Чтение 49–й страницы книги ~За пределы безмолвной планеты~

ее, и даже тело заняты какой-то невидимой работой. Впервые он
внимательно разглядел ее -- она его не видела, -- и она
показалась ему еще более странной, чем прежде; ни одно земное
понятие не годилось. Противоположности соединялись в ней и
переходили друг в друга. Мы себе и представить этого не можем.
Попробую сказать так: ни мирскому, ни священному искусству не
создать ее изображения. Прекрасная, юная, обнаженная и не
знающая стыда, она была языческой богиней -- но лицо дышало
таким покоем, что показалось бы скучным, если бы не
сосредоточенная, почти вызывающая кротость. Лицо это,
напоминавшее о тишине и прохладе церкви, в которую входишь с
жаркой улицы, было лицом Мадонны. Он пугался того напряженного
покоя, который глядел из этих глаз; но в любую минуту она могла
рассмеяться, как ребенок, убежать резвее Дианы или заплясать,
как вакханка. А золотое небо висело над самой ее головой, звери
подбегали приветствовать ее, стряхивая по пути лягушек с
пушистых кустов, и воздух наполнился яркими комочками, похожими
на капли росы. Когда дракон и кенгуру приблизились к ней,
Женщина обернулась, приветливо подозвала их, и снова то, что
Рэнсом увидел, было таким, как бывает на Земле -- и совсем
иным. Она ласкала животных не как наездница, гордящаяся своим
конем, и не как девочка, играющая с котенком. В лице ее было
достоинство, в ласках -- снисходительность; она помнила, что
ласкавшиеся к ней твари ниже ее, и само это знание возвышало
их, превращало не в балованных любимцев, но в слуг. Когда
Рэнсом подошел ближе, она наклонилась и шепнула что-то в желтое
ухо кенгуру, а затем, обернувшись к дракону, издала какой-то
звук, похожий на его блеянье. Она как бы отпустила их, и они
убежали в лес.

-- У вас тут животные почти разумны, -- сказал Рэнсом.

-- Мы делаем их все старше и старше, -- отвечала она. --
Разве не для этого и существуют животные?

Рэнсом уцепился за слово "мы".

-- Я как раз хотел спросить, -- сказал он. -- Малельдил
послал меня в ваш мир с какой-то целью. Ты знаешь, с какой?

Она к чему-то прислушалась, потом сказала:

-- Нет.

-- Тогда отведи меня к себе домой и познакомь с вашим
народом.

-- Что такое "народ"?

-- Твоя родня... ну, и другие.

-- Ты говоришь о Короле?

-- Да. Если здесь есть король, лучше мне пойти к нему.

-- Я не могу тебя отвести, -- сказала она. -- Я не знаю,
где он.

-- Тогда отведи меня к себе домой.

-- Что такое "дом"?

-- Место, где люди живут, хранят свои вещи, растят детей.

Она раскинула руки, охватив весь мир вокруг себя, и
сказала:

-- Вот мой дом.

-- И ты живешь здесь в одиночестве? -- спросил он.

-- Что такое "одиночество"?

Рэнсом попробовал иначе:

-- Отведи меня туда, где я смогу поговорить с другими.

-- Если ты имеешь в виду Короля, я ведь сказала: я не
знаю, где он. Когда мы были совсем молодые, много дней назад,
мы прыгали с острова на остров. Когда он был на одном острове,
а я на другом, поднялась волна и нас отнесло в разные стороны.

-- Разве ты не можешь отвести меня к другим людям? Ведь не
единственный же он человек, кроме тебя!

-- Нет, единственный. Разве ты не знал?

-- Должны быть и другие -- твои братья, сестры, родичи,
друзья...

-- Я не знаю, что эти слова значат.

-- Да кто же тогда Король? -- в отчаянии спросил Рэнсом.

-- Он -- это он сам, -- сказала она. -- Как можно ответить
на такой вопрос?

-- Послушай, -- сказал Рэнсом, -- у тебя ведь есть мать.
Она жива? Где она? Когда ты в последний раз ее видела?

- У меня есть мать? -- спросила Женщина, удивленно, но
совсем спокойно. -- О чем ты? Это я -- Мать.

