десяти от Саймона. На лице его были написаны полнейшее равнодушие и готовность
повиноваться.
сокровище мое, сейчас побеседуем!
произнес второй, с гортанным голосом, уперев приклад карабина в горло Саймону.
Он склонился над пленником - смуглолицый, усатый, с бешено выкаченными глазами
- и прохрипел, перейдя на испанский: - Узнаешь меня, Чико? Или как там тебя?
Сержант Донован? Узнаешь? Что, язык проглотил? А там, в Панаме, ты был такой
разговорчивый! Даже выкуп вроде обещал за трех ублюдков! Так или нет?
пошире. Усы над тонкими губами, на щеке - багровый шрам, мочка левого уха
срезана... Над ним навис капитан Мела - словно кошмар, прилетевший с туманом из
мрачных далеких ущелий Сьерра Дьяблос.
он.
украинском, хоть на русском.
черед, склоняясь над пленником. - Надо же, на русском! Ну, скажи что-нибудь,
голубок мой сизокрылый!
на английском торговлю вести, на немецком врагов поносить, а русский на всякий
случай гож... Где же ты этому, друг любезный, обучился? В Рязани или в Тамбове?
А может, в самом городе Питере?
улицу и переулок - еще со времен своего оружейного расследования.
Выходит, почти земляки! Я, видишь ли, сам из Богородицка... Евгений Петрович
меня зовут, Евгений Петрович Пономарев... Капитана ты вроде бы знаешь, а это, -
он кивнул на стриженого у стены, - это Паша, помощник мой и телохранитель...
Тоже наш земляк... Ну, а земляк земляку всегда поможет - правда, голубь мой?
Земляки, они те же товарищи...
ворочаясь на полу. Тесен мир, мелькнула мысль. Надо же, второй знакомец
объявился! С Мелой пришлось когда-то вступить в прямой контакт (вот только уши
он ему отрезать не успел!), но и этот тип из Богородицка, хоть на внешность и
незнакомый, был из давних клиентов Конторы. Транспортник, бывший диспетчер
Богородицкой станции, бывший шеф синдиката "Три-Эм" по кличке Пономарь...
Синдикат был назван.в честь какой-то давней российской аферы, случившейся еще
на Земле, и был, разумеется, подпольным: с Тульского Оружейного тащили всякие
интересные штучки и переправляли в Латмерику и на Аллах Акбар. Саймон трудился
в группе, копавшей это дело, и о Евгении свет Петровиче знал по документам. Тот
на правах главаря никого не стрелял и не резал, но удостоился пожизненной
ссылки - как всякий продажный чиновник ООН. Остальные "специалисты" из "Три-Эм"
мотали сейчас срок в песках Сахары.
Он выпрямился и потер спину. - Я ведь чего хотел? Я ведь хотел одно словечко от
тебя услышать... одно-единственное... Шепни его мне, и мы упорхнем, как птички
божьи, а ты, касатик, останешься здесь полным хозяином - и даже без лишних
телесных повреждений. Вот ты сказал: тамбовский волк тебе товарищ!.. А мне
помнится другая поговорка: земляк земляку глаза не выколет... Или выколет?.. Ты
как считаешь, капитан? - Он повернулся к Меле.
он, однако, не стал; пощелкал клавишей, любуясь, как мгновенно раскаляется
кончик маленького цилиндра.
Со мной желаешь потолковать или с капитаном? У капитана, видишь ли, к тебе
претензии есть... Чего-то ты ему недодал в этой вашей Панаме... или чего-то с
ним не поделил... Словом, дня не бывало в Чистилище, чтоб капитан о тебе не
поминал! А он ведь не из Тулы, не из Богородицка, он - человек южный,
темпераментный... Ты ведь слышал про латинский темперамент, сударь мой?
по плечу простреленному не бей и между ног не щекочи. Это мы оставим на потом.
А сперва что-нибудь локальное нужно, дабы земляк мой разговорился, не потерпев
особого ущерба... Он ведь у нас такой красавчик! Небось всех тульских девок с
ума свел, а?
рядом с Саймоном. С минуту он выбирал, откуда начать, словно гурман, перед
которым разложили редкостные яства, потом потянулся к шее пленника.
первый раз послал его в яму с раскаленным углем. Потом Дик освоил это
мастерство; главным тут было не бояться, не думать о пламенном жаре, идти не
спеша, но и не медля, чтоб ступни касались углей на некое краткое и вполне
безопасное мгновение.
его выучил русский, видно, в Чистилище, где доживали свой век сотен пять или
шесть мафиози с России. Правда, среди своих звались они не мафиози и не
гангстерами, а "крутыми". Английское слово "таф" не могло отразить всю
многозначность этого термина.
шею, а Пономарь брезгливо кривился и морщился. Сейчас он был похож не на
голодного хорька, а на такого, который лез в курятник, да угодил в куриный
помет.
не принадлежали; он не чувствовал их, не знал, что с ними творят, и не хотел
знать. Он был совершенно спокоен; лицо - застывшее, веки опущены, ни следа
испарины на висках, губы полураскрыты, дыхание - мерное, сильное. Он был на
грани яви и сна, в преддверии транса цехара, и сейчас каждый из них, боль и
Ричард Саймон, следовали своим путем, сами по себе, порвав ту нить, что
связывала их друг с другом. Нить эта звалась мышцами, нервами, телом, но тела
Саймон больше не чувствовал.
ткнуть? Как думаэш, Эуджен?
недоуменно сдвинув жидкие брови. - Хм-м... Спит он, что ли?.. Странно... А
может, совсем не странно... Этих парней, знаешь ли, учат всяким забавным
штукам...
чем черт не шутит... - Пономарь задумчиво нахмурился. - Может, и впрямь из
Тулы... или из Москвы, из филиала ЦРУ... - Сощурив мутные серые глазки, он
оглядел Саймона, прислушался к его мерному, ровному дыханию и сказал: - Ну,
откуда сей голубок, мне сейчас не интересно, а интересно знать, что ты еще
умеешь, капитан?
так, чтоб не спал. Отрэжу вэки, а потом...
правая рука, от шеи до запястья, словно горела в огне. Он снова заставил ее
онеметь и тихо произнес:
Ну, что тебе сказать, мил человек? Ничего не добьемся, так ничего и не
потеряем, верно? Дальше Чистилища нас не пошлют.
сделку.
глазах, сударь мой! А я уж подумал, не мазохист ли ты? Выходит, нет... Ну, а
что тебе сразу предлагалось? Разве не сделка? Ты мне - слово, я тебе - жизнь!
Так, мой золотой?
попозже.
вспомню!
Это хорошо, если вспомнишь. До рассвета мы подождем... тут рано светает. Только
почему я должен тебе верить?
Захочешь, отберешь.
как, но обманэт!
так будем мы на прежних позициях. Займетесь им тогда с Пашей... Или лучше
займешься один. Паша, он человек простой, без выдумки - бьет, так сразу
насмерть. - Тощие пальцы стиснули подбородок Саймона. - Ну, сизокрылый мой,
какое же слово тебе шепнуть? Чего знать хочешь?
резким, сухим, будто палили очередями из автомата.
дуют с севера, и с попутным ветром б перелететь залив нет проблем. Только шар
вам не сделать. - Не сделать, а? - повторил мутноглазый и ухмыльнулся I не
без издевки. - Тебе не сделать, голубок, ему не сделать, - он мотнул головой в