одну так и быть, - засмеялся Герасимов, и встав отпер секретер заманчивыми
звонами.
зачтите в жалованье.
знайте, больше чтоб нажима не было. А главное, ничего не забывайте, -
повернулся генерал, держа бумажки с изображением Петра Великого.
зря. Только не втемяшивайте вы себе в голову, что я дурак, все дело,
батенька испортите.
заворачивайте по семейному. Дома нет, справьтесь в "Медведе" у швейцара,
спросите кабинет Ивана Васильевича.
прошлую то пятницу на северо-донецких, да мальцевских играли. На бирже то?
Своими глазами видел. Там то вы мне и понравились. Сразу решил, что с вами
дела можно делать. Ну, и скрытный же вы человек, ай-ай-ай, с вами надо
осторожней, а то чего доброго взорвете на воздух, - и Герасимов, обнимая
Азефа, похлопал его по задней части, убедиться нет ли револьвера.
нервный упадок, слабость. Он понимал, что его расчеты смяты.
на Дубасова. В крошечном, охряном домике, зажатом в зелени сосен, Азеф жил в
Гельсингфорсе. Дом был уютен. Воздух резок и ароматен. Но Азеф волновался.
Мерещилась генеральская пипка, веревка, чорт знает что.
серебряному, снежному насту.
снег, сад.
Савинкова. Азеф наливал чай, подставлял Савинкову лимон, хлеб.
можем установить, измотались, истрепались. Приехал советоваться с тобой, по
моему покушение может выйти только случайное.
наблюдают, если не могут установить. А случайное покушение, это - ерунда, я
не могу рисковать людьми ради твоих импрессий!
нерегулярны, обставлены такой конспиративностью, словно он знает, что мы
здесь. А при случайном выезде успех может быть. Надо взять кого-нибудь из
мастерской, пусть приготовит снаряды, будем ждать возвращения Дубасова из
Петербурга.
тело в кресле, пробормотал:
Папиросники, извозчики, наружное наблюдение, старая канитель, ерунда! Все
это знают. Я решил уйти от работы, пойми, со времени Гершуни я все в
терроре, имею же я наконец право на отдых, я не могу больше. Ты и один
справишься.
буду.
ответственность за руководство центральным террором. Ты назначен ЦК. Без
тебя не согласятся работать товарищи.
гибель террора, а стало быть и партии. Азеф изредка поднимал бычачью голову
на короткой шее, взглядывал на него. Когда он кончил, Азеф сидел молча,
сопя.
но мое мнение, ничего у нас не выйдет. Если хочешь бросить регулярное
наблюдение и рассчитывать на случайную поездку Дубасова - хорошо, поезжай,
возьми из мастерской Валентину, она поедет с тобой, приготовит бомбы. Только
по моему это нерационально, дробится организация. Во всяком случае прежде
всего извести меня телеграммой. Я приеду сам и все проверю.
взморья стояла динамитная мастерская, поставленная Азефом.
к взморью. По снежной дороге нес вейка. Раскатывались санки на крутых
поворотах. Ни впереди, ни сзади - ни души. Лес, снег, небо, да пробегающие
лыжники. Финн знал путь. Быстро с лесистой дороги свернул на малоезженую
снежную полосу. У дачи с подстриженными заснеженными кустами остановился.
В саду стучал дятел. Звенели в легком ветре сосны. Под ногой заскрипели
ступени лесенки. Коротким стуком Савинков постучал в стеклянную дверь.
Навстречу вышла женщина, похожая на монашку. Лицо было желтоватое,
изможденное. Темные глаза ушли вглубь. Движенья спокойные. Смотря на
Савинкова, террористка Саша Севастьянова проговорила:
Зильберберга.
изящный, хрупкий Зильберберг.
смеющаяся Валентина Попова. Но по губам и полноватой фигуре Савинкову Попова
показалась беременной.
голоса! Как бодро! Какой смех! Саша Севастьянова, работающая за прислугу,
накидывала на стол скатерть, суетилась, готовя закуску, ставя самовар с
холоду приехавшему гостю.
делается? Мы тут целый месяц без газет, ничего не видали. Может там уж и
царя то у нас нет, свергли? - засмеялся Зильберберг.
решим, долго ли еще сидеть будет, - и Савинков с Зильбербергом вышли из
столовой, где молчаливой монашенкой хлопотала Саша Севастьянова.
же оборудован по зимнему. Богатая дача, с мебелью карельской березы,
картинами, креслами. До того хороша, что многих боевиков даже стесняла.
то-есть, Рашель. А вот это и есть мастерская, не Бог весть что, но работать
можно, - ввел Зильберберг Савинкова в просторную квадратную комнату, почти
без мебели, с туго спущенными белыми шторами.
болела голова. На двух столах стояли спиртовки, примусы, лежали медные
молотки, напильники, ножницы для жести, пипетки, стеклянные трубки,
наждачная бумага, в флаконах, аккуратно как в аптеке, была серная кислота. В
углу - запасы динамита. И рядом, внутри выложенные парафиновой бумагой, в
виде конфетных коробок, консервных банок - оболочки снарядов.
зимний день, смерть Сергея, радость убийства и тоску. Савинков знал, Каляев
повешен, Дора сошла с ума в каземате Петропавловской крепости.
пришел к ней, и о том, что, как говорят, она в тюрьме просила дать ей яду и
сошла с ума, изнасилованная стражей.
двухмесячный ребенок, пишут уже улыбается, не видал еще.
кроме желтой мебели, посредине стояла кровать, покрытая байковым одеялом.
Навстречу им шли Попова и Рашель Лурье. Попова весело кричала:
изысканностям. А у нас по-простецки. Саша даже стесняется, ей Богу.
студент, бегающий за Невскую заставу на рабочие собрания.