мурашки. Да, да, он подхватил любовный недуг. Притом в тяжелой форме.
правда настоящие.
тем же успехом может произойти снова.
приехали в небольшой городок Элизабет - это в штате Нью-Джерси. Приехали в
вагоне для "Джима Кроу".
лет, Одетта?
интересовалась служба социального обеспечения.
сияющей, лучезарной улыбкой, от которой руки Эдди покрывались гусиной
кожей.
четвертом - в том году, из которого Роланд забрал вас.
упрочивает ваши доводы в пользу реальности окружающего, Эдди.
вам не кажется?
сказал Эдди. - Когда я был пацаном, назвать черного парня негром было все
равно, что ввязаться в драку. Ну, как черножопым обозвать.
головой.
Правда, ма всегда звала ее Сестрица Синька - очень уж та любила синее.
Или, как выражалась мама, по крайней мере "воображала, будто любит".
Поэтому я всегда, даже до того, как мы познакомились, звала ее Тетей
Синькой. Венчание было просто прелесть, а после устроили вечеринку. Я
помню все подарки! - Она рассмеялась. - В детстве подарки всегда кажутся
такими чудесными, правда, Эдди?
чужие.
только, что мы преуспеваем. Так это всегда называла мама. Однажды я
рассказала ей, что девочка, с которой я играла, спросила, богатый ли у
меня папа. Мать объяснила: если кто-нибудь из моих приятелей когда-нибудь
снова задаст мне этот вопрос следует отвечать именно так: мы преуспеваем.
Поэтому родители смогли подарить Тете Синьке прекрасный фарфоровый сервиз.
Помню...
словно там зарождалась головная боль.
вообще не пойму, зачем я все это вам рассказываю.
тарелочку. Белую, с вьющимся по краю нежным синим узором. - Одетта едва
заметно улыбнулась. Эдди подумал, что улыбка не совсем спокойная.
Воспоминание о тарелке напамять чем-то тревожило Одетту, и то, что
близость, реальность - злободневность - этого воспоминания словно бы
затмили ту крайне странную ситуацию, в которой очутилась Одетта, ситуацию,
которая заслуживала если не полного, то преимущественного ее внимания,
обеспокоило юношу. - Я вижу эту тарелочку так же ясно, как сейчас вижу
вас, Эдди. Мать вручила ее Тете Синьке, а та расплакалась и никак не могла
перестать. По-моему, похожую тарелочку тетя уже видела, правда, давно,
когда они с мамой были маленькими, и, разумеется, их родители не могли
позволить себе купить такую вещицу. Ни ей, ни тете в детстве ничего
напамять не дарили. После вечеринки Тетя Синька с мужем на медовый месяц
отправились в Грейт-Смоукиз. Они поехали поездом.
негры. Вот что мы пытаемся изменить в Оксфорд-Тауне.
том, что она здесь, но Эдди снова попался в паутину собственных
воспоминаний: мокрые пеленки и эти два слова. Оксфорд-Таун. Но внезапно
пришли другие слова, одна-единственная строчка, и все-таки он сумел
вспомнить: ее, повторяя снова и снова, напевал Генри; напевал, пока мать
не сказала: будь любезен, замолчи, дай послушать Уолтера Кронкайта.
Их монотонно, в нос, напевал Генри. Эдди попытался вспомнить еще
что-нибудь, но не сумел. Собственно, удивляться было нечему - тогда ему не
могло быть больше трех лет. Ах, лучше б расследовать дело скорей. От этих
слов Эдди пробрал озноб.
англичане и американцы говорят: "по моей могиле прошел гусь". Дак (duck),
англ. - утка].
Неприятность произошла, когда мы пешком возвращались на станцию. Мы
переночевали у подруги Тети Синьки, а утром отец вызвал такси. Такси
приехало почти сразу, но когда шофер увидел, что мы - цветные, то укатил,
да так быстро, точно у него полыхала голова и уже занималось мягкое место.
Подруга Тети Синьки еще раньше ушла на вокзал с нашим багажом - багажа
была уйма, ведь мы собирались провести неделю в Нью-Йорке. Помню, отец
сказал, что ждет - не дождется, чтобы увидеть, как засияет моя мордашка,
когда в Центральном Парке пробьют часы и зверюшки затанцуют. До станции,
сказал он, спокойно можно дойти пешком. Мать мигом согласилась - отличная
мысль, тут не больше мили; будет очень приятно размять ноги после того,
как мы уже просидели три дня в одном поезде и еще полдня просидим в
другом. Отец отозвался - да, к тому же погода великолепная... но, кажется,
я и в пять лет понимала - отец в бешенстве, они с мамой боятся вызвать
другое такси, поскольку опять может произойти то же самое.
опасалась, как бы мне не оказаться слишком близко к потоку машин) и,
помнится, гадала, что имел в виду папа - неужели, когда я увижу те часы в
Центральном парке, лицо у меня вправду засветится, и не больно ли это
будет. Вот тут-то мне на голову и свалился кирпич. На какое-то время все
окуталось тьмой. Потом начались сны. Яркие, живые сны.
позднее, мне уже было лет шестнадцать) отыскала место, откуда, по их
мнению, взялся этот кирпич - но он оказался не единственным, которого там
недоставало, а еще больше было сидящих неплотно, кое-как. Под самым окном
пятого этажа в многоквартирном доме. Дом предназначался к сносу, но,
конечно, служил пристанищем куче народа. Особенно по ночам.
разряду несчастных случаев. Мать говорила, что думает, будто это и есть
несчастный случай, но, по-моему, она кривила душой. Она даже не
потрудилась попробовать объяснить мне, что думал отец. Оба они еще очень
переживали из-за того, как таксист укатил, едва поглядев на нас. Это
больше, чем что-либо другое убедило их, что наверху кто-то был. Он просто
выглянул в окно, увидел, как мы подходим, и решил скинуть на черномазых
кирпич. Скоро появятся ваши омарообразные?
соображение - что все это коматозный сон типа тех, какие были, когда вас
шарахнуло кирпичом. Только вместо кирпича на этот раз было что-то вроде
полицейской дубинки.
отталкивающих, безобразных картин; они стаей диких гусей проносились перед
ее мысленным взором и все представляли собой одно: Оксфорд-Таун,
Оксфорд-Таун. Как там было в песенке? Двоих под луной укокошил злодей; Ах,
лучше б расследовать дело скорей. Не совсем точно, но близко к тексту.
Афанасьев Роман
Лукин Евгений
Сертаков Виталий
Максимов Альберт
Доценко Виктор
Шилова Юлия