Чтение 49–й страницы книги ~Иствикские ведьмы~

естественно...

- Естественно, естество пошло своим отвратительным естественным путем,
- болтала Джейн.

- Даррил, что вы в ней нашли? - спросила его Сьюки дружелюбным и
твердым голосом репортера.

- Знаете, - застенчиво отвечал он, - обычная вещь. Захотелось
остепениться. Почувствовать уверенность в будущем. Взгляните на нее. Она
прекрасна.

- Чушь, - медленно прошипела Джейн Смарт.

- Со всем уважением к вам, Даррил. Я люблю нашу малышку Дженни, -
сказала Сьюки, - но она же глупышка.

- Ну, хватит, что это за вечеринка получается? - беспомощно вымолвил
здоровяк, рядом с ним невеста, облаченная в халат, даже не вздрогнула,
укрывшись, как всегда, за хрупким щитом невинности и невежеством мещанки.
Не то чтобы ее мозг был менее развит, чем у них, возможности там были те
же, но он был похож на клавиатуру арифмометра в сравнении с клавиатурой
пишущей машинки. Ван Хорн пытался сохранить чувство собственного
достоинства. - Слушайте, вы, суки, - сказал он. - Почему вы считаете, что
я вам чем-то обязан? Я принимал вас у себя, кормил и хоть как-то скрашивал
вашу паршивую жизнь...

- Кто же сделал ее паршивой? - быстро спросила Джейн Смарт.

- Только не я. Я в городе недавно.

Фидель принес поднос с бокалами шампанского. Александра взяла бокал и
выплеснула его содержимое, метя Ван Хорну в лицо, но редкостная влага
забрызгала только ширинку и одну штанину. Во всяком случае не она, а он
почувствовал себя жертвой. В ярости Александра запустила бокалом в
скульптуру из перекрученных автомобильных бамперов. На этот раз она хорошо
прицелилась, но бокал превратился в воздухе в деревенскую ласточку, и она
тут же упорхнула. Тамкин, который вылизывал седалище, терзая жадным языком
крошечное розовое отверстие в обрамлении длинной белой шерсти, оживился и
устроил охоту; с чрезвычайно комичной торжественностью, свойственной
котам, широко раскрыв зеленые глаза, он крался по краю спинки
закругленного дивана с четырьмя подушками и, дойдя до конца, подпрыгнул в
воздухе. Птица спаслась, усевшись на висящее облачко из пенопласта работы
Марджори Страйдер.

- Эй, я все это представлял себе совсем иначе, - посетовал Ван Хорн.

- Как же вы себе это _представляли_, Даррил? - спросила Сьюки.

- Как дружескую вечеринку. Мы думали, вы будете до чертиков довольны.
Вы свели нас. Как купидоны. Вы вроде как подружки невесты.

- Я _никогда_ не считала, что они будут довольны, - поправила Дженни. -
Я просто не представляла себе, что они будут так грубы.

- А почему бы им не _быть_ довольными? - Ван Хорн просительно вытянул
свои странные резиновые руки ладонями кверху, и он, и Дженни выглядели
сейчас как живой портрет супружеской четы. - Мы тоже порадуемся за них,
когда приедет какой-нибудь простак, и на них будет спрос. В том случае,
хочу сказать, если эти ревнивые бабы не сгорят к тому времени в напалме
вместе со своим проклятым миром. Какими же вы оказались дьявольски
ограниченными. Такими, как все.

Сьюки смягчилась первой. Возможно, ей просто захотелось перекусить.

- Ладно, - сказала она. - Давайте есть торт. Лучше разделаемся с ним.

- Самый лучший. "Бежевый Ориноко".

Александра не могла не рассмеяться. Даррил был таким потешным - и
полным надежд, и разочарованным одновременно.

- Не может быть.

- Конечно, может, если ты знаком с нужными людьми. Ребекка знает
парней, они ездят в этом безумно ярком фургоне из Провиденса. La creme de
la crooks [крем плутов (фр.-англ.)], честно. Слетайтесь сюда. Удивительно,
что творит прилив!

Так он помнит: как она бросила вызов ледяному приливу в тот день, а он
стоял на далеком берегу и кричал: "Вы умеете летать!"

Торт поставили на похожую на стол спину присевшей обнаженной
скульптуры, и все расселись в кружок. Марципановые фигурки сняли,
разломали и раздали каждому. Александре - как своеобразная награда -
достался половой член. Даррил пробормотал:

- Hoc est enim corpus meum [ведь это тело мое (лат.)], - раздавая куски
торта; над шампанским он произнес нараспев: - Hic est enim calix sanguinis
mei [ведь это чаша крови моей (лат.)].

Дженни сидела напротив Александры, ее розовое лицо сияло; она не
сдерживала своей радости, она торжествовала, и Александра почувствовала
вдруг сердечный трепет, словно это была она сама в молодости. Все они
брали руками кусочки торта и кормили друг друга, скоро от торта остался
лишь многоярусный скелет, объеденный шакалами. Потом они взялись за
перепачканные руки, повернулись спиной к присевшей статуе - на ее левой
ягодице Сьюки помадой и глазурью нарисовала ухмыляющуюся рожицу с
неровными зубами - и стали водить хоровод, как в старину: "Emen hatan,
Emen hetan" [аминь], "Har, har, diable, diable, saute ici, saute la, joue
ici, joue la" [хар, хар, дьявол, дьявол, ветер меняется здесь, ветер
меняется там, стена здесь, стена там (фр.)].

