в Зале аудиенций. Дианора едва могла вздохнуть, настолько сильной
оказалась ее внезапная ярость. Никогда в жизни она не ощущала ничего
подобного этому раскаленному добела котлу в ее сердце. После падения
Тиганы, после вынужденного ухода ее брата ее ненависть обрела форму, стала
управляемой, подогреваемой определенной целью, оберегаемым язычком
пламени, которому, как она знала, предстоит гореть еще долго.
сметающий все, подобно потоку лавы. Если бы Брандин находился сейчас у нее
в комнате, она могла бы вырвать у него сердце ногтями и зубами - как
женщины разорвали Адаона на склоне горы. Шелто непроизвольно сделал шаг
назад; никогда прежде Дианора не видела, чтобы он испугался ее или любого
другого человека. Но это наблюдение сейчас не имело значения.
Игратского, втоптав в кровь и грязь чистую, незапятнанную память о доме и
клятву, которую она дала так давно, перед приездом сюда. Она нарушила суть
всего, чем когда-то была; изнасиловала себя более жестоко, чем любой
мужчина, который когда-либо спал с ней за деньги в комнате наверху, в
Чертандо.
ей коротать сегодняшнюю ночь одной.
Дианора могла понять, почему он мог так поступить. Понять, как мало он
нуждается сегодня ночью в ее остротах или уме, в блеске, в вопросах и
предположениях. Или в страсти. Ему будет нужна мягкая, нерассуждающая,
врожденная доброта, которую дарит Солорес. А она сама, очевидно, нет.
Убаюкивающее обожание, нежность, утешающий голос. Сегодня ему понадобится
убежище. Она могла понять: она сама нуждалась в этом, нуждалась отчаянно
после того, что произошло.
никем и ничем не защищенная, Дианора почувствовала себя нагой и
неспособной скрыться от того, что пришло, когда огонь ярости наконец угас.
второй, отмечая триады ночных часов, но перед третьим боем,
провозглашающим наступление серого рассвета, с ней произошли две вещи.
всегда старательно отделяла от тысяч горестных воспоминаний того года,
когда оккупировали Тигану. Но она была действительно беззащитна и уязвима
во тьме этой ночи Поста, и ее уносило страшно далеко от всех пристаней,
которые за это время обрела ее душа.
Солорес ди Корте, Дианора лежала, словно на открытом пространстве, одна,
не в силах убежать от тех образов, которые нахлынули на нее из далеких
лет. Образов любви, боли и потери любви в боли, которые были такими
пронзительными, таким резким и ледяным ветром в сердце, что в любое
другое, обычное время она их не пускала в себя.
отвела этот перст, увела Брандина от темных Врат Мориан, а сегодня была
ночь Поста, ночь призраков и теней. Так что это время нельзя считать
обычным, и оно таким не было. И на Дианору нахлынули ужасные воспоминания,
одно за другим, непрерывной чередой, словно волны темного моря, последние
воспоминания о брате перед тем, как он ушел.
бойца младше пятнадцати лет, строго приказал принц Валентин и уехал на
север воевать. Алессана, младшего сына принца, тайно увез на юг Данолеон,
Верховный жрец Эанны, когда пришло сообщение, что Брандин направляется к
ним.
победы. Они все знали, измученные мужчины, которые сражались и уцелели,
женщины, старики и дети, оставшиеся дома, что приход Брандина будет
означать конец того мира, в котором они жили и любили.
Играта сможет сделать то, что он сделал. Это им предстояло узнать в
последующие дни и месяцы, и это было похоже на жестокую, тяжелую опухоль,
разрастающуюся в душах уцелевших людей.
год гибели Тиганы те, кто выдержал это умирание.
лука, когда пришли известия о второй битве при Дейзе. Когда авангард
игратян вошел в сам город, занимая улицы и площади Тиганы, богатые дома и
Дворец у Моря, тонко расписанный нежными красками, она, казалось, потеряла
последнюю связь с внешним миром и молча ушла бродить в пространство, куда
не мог последовать за ней никто из детей.