И снова Рэнсом почувствовал, что говорит не она или не
только она. Никакого другого звука не было, море и воздух
застыли, но где-то в призрачной дали вновь началась песня
огромного хора. И к нему вернулся страх, который рассеяли было
ее нелепые ответы.

-- Я не понимаю, -- сказал он.

--И я не понимаю, -- сказала Женщина, -- но душа моя
славит Малельдила, ибо Он нисходит с Высоких Небес, чтобы
благословить меня на все времена, которые еще придут к нам. Он
силен, сила Его укрепляет меня, и ею живы эти славные твари.

-- Если ты мать, где твои дети?

-- Их еще нет, -- сказала она.

-- А кто будет их отцом?

-- Король, конечно, кто же еще?

-- И у короля тоже нет отца?

-- Он сам -- Отец.

-- Значит, -- медленно произнес Рэнсом, -- ты и он --
единственные люди во всем этом мире?

-- Конечно. -- Тут лицо ее изменилось. -- Какая же молодая
я была! -- сказала она. -- Теперь я вижу. Я знала, что в старых
мирах, там, где хросса и сорны, много разумных существ. Но я
забыла, что и ваш мир старше нашего. Я поняла, вас теперь
много. Я-то думала, вас там тоже только двое. Я думала, ты --
Отец и Король вашего мира. А там живут уже дети детей, и ты,
наверное, один из них.

-- Да, -- сказал Рэнсом.

-- Когда ты вернешься, передай мой привет вашей Королеве и
Матери, -- сказала Зеленая Женщина, и впервые в ее голосе
прозвучала изысканная даже церемонная вежливость. Рэнсом понял:
она знает теперь, что говорит не с равным.

Одна королева посылала свой привет другой, и тем более
благосклонно разговаривала с простым подданным. Ему нелегко
было ей ответить.

-- Наша Королева и Мать умерла, -- наконец сказал он.

-- Что значит "умерла"?

-- Когда наступает время, люди покидают наш мир. Малельдил
забирает их души куда-то -- мы надеемся, что в Глубокие Небеса.
Это называется "умереть".

-- Что же ты дивишься, почему ваш мир избран для Поворота?
Вы всегда глядите в Глубокое Небо, мало того -- вас еще и
забирают. Милость, оказанная вам, превыше всех милостей.

Рэнсом покачал головой:

-- Это не совсем так.

-- Наверное, -- сказала она. -- Малельдил послал тебя,
чтобы ты научил нас умирать.

-- Ты не поняла, -- сказал он, -- это все совсем не так.
Это очень страшно. Смерть даже пахнет дурно. Сам Малельдил
заплакал, когда увидел ее.

И голос его, и лицо, видимо, удивили се. Она изумилась --
не ужаснулась, просто изумилась, но лишь на секунду; потом
изумление растворилось в се покос, словно капля в океане. Она
сказала снова:

-- Не понимаю.

-- И не поймешь, госпожа, -- сказал он. -- Так уж устроен
наш мир -- не все, что там есть, приятно нам. Бывает и такое,
что руки и ноги себе отрежешь, лишь бы его не было -- и все же
это есть.

-- Как можно желать, чтобы нас не коснулась волна, которую
послал Малельдил?

Рэнсом знал, что спорить не стоит, и все же продолжал:

-- Да ведь и ты ждала Короля, когда повстречалась со мной.
Когда ты увидела, что это не он, лицо твое изменилось. Разве ты
этого хотела? Разве ты не хотела увидеть кого-то другого?

-- Ох! -- просто охнула Женщина и отвернулась от него. Она
опустила голову, стиснула руки, напряженно размышляя. Потом
вновь подняла взгляд, и сказала:

-- Не делай меня старше так быстро, я не вынесу, -- и
отступила от него на несколько шагов.

Рэнсом пытался понять, не причинил ли ей вреда. Он
догадался, что чистота ее и покой не установлены раз и
навсегда, как покой и неведение животного, -- они живые, а
значит, хрупкие. Равновесие удерживал разум, его можно
нарушить. Скажем так: велосипедисту нет причин упасть посреди
ровной дороги, и все же это может случиться в любую минуту.
Ничто не принуждало ее сменить мирное счастье на горести нашего
рода, но ничто и не ограждало ее... Опасность, которую Рэнсом
разглядел, ужаснула его; но когда он вновь увидел лицо
Королевы, он уже сказал бы не "опасно", а "стало интересно", а