зачем опровергать легенду, если именно она дает тебе работу). Я всегда
молча занимался своим делом и не собирался никого информировать, что да,
Песчаного Тигра можно напугать. И теперь, когда я снова столкнулся с
рабством, я понял, что в рассказах обо мне была изрядная доля вранья. Я
был не храбрее любого другого мужчины. Беда лишь в том, что начинаешь
разбираться в себе только когда кошмар, которого ты больше всего боишься,
становится твоим ближайшим будущим.
сандалии и перевязь. И что уж меня совсем не удивило, отобрали Разящего.
Удивило меня другое: зачем было оставлять когти песчаного тигра.
одной формой возмездия. Ему важно было не только унизить Песчаного Тигра,
но и сообщить рабам, с которыми он будет работать день и ночь, кто
составит им компанию.
любил причинять страдания не только телу, но и уму. Он мог попытаться
использовать меня как пример другим рабам - всем было известно, какой
сильный, храбрый и независимый человек Песчаный Тигр, но видите, и он
попался. Посмотрите, он смирился. Он выполняет все, что ему приказано.
встал на колени на полу повозки. Меня сопровождала вся дворцовая стража -
двадцать воинов. Своего рода комплимент: двадцать человек на одного,
закованного в такие тяжелые цепи, что он едва мог дышать, не говоря уже о
том, чтобы двигаться.
воспользуюсь любой возможностью и попытаюсь бежать. Наверняка он понял,
что я хотел вернуться во дворец, найти и освободить Дел. Без сомнения он
знал, что я хотел пропороть его шкуру от кишок до глотки любым оружием,
которое попадется под руку.
конечном пункте этой поездки и забыть, что снова стал чулой.
беспокоиться. Мне повезет, если я выживу.
Коридоры пересекались, изгибались, поднимались, опускались, пересекались,
изгибались, пересекались... пока я не запутался. Я понял, что даже не
представляю, где нахожусь.
предела беспомощностью и обреченностью существ, которые раньше были
людьми, а теперь превратились в грязных животных. Чулы. Руки и ноги для
работы. Каждый сгибался под тяжестью железа такого же как на мне, но цепь,
обхватывающая пояс, была длиннее футов на десять и присоединялась к другой
цепи. Эта лежала вдоль стены, вбитая в породу около каждого человека. Люди
располагались через пятнадцать футов, что оставляло каждому из них кусочек
пространства для работы. Для жизни. По зловонию в шахте я понял, что ни
одного из них никогда не отковывали от стены.
каменном полу: безвольное распростертое тело, которое покинула жизнь. Труп
уже начал разлагаться. Я должен был заменить его.
ударяясь о камень. Охранник врезал мне по почке, и я сделал шаг вперед. И
тут же отшатнулся. Я не мог заставить себя занять место мертвеца.
на шею, пояс, руки, ноги. Они приковали меня к стене и проверили прочность
цепей. Сквозь лязг металла я слышал голос одного охранника. Позевывая от
скуки, он монотонно бубнил себе под нос. Интонаций в голосе не было. Он
равнодушно повторял давно навязшие в зубах слова.
отваливалась в сторону, чтобы добраться до золотоносной руды. Ее вывозили
из шахты в деревянных тележках. Любой человек, попытавшийся зубилом выбить
свою цепь из скалы или разбить цепи будет выведен из шахты, выпорот и
подвешен к столбу на три дня, без воды и еды.
кормить два раза в день, утром и вечером. Спать я должен на полу у своего
места. Воду приносят три раза в день: не больше, не меньше. Работают у них
в шахте с рассвета до темна, с перерывами на утреннюю и вечернюю пищу.
молоток и зубило к моим ногам и ушел с другими охранниками, унося с собой
факел.
Факелы вставляли в стену через большие промежутки, но только половина из
них горела. Я понимал, что постепенно глаза приспособятся, потому что тело
может приспособиться ко всему... но я не был уверен, что хотел все это
видеть.
волосы на голове и дрожь сотрясает меня все сильнее и сильнее. В животе
все связывалось в узлы, и я ждал, что от острой рези из меня сейчас
вывалятся внутренности. Железо звенело. Оно звенело при каждом движении. А
я не мог унять дрожь.
беспомощности, смерти. И безнадежности.
камень. Разум, тело, дух - все погрузилось во тьму. Передо мной было
только безумие. Оно заполнило всего меня и я снова стал маленьким, таким
маленьким, таким маленьким...
прислонившись спинами к стене, и безучастно смотрели на меня. Я был
закован так же, как они и конец нас ждал один. Я увидел их израненные
мозолистые руки, изуродованные плечи, заглянул в пустые глаза и понял, что
они были здесь уже месяцы. Или даже годы.
них, я понял, что вижу собственное лицо.
мозаичный узор ночи: квадратики мареново-фиолетового, синего, черного. В
этой темноте даже когда я закрывал глаза, я долго видел сияющее пятно
факела. Вечернюю еду разнесли незадолго до моего прибытия, теперь люди
спали. Я слышал храп, стоны, крики, всхлипывания. И ни на минуту не
прекращался звон цепей.
голода. От тяжелой работы, я отбивал породу и руду и грузил ее на тележки,
которые таскали прикованные к ним рабы, все время хотелось есть, но порции
не увеличивались. Я засыпал голодным и опустошенным и просыпался через час
или два от спазм в желудке и судорог. Когда наступало утро, я был измучен
этим сном больше чем работой. Вода была теплой и протухшей и часто
вызывала дизентерию, но я пил ее, потому что больше ничего не было. Я спал
в грязи на полу шахты, привыкнув делать минимум движений и испражняться в
собственном углу как раненое животное. Я понимал, что день за днем
опускался, терял рассудок, заболевал. Я знал, что стал чулой. И эта не
покидавшая меня ни на момент мысль стерла из памяти годы, которые я провел
как свободный танцор меча.
их. Я жил на дне аид. Воспоминания об исчезнувших днях временной свободы
сводили с ума, и я старался о них забыть.
с золотой рукоятью и стальным голубоватым клинком. Двуручный Северный меч
с серебряной рукоятью, покрытый рунами, напевающий чарующую песню льда и
смерти.
кристально чисты. Руки свободно опущены.
зеленоглазый. Высокий. Мощного сложения. Но пока он стоит у круга, ожидая
начала танца, тело его меняется. Теряет вес, сущность, силу. Оно тает,
пока мужчина не превращается в скелет, плотно обтянутый коричневой кожей.
шахте и шахта в голове у человека.
коленях, руки безвольно свисали, на них была опущена голова.
Он знал себе цену. В правой руке он держал тонкий изрезанный хитроумными
узорами жезл из слоновой кости. Перламутрово-белый.
цепь и тряс ее до тех пор, пока прикованный человек не взглянул на него.
рассыпавшегося пламени осветило лицо человека, смотревшего на танзира.
Танзир присмотрелся и понял, что сидящее перед ним существо уже не было
человеком. Он смотрел на заросшего грязью уродливого зверя, одетого в