Чтение 49–й страницы книги ~Мои скитания~

показывать своей морды в публике)..

Тот ответил что-то резкое и через минуту летел вверх ногами в пруд.

-- Жуковский! Оболенский! -- крикнул Лентовский своим помощникам, -- не
пускать эту сволочь дальше кассы, они ходят сюда меня грабить, а не
гулять... И швырнул франта-ростовщика в пруд. Весь мокрый, в тине, без
цилиндра, который так и остался плавать в пруде, обиженный богач бросился
пря-мо в театр, в ложу Долгорукова, на балах которого бывал, как почетный
благотворитель... За ним бежал по са-ду толстый пристав Капени, служака из
кантонистов, и догнал его, когда тот уже отворил дверь в губернатор-скую
ложу.

-- Это что такое? -- удивился Долгоруков, но подо-спевший Лентовский
объяснил ему, как все было. Ростовщик выл и жаловался.

-- В каком вы виде?.. Капени, отправьте его просу-шиться... -- приказал
Долгоруков приставу, и старый солдат исполнил приказание по полицейски: он
про-держал ростовщика до утра в застенке участка и про-сохшего, утром,
отпустил домой.

И эти важные члены благотворительных обществ, домовладельцы и помещики,
как дворовые собаки про-бирались сквозь контроль в кусты за кассой и
караулили сборы...

А сборы были огромные.

И расходы все-таки превышали их.

Уж очень широк был размах Лентовского. Только маг и волшебник мог
волшебный эдем создать из раз-валин...

Когда-то здесь было разрушенное барское владение с вековым парком и
огромным прудом и развалинами дворца...

Потом француз Борель, ресторатор, устроил там не-мудрые гулянья с
рестораном, эстрадой и небольшой цирковой ареной для гимнастов. Дело это не
привива-лось, велось с хлеба на квас.

Налетел как-то сюда Лентовский. Осмотрел. На дру-гой день привез с
собой архитектора, кажется, Чичагова. Встал в позу Петра I и, как Петр I,
гордо сказал:