затихла. Тогда с причала на палубу кто-то спрыгнул. Чейн круто обернулся,
а рыбаки разинули рты.
попятился.
то, что вы задумали, - безумие. Я сама дура набитая, что пришла сюда, но
если вы намерены догнать подводную лодку, а тем более заметно замедлить ее
продвижение, без меня вам не обойтись. Я знаю эти лодки вдоль и поперек, я
знаю, где слабые места в их броне, знаю, где ее можно протаранить, чтобы
лишить маневренности. И еще я знаю, что траулер против подводной лодки,
даже такой старой и медленной, это самоубийство. И не заводите старую
песню о том, что-де женщина на борту приносит несчастье - меня этим не
проймешь, только зря потратите время.
испещренную шрамами половину его лица.
бортом, понятно? Если уж вам так приспичило, помогите ребятам перетащить
бочки с соляркой. Давайте! - Он наградил Яну уничтожающим взглядом и
вернулся в рубку.
тяжеленную бочку по палубе и спустить ее в трюм, а Яна убирала у них с
дороги тросы. Кошмар, думал Мур, кативший по палубе четвертую бочку, что
если мы ошиблись и лодка идет вовсе не к Ямайке, а к Тринидаду и Южной
Америке? Нет, нет; он был уверен, что некогда служившее в военном флоте
чудовище, снедаемое яростью и жаждой крови, отправит субмарину охотиться
на грузовые суда в районе морских сообщений. Что если мы опоздали, что
если лодка ускользнула, что если страшную команду уже не остановить?
нижней палубы донесся гортанный рокот, закурился белый дымок выхлопов,
задраили люк. Несколько индейцев спрыгнули на причал и стали убирать
швартовы. Под ногу Муру подвернулся пустой деревянный ящик с полустертой,
сделанной по трафарету надписью "НЕ КАНТОВАТЬ", и он пинком отшвырнул его
в сторону. Команда собралась на юте. Они покинули траулер и стояли под
дождем, глядя, как "Гордость", отдав швартовы, отходит от причала. Кто-то
помахал на прощанье рукой.
стоял штурманский стол; в глубине рубки горела укрепленная на стене
керосиновая лампа. Подволок был из толстых, некрашеных деревянных брусьев.
Чейн, который почти касался его головой, стоял за полированным штурвалом с
восемью спицами, перед тускло освещенными приборами. На уровне его плеча
на полке примостилась рация. Мур громко сказал, перекрикивая шум двух
дизелей:
переложил штурвал на несколько градусов влево, и стекло забрызгала пена.
напросились сюда, Мур. Если вы передумали, плывите обратно, я не против.
- Их место в Карибвиле, с близкими. Они помогли мне подготовиться, а
большего я у них просить не вправе.
обрушился дождь пополам с морской водой; нос траулера высоко задрался и
резко опустился. Яна ухватилась за деревянный брус подволока, чтобы не
упасть.
здесь.
смотрите за морем.
серым - быстро светало. Сильный ветер гнал низкие тучи, рвал облачную
пелену, и в прорехи пробивался промозглый желтоватый свет. Мур вышел на
палубу, на резкий колючий ветер, и увидел, что в небо поднимается черный
столб дыма. Он висел точно над деревней, и сердце Мура мгновенно подкатило
к горлу.
штурвала из сильных рук. "Деревня горит", - сказал он, задыхаясь от
ярости. В горле застрял комок. Чейн развернул траулер, очень медленно,
чтобы волны не перехлестывали через левый борт, перевел рычаг управления
двигателями на "малый вперед", и шум дизелей стал тише. Холодные угрюмые
глаза Чейна смотрели в одну точку.
Траулер Чейна прошел между обросшими зеленой слизью бакенами в более
спокойные воды гавани. Запах дыма здесь был густым и едким, и Мур
почувствовал, как ярость закипает в нем с новой силой. Когда траулер
подходил к грузовой пристани, Мур увидел кучку оборванных островитян,
закричал им и бросил швартов. Не дожидаясь, пока Чейн отключит двигатели,
он спрыгнул на причал и стал пробираться сквозь толпу к лачугам.
Над бухтой висел тошнотворный запах гари. На мостовой лежали вынесенные из
развалин обугленные трупы; во многих из них не осталось ничего
человеческого - трудно было представить, что когда-то они ходили, жили,
дышали как все люди. Мур стиснул зубы, высматривая знакомые лица, но не
мог никого узнать. Впереди, там, где работала еще одна группа
спасателей-добровольцев, кто-то крикнул: "Вот он!" - и какая-то женщина
зарыдала.
изможденные, осунувшиеся, грязные, знакомые и незнакомые, но все -
застывшие от боли и ужаса. Женщина укачивала на руках мертвого ребенка,
муж стоял над ней, дико озираясь, - он понимал, что должен что-то сделать,
но думать не мог. "Баю-бай, баю-бай, - шептала женщина сквозь слезы, -
спи, мой милый, засыпай..." Предрассветные сумерки разорвал пронзительный
рыдающий вопль. Мур увидел обугленные, еще дымящиеся развалины на месте
пивных. Дождь почти перестал, и пожар разгорался с новой силой,
перекидываясь на другие здания; он заметил лихорадочно работавшие пожарные
бригады. Вдали, на вершине холма, стояла не тронутая огнем и все равно
пустая и мертвая "Индиго инн".
гавани: "Мур! Будь ты проклят!.."
заметил доктора Максвелла - он вместе с одной из медсестер перевязывал
раненых. Еще шаг, и он чуть не споткнулся о скорчившееся на дороге тело;
заставив себя посмотреть под ноги, Мур увидел, что это тот самый старик,
который так почтительно говорил о джамби. Теперь череп у него был
проломлен, а остекленелые глаза глубоко ушли в орбиты.
нет... нет... нет... "История повторяется, - подумал он, - пришли нацисты,
морские волки, завоеватели, хитрые и безжалостные. Ужас громоздится на
ужас, смерть на смерть". А в океане Корабль Ночи движется к морским
трассам, чтобы выполнить свою миссию разрушения, над которой не властно
время.
была перемазана золой. Одна рука была сильно обожжена и покрыта желтыми
волдырями. Рейнард шагнул вперед, издав горлом булькающий звук, и схватил
Мура за грудки.
ГЛЯДИТЕ ЖЕ, ГЛЯДИТЕ, ЧЕРТ ВАС ПОБЕРИ!
Рейнарда.
из Бездны!
слезами. - ТЫ ПРИНЕС ЭТО НА ОСТРОВ!
убил мою жену и деток, он спалил мой дом! Он поднял эту лодку со дна, он!
и тот ничком растянулся на песке. Но вперед вышел другой, его ненависть
была почти осязаемой:
ТЫ УБИЛ ЕЕ!
Кто-то гикнул, люди обступили Мура плотной стеной, отрезав все пути к
отступлению. Жаркое дыхание, засохшая кровь на лицах, безумные от ярости
глаза...
ближе, кто-то нагнулся, разбил о камень пивную бутылку и выпрямился с
поблескивающим оружием в руке. Мур попятился, споткнулся об обугленные
доски и упал на больное плечо. От боли он вскрикнул, и тогда толпа