она понимает, что это, - ей надо то, что покрасивше!.. Прямо артане, дурачье неотесанное...

- Отец, - сказала она жалобно, - но сам ты так не думаешь?

Он развел руками, плюхнулся в кресло. Щеки легли на поднявшиеся плечи, он сразу стал старше, грузнее, тяжелее на подъем.

- Если честно, то артанин и мне нравится... Постой-постой, для тцара личные симпатии - это просто слова!

- Отец, но ты же мой отец!

- Эх, дочь моя... Когда захватываешь престол, то с того момента уже только тцар. Всегда и во всем тцар. Ничто уже не сделаешь по-человечески, а все только по-тцарски, по-тцарски. Так что это было только тцарское решение - позволить тебе ждать этого... артанина. Но, дочь моя...

Голос его стал строже, в нем появились властные нотки, все еще отцовские, но уже охватывающие не только эту комнату, но и дворец, где его слова ловят на лету, всю Куябу, земли Верхней Куявии, Нижней, Прибрежных земель, Сак-ландию, дальние степи и горные выси, где тоже куявы, для которых он тоже должен быть отцом и правителем.

- Да, отец, - сказала она торопливо, устрашенная, но все еще надеющаяся. - Да, отец... Как скажешь, так и будет. Я люблю тебя!

Он покачал головой, в глазах оставалась строгость, но голос стал мягче:

- Будь у меня еще десять сыновей, я бы позволил тебе ждать своего... словом, ждать хоть вечность. Но, увы, ты у меня дочь одна-единственная! А это значит, что на тебя ложится та обязанность, что легла бы на сыновей. Только от них требовалось бы укреплять кордоны Куявии мечом и магией, а от тебя... прости, своей красотой и влиянием на мужа и господина. Сейчас самый сильный из местных правителей - удельный князь Янкерд. У него свое войско, а земли слишком далеки от Куябы, чтобы я мог прослеживать, что он творит. Известно только, что его мощь увеличивается очень быстро. У него есть выход к морю, он построил порт и сейчас торгует с Вантитом, что еще больше увеличивает его мощь и самостоятельность. Я хочу иметь его в числе друзей... или хотя бы союзников, но не на стороне врагов. Она сказала отчаянным голосом:

- Разве он не приносил тебе присягу верности? Тулей отмахнулся.

- Мы не артане, для которых клятвы святы. Чтобы клятвы блюлись, я должен быть намного сильнее. И постоянно показывать, что за малейшее нарушение...

- А он может?

- Дочь моя, да все князья спят и видят, как бы ослабить мою власть, а усилить свою! Вплоть до того, чтобы из удельных князьков стать удельными тцарками, завести собственные династии. Все постоянно противятся моим указам, сговариваются тайком, как вместе не выполнять мои приказы... Пока что еще страшатся моего окрика, ведь вслед за окриком я могу послать войско, но все это шатко, дочь моя, шатко!

Она прошептала, убитая:

- И как долго...

- Всю жизнь, - ответил он ласково, - всю жизнь! Если тцар не хочет залить кровью собственную страну, он должен жить в таком вот шатком мире. Зато у меня живая страна. Над ней не веет кладбищенским покоем и умиротворением. Последнего заговорщика я казнил лет пятнадцать назад! Думаешь, их не осталось? Да полно!.. Но я страной управляю указами, а не мечом. И мои противники все никак не могут набраться сил, получить поддержку соседей. Это и называю я победой. Янкерд давно бы выступил против меня, допусти я серьезные ошибки!.. Но сегодня я, возможно, эту ошибку допустил. Народ в восторге, однако Янкерд станет моим врагом, если ему отказать.

Она возразила горячо:

- Почему? Он вовсе не сходит по мне с ума!

Тулей обнял ее, прижал на миг кудрявую голову к груди.

- Дорогая, у мужчин очень ценится репутация. Он не может ею поступиться. Ему всегда все удавалось. А теперь признать перед всем народом, что обломал зубы? Слишком многие знают, как отчаянно он добивался твоей руки!.. Нет, если ему отказать, он станет лютым врагом.

- Отец, разве у нас не сильны войска? Тулей ответил с неохотой:

- Войска сильны, накормлены, отдыхают в бараках. Еще сильнее наши башни, мимо которых чужая мышь не проползет! Но я не хочу воевать с человеком, который может стать если не другом, то хотя бы союзником. Мощь Куявии в том, что мы врагов Превращаем в друзей. Или хотя бы в нейтральных соседей, с которыми начинаем торговать, общаться, а потом они постепенно все равно становятся нашими друзьями.

- Отец, - сказала она с твердостью в голосе, - я не пойду за Янкерда!