их разгромленного двора, среди обломков расколотого мрамора, и сердце
дочери ныло, как ноет старая рана во время зимних дождей.
учеников погибли вместе с отцом. Двое других убежали вскоре после того,
как пришли игратяне и началось разрушение. Она даже не могла их винить.
Только одна из женщин и младший из учеников остались с ними.
разрушений и пожаров, потом нашли работу по расчистке мусора или ремонту
стен, когда по приказу игратян началось частичное восстановление. Жизнь
начала возвращаться в нормальное русло. Или в русло, похожее на
нормальное, в городе, называемом теперь Нижний Корте, в провинции с тем же
названием. В мире, где никто, кроме них самих, не мог услышать само слово
"Тигана". Вскоре они перестали произносить его в общественных местах. Боль
была слишком сильна: все внутри сжималось при виде непонимающего выражения
на лицах игратян или торговцев и банкиров из Корте, которые быстро явились
в город в поисках той прибыли, которую можно найти среди мусора медленно
отстраивающегося города. Это была боль, для которой невозможно найти
названия.
назвала свой дом Нижним Корте. Все могли вспомнить подобный момент, все
уцелевшие: в душу каждого из них воспоминание об этом моменте впилось,
словно рыболовный крючок. Погибшим при Дейзе и в первой и во второй битве
очень повезло, так говорили в тот год.
осень, горевала о его исчезнувшей улыбке, потерянном смехе. Его детство
закончилось слишком быстро, но она не знала, как те же жестокие уроки и
лишения избороздили ее собственное лицо, худое и непривлекательное. В
конце лета ей исполнилось шестнадцать, а ему осенью пятнадцать. На его
именины она испекла пирог для ученика, старухи матери, брата и себя.
Гостей не было: сборища любого рода были в тот год запрещены. Мать
улыбнулась, когда Дианора дала ей кусок темного пирога, но Дианора знала,
что эта улыбка не имеет никакого отношения ни к одному из них.
лоб, потом сестру и ушел из дома на ночь глядя. Конечно, было запрещено
покидать дом после наступления темноты, но что-то все время толкало его
бродить по улицам, мимо там и сям продолжающих тлеть пожарищ почти на
каждом углу. Похоже было, что он бросает вызов патрулям игратян,
подзадоривая их поймать его. Наказать его за то, что ему исполнилось всего
четырнадцать лет перед началом войны.
колес смерти. Шесть женщин и пятеро детей оказались среди тех, кого
подняли на эти колеса умирать. Дианора знала большинство из них; не так
много народа осталось в городе, они все друг друга знали. С тех пор по
ночам ей приходилось прилагать усилия, чтобы защитить мозг от постепенно
замирающих детских воплей.
слышала, что он вернулся. Он всегда нарочно производил какой-нибудь шум,
чтобы она его услышала и смогла уснуть. Каким-то образом он знал, что она
не спит, хотя она никогда не говорила ни слова.
если бы не был так худ и если бы его глаза не были обведены темными
кругами от горя и бессонных ночей. В первую зиму еды было мало: большая
часть урожая сгорела, остальное конфисковали, и Дианора старалась изо всех
сил накормить их пятерых. Но с выражением его глаз она ничего не могла
поделать. В тот год такой взгляд был у всех. Она его видела в зеркале.
это было неизбежно, как одна из злокачественных опухолей, выросших из
глубоко посеянных семян мести Брандина.
началось. Она смотрела, как брат и ученик - который уже перестал быть
учеником, разумеется, - шагают через залитую ранним утренним солнцем
площадь, направляясь к месту работы. Над головой плыли белые облака,
подгоняемые ветром. Небольшая компания солдат появилась с противоположной
стороны и окружила мальчиков. Ее окно было открыто, чтобы проветрить
комнату и впустить свежий бриз, и она все слышала.
она могла разглядеть из окна. - Мы заблудились, - простонал он, а
остальные быстро окружили мальчиков. Товарищи встретили его слова
насмешливым хохотом. Один из них толкнул другого локтем.