самоограничение. Как подчеркивала Одо, если направление не выбрано, если
человек никуда не идет, то не произойдет никаких изменений. Его свобода
выбирать и изменяться останется не использованной, точно так, как если бы
он был в тюрьме, им же самим построенной, в лабиринте, где любой путь не
лучше любого другого. Так Одо пришла к пониманию того, что обещание,
обязательство, идея верности - существенные компоненты сложнейшего понятия
"свобода".
Они говорили, что женская натура Одо склонила ее к отказу от истинной
сексуальной свободы; это, пусть даже только это, Одо написала не для
мужчин. Это критическое замечание высказывали не только мужчины, но в
равной мере и женщины, поэтому можно было считать, что Одо не понимала не
мужскую психологию, а психологию целого типа или слоя человечества, людей,
для которых вся суть сексуального наслаждения заключена в эксперименте.
связям, и, вероятно, считала такую склонность собственническим отклонением
от нормы, все же ее учение больше подходило для них, чем для тех, кто
хотел вступить в длительное партнерство, поскольку люди - вид,
связывающийся скорее на время, чем попарно. Никакие занятия сексом любого
вида не ограничивались ни законом, ни наказанием, ни неодобрением, за
исключением изнасилования ребенка или женщины. В этих случаях, если
насильник сам быстренько не отдавал себя в более ласковые руки одного из
лечебных центров, его соседи обычно подвергали его скорому возмездию. Но в
обществе, где полное удовлетворение всех желаний с момента полового
созревания являлось нормой, и единственным, притом мягким, социальным
ограничением в отношении сексуальной активности было требование уединения
- некий вид стыдливости, обусловленный общинной жизнью - изнасилования
были крайне редки.
неважно, гомосексуальное или гетеросексуальное, сталкивались с проблемами,
неведомыми тем, кого устраивает первый попавшийся партнер. Им приходилось
иметь дело не только с ревностью, собственническим инстинктом и другими
болезненными проявлениями страсти, для которых моногамный союз служит
такой прекрасной почвой, но и с внешними трудностями, обусловленными
социальной организацией. Вступая в партнерство, каждая пара знала, что их
в любую минуту могут разлучить потребности распределения рабочей силы.
вместе и по их просьбе воссоединять их при первой же возможности, но это
не всегда удавалось, особенно при экстренных мобилизациях; да никто и не
ждал от РРС, что оно ради этого будет заново составлять все списки и
менять программы в компьютерах. Каждый анаррести знал: для того, чтобы
выжить, чтобы жизнь шла нормально, он должен быть готов отправиться туда,
где он нужен, и делать то, что нужно. Он рос в сознании того, что
распределение рабочей силы - один из основных факторов жизни,
непосредственная, постоянная социальная необходимость, тогда как
партнерство - всего лишь личная проблема.
следуешь ему, то может показаться, что все способствует этому. Так,
возможность и реальность разлуки часто укрепляли преданность партнеров
друг другу. Хранить неподдельную добровольную верность в обществе, не
имеющем ни юридических, ни моральных санкций против неверности, хранить ее
в добровольной разлуке, которая может начаться в любой момент и длиться,
быть может, годы - это было своего рода испытание. Но человек любит, чтобы
его испытывали, ищет свободу в невзгодах.
к ней не стремившиеся, и он понравился им; им понравилось ощущение
проверки сил, чувство опасности. Засуха, начавшаяся летом 163 года, не
ослабела и зимой. К лету 164 года начались трудности и появилась угроза
катастрофы в случае, если засуха не кончится.
обязательны. Усилия вырастить достаточное количество пищи и распределить
ее стали судорожными, отчаянными. Но люди нисколько не отчаивались. Одо
писала: "Ребенок, свободный от вины владения и от бремени экономической
конкуренции, вырастет согласным делать то, что нужно сделать, и способным
радоваться тому, что он это делает. Сердце гнет лишь бесполезная работа.
Радость кормящей матери, ученого, удачливого охотника, хорошего повара,
искусного умельца, любого, кто делает нужную работу и делает ее хорошо, -
эта долговечная, прочная радость, быть может, есть глубочайший источник
человеческих привязанностей и социального чувства в целом". В этом смысле
в Аббенае тем летом во всем была некая скрытая радость. Как бы ни тяжела
была работа - все работали с легким сердцем, готовые отбросить все заботы
в ту же минуту, как будет сделано все, что возможно сделать. Старое,
затертое слово "солидарность" обрело новую жизнь. Есть радость в том,
чтобы обнаружить, что связь оказалась прочнее, чем все, что грозит ее
разорвать.
свой рабочий день примерно на час, потому что норма белков, которую сейчас
выдают в столовых, недостаточна для компенсации полного нормального
расхода энергии. Бившая ключом жизнь городских улиц уже начала притихать.
Люди, рано закончив работать, слонялись по площадям, играли в кегли в
засохших парках, сидели в дверях мастерских и заговаривали с прохожими.
Население города заметно уменьшилось, потому что несколько тысяч человек
отправились, добровольно или по мобилизации, на неотложные
сельскохозяйственные работы. Но взаимное доверие ослабляло подавленность и
тревогу. Люди безмятежно говорили: "Поможем друг другу продержаться - и
продержимся". Под самой поверхностью лежали огромные запасы
жизнеспособности. Когда в северных предместьях высохли источники,
добровольцы - специалисты и не специалисты, взрослые и подростки - работая
в свободное время, проложили временные трубопроводы из других районов
города, причем управились за тридцать часов.
Южное Взгорье, в общину Красные Ключи. Возлагая надежды на дождь, который
прошел в сезон экваториальных гроз, там пытались получить урожай зернового
холума, посеяв и сжав его до того, как возобновится засуха.
стройке закончилась, и он записался в общие списки свободной рабочей силы.
Все лето он был занят только тем, что преподавал свой курс, читал,
добровольно участвовал в экстренных работах в квартале и возвращался домой
к Таквер и малышке. Через пять декад после родов Таквер снова начала
ходить в лабораторию, но только по утрам. Как кормящей матери, ей
полагались дополнительные белки и углеводы, и она всегда брала в столовой
и то, и другое: теперь ее друзья уже не могли делиться с ней лишней едой,
потому что лишней еды не было. Она похудела, но выглядела хорошо, а
ребенок был маленький, но крепкий.
один (они оставляли ее в яслях только на то время, что он преподавал или
был на добровольных работах) и чувствовал себя необходимым; а в этом
чувстве заключается и бремя отцовства или материнства, и его награда.
Девочка была умненькая, очень живо на все реагировала; для Шевека она была
идеальной слушательницей его постоянно подавляемых словесных фантазий,
которые Таквер называла его сумасшедшинкой. Он сажал малышку к себе на
колени и читал ей фантастические лекции по космологии, объяснял, как
получается, что время - это самом деле пространство, только вывернутое
наизнанку, и, таким образом, хрон - это вывернутые наизнанку внутренности
кванта, а расстояние - одно из случайных свойств света. Он давал девочке
пышные и постоянно меняющиеся прозвища и декламировал ей нелепые
мнемонические стишки: "Время быстротечно, вечно-бесконечно,
супермеханично, суперорганично - ОП!" - и на "оп" невысоко подбрасывал
малышку в воздух, а она пищала и размахивала пухлыми ручонками. Оба
получали от этих упражнений огромное удовольствие. Когда Шевек получил
вызов на сельхозработы, ему было очень тяжело расставаться со всем этим.
Он надеялся, что его направят поближе к Аббенаю, а не на другой край
планеты, на Южное Взгорье. Но вместе с неприятной необходимостью на
шестьдесят дней покинуть Таквер и дочку пришла твердая уверенность, что он
к ним вернется. Пока он в этом уверен, ему не на что жаловаться.
институтской столовой, и они вместе вернулись в комнату. Они сидели и
разговаривали. Вечер был жарким, они не стали включать лампу и открыли
окна. Бедап, который питался в маленькой столовой, где поварам не было
трудно выполнять специальные просьбы, всю декаду копил свою норму напитков
и принес ее всю - литровую бутылку фруктового сока. Он с гордостью
выставил ее на стол: отвальная вечеринка. Они разделили сок и с
наслаждением смаковали, причмокивая языками.
твоим отъездом с Северного Склона? Я этих жареных лепешек тогда девять
штук съела.
воспоминанием, которое он раньше никогда не связывал с Таквер. - Это ведь
была ты, правда?
интересной, не такой, как все. Но это ничуть не помогло! - Она рассмеялась
своим громким, жизнерадостным смехом, но быстро подавила его, чтобы не
разбудить малышку, спавшую в кроватке за ширмой. Впрочем, разбудить эту
девочку, когда она уже заснула, не могло ничто.
приходится выбирать, быть ли таким, как все, или всю жизнь ставить свои
странности себе в заслугу.
Конюшевский Владислав
Андреев Николай
Володихин Дмитрий
Прозоров Александр
Афанасьев Роман
Березин Федор