комнату во дворце Эррана, отвязала бархатный шнур от шторы и повесилась на
нем.
расставании она ведь окликнула меня и сказала: "Ты моя жизнь". Но я
представлял ее себе только такой, какой она была при жизни, скачущей на
коне не хуже любого воина; в нашей постели на рассвете, золотистой от сна;
как она лежала со мной, произнося мое имя; ее кожу, ее живое тепло.
Холодная сейчас. Сейчас пустая. Гниющая в какой-то гробнице в Эшкореке,
заколоченная гвоздями с бриллиантовыми шляпками.
жерновами.
рваные красновато-синие облака, снова обещавшие дождь.
и положил на ее постель из ковров. И обнаружил, что она жива. Пульс едва
чувствовался. Нож Зренна пробил грудь, но, должно быть, прошел мимо
сердца. Но хотя она дышала, осталось недолго. Кот шел за мной, мяукая, и
терся о мои сапоги, очевидно, думая, что я собираюсь помочь ей. Но ей было
уже не помочь.
кулаками, как выпоротый мальчик, сказал:
его страсть была утоплена в слезах; кроме того, он испытал убийств в
избытке.
руками - захоронение будет неглубоким, и никакого золота на гроб.
никому из них это не будет утешением.
и красота превратилась в холодное мясо для червей. А Хвенит, моя черная
колдунья, она сказала, что умрет от любви, всегдашняя жалоба девушки,
теперь сбывшаяся. Она никогда не лежала с ним, своим Квефом, ни разу. Я
увидел бессмысленность этого, зияющего бесплодность. Брат, сестра - только
слова; а это - действительность, разрушитель у порога. В конечном счете,
какое это имело значение - отпраздновать ее юность и его прежде, чем меч
сразил ее? Все выдумки и уловки, нравоучения и моральные кодексы людей
казались пылью перед лицом смерти.
собаки скорбят и умоляют.
его были в грязи по локоть - раб, проводник, гребец, копатель могил.
Хвенит и сказал, с первым подобием любопытства, которое, по моим
наблюдениям, когда-либо проявлял представитель его расы:
языке, чтобы я мог понять его. Тогда он сказал на искаженном трескучем
языке:
господину?
Хвенит. Я об этом даже не подумал. Я исцелил лошадь, ребенка, наполовину
случайно, но я не был уверен относительно лошади, а в ребенке оставалось
какое-то желание борьбы, на которое могло опереться исцеление. Пульс
Хвенит был слаб, как биение крылышек мотылька. Но когда я протянул руку и
положил на ее шею, она была еще теплая; казалось, что она уже целый век
холодная. Неритмично, но постоянно ее сердце билось. Как она прожила так
долго? Возможно, она цеплялась за ниточку своей жизни, ожидая, пока
волшебник исцелит ее?
думал. Сейчас мои нервы сдавали. Что я должен делать? И более того,
ужасаю, какие будут последствия?
улыбался.
- Он закрыл левый глаз и постучал по нему. - Меня зовут Длинный Глаз, -
сказал он. Он немного отодвинулся и исчез.
плотью сильными массажирующими поглаживаниями.
вспомнил, что и прежних случаях это произошло тихо, без мощного
физического воздействия; отравленный конь в Эшкореке, задыхающийся ребенок
в деревне, тогда я даже не чувствовал, как Сила исходит из меня.
приступил к своим обязанностям могильщика. Эта вторая могила, не связанная
с первой, казалась лишней и запоздалой.
исцелить. Могила становится символом, одной хилой веткой, упавшей с
дерева.
глазами.
жаль его. Раб утрамбовал глину, чтобы покрыть светловолосую голову, на
которую он положил кусок ткани.
прежде не замечал в этих людях. - Он укрепил его между корнями и бросил
свое тело на лезвие. Он сделал это неудачно. Смерть наступила не сразу.
малиновом павильоне.
пополам и подожжет море. Потом я увидел, что это был черный человек на
фоне солнце, стоявший над тем местом, где я сидел. Квеф.
почувствовал, что она при смерти.
Ночью я пошел посмотреть то место, где зимой хранятся лодки. Одной лодки
не хватало. Я понял тогда, что они отправились искать тебя. Я взял
собственную лодку. Я греб в темноте. Она мертва?
Квеф стоял перед ней на коленях, зарывшись лицом в ее шею, и она гладила
его волосы, тихо бормоча. Я слышал тембр триумфа в ее голосе, бесконечно
нежном.
вернулась из своего сна - темный океан, которого она чудом избежала,
отступил, как скатились с ее тела волны в ту ночь, когда я лежал с ней.
снова начался.
лежала на песке, и чайки ныряли и охотились на волнах. В остальном я был
один.
прийти к соглашению с самим собой.
мне любопытно было, какие еще нетронутые колодцы существуют во мне. Как
насчет тех самых странных из всех странных вещей, о которых она упоминала,
даров жрецов: вызывание огня, управление силами природы, способность к
полету?
Однако, как и жрецы, я конечно, должен приготовиться, научиться быть
проводником таких способностей.
женщины и темного человека, моего отца. Я принес ему клятву. Найти ее и