Джейн, захмелевшая больше других, пыталась спеть вместо этого
труднопроизносимые куплеты песни песней времен английского короля Якова I
"Тинклтам Танклтам", но от смеха и алкоголя ей совсем изменила память. Ван
Хорн жонглировал сначала тремя, потом четырьмя и наконец пятью
мандаринами, его руки слились в одно мелькающее пятно. Кристофер Гэбриел
высунул голову из библиотеки, чтобы узнать причину неуместного веселья.
Шидель теперь приносил то и дело маринованные плоды кэпибара. Вечеринка
удалась. Но когда Сьюки предложила всем пойти принять ванну, Дженнифер
объявила:

- Вода спущена. Ванна покрылась налетом, и мы ожидаем человека из
"Наррангасетской компании по очистке бассейнов", чтобы он обработал тик
фунгицидом.

Поэтому Александра заявилась домой раньше, чем ее ожидали, и застала
няню внизу в объятиях дружка на диване. Она попятилась из комнаты, вновь
зашла минут через десять и заплатила смущенной девушке. Та была из семьи
Арсено и жила в центре, она сказала, что друг довезет ее до дома.
Следующим движением Александры было подняться наверх, войти на цыпочках в
комнату Марси и убедиться, что дочь, которой было семнадцать и которая
выглядела взрослой женщиной, спит невинным сном. Но и много часов спустя
той ночью ей представлялись белые бедра дочки Арсено, обхватившие
волосатые ягодицы незнакомого парня, спустившего джинсы ровно настолько,
чтобы освободить гениталии, а она была совсем голой, и эта картина сияла в
голове Александры, подобно луне, выплывающей из разорванных грозовых туч.

Они встретились, все трое, почти как в прежние времена дома у Джейн
Смарт, в сельском домике в районе Коув. Когда-то они с Сэмом владели
прелестным особняком в викторианском стиле, где было тринадцать комнат,
особые коридоры для слуг, деревянная резьба и хрустальные люстры работы
Тиффани. То было в их лучшие дни на улице Вейн, за один квартал до
Дубравной улицы, подальше от воды. Теперешнее жилище Джейн представляло
собой построенный на разных уровнях сельский дом на стандартном участке в
четверть акра, выложенные галькой стены были покрашены в ядовито-голубой
цвет. Прежний владелец - инженер-механик, занятый неполную рабочую неделю,
уехавший в конце концов в поисках работы в Техас, тратил свободное время -
а его у него было в избытке - на отделку своего домишка под старину,
встраивая сосновые шкафчики с ящиками и полками и прилаживая ложные балки
коробчатого сечения и узловатые деревянные панели со следами стамески. Он
даже установил электрические выключатели в форме деревянных ручек от
насоса, а унитаз в туалете закрепил дубовыми бочарными заклепками.
Несколько стен были увешаны старыми плотницкими инструментами: рубанками,
лучковыми пилами и стругами, а маленькая прялка была хитроумно вделана в
перила на лестничной площадке, где квартира расходилась на разные уровни.
Джейн унаследовала этот вычурный приют пуританства без особого протеста,
но небрежение ее и детей медленно разрушало все аляповатые ухищрения.
Вырезанные ножом выключатели в спешке с треском ломались. Одну заклепку в
унитазе сбили, и все они обрушились. Джейн давала уроки фортепьяно в
дальнем конце длинной гостиной, смежной с кухней-столовой и ее каморкой,
только на шесть ступенек выше. На полу гостиной, не покрытой ковром, были
заметны разрушительные следы злой фурии: нога виолончели оставляла ямку,
где бы Джейн ни ставила свой стул и пюпитр. А она путешествовала по всей
комнате, а не играла в одном определенном месте. Но этим ущерб не
ограничивался; повсюду в довольно новом домике, построенном из зеленой
сосны и дешевых материалов, по шаблону, как серия танцев, исполненных
строительными рабочими, были заметны следы недолговечности, царапины на
краске, дыры в штукатурке и выпавшие плитки на кухонном полу. Ужасный
доберман-пинчер Рэндольф сжевал подножки у кресел и поцарапал своими
когтями деревянные двери. Джейн действительно жила в каком-то непрочном
мире, состоящем из музыки и злости.

- Итак, что мы предпримем? - спросила Джейн, когда наполнились бокалы и
прошел первый снегопад сплетен, - ведь сегодня могла быть только одна тема
для обсуждения: поразившая и оскорбившая их женитьба Ван Хорна.

- Как она была самоуверенна и непринужденна в своем длинном голубом
халате, - сказала Сьюки. - Я ненавижу ее. Подумать только, именно я
привела ее тогда поиграть в теннис. Я себе этого не прощу. - Она бросила в
рот пригоршню соленых орешков.

- И она неплохо играла, помнишь? - сказала Александра. - Целый месяц у
меня на бедре не проходил синяк.

- Это о чем-то говорит, - сказала Сьюки, снимая с нижней губы зеленую
скорлупку. - Что она не была беспомощной куколкой, какой казалась. Просто
я чувствовала себя виноватой в том, что случилось с Клайдом и Фелисией.

- Ох, прекрати, - настойчиво произнесла Джейн. - Ты не чувствовала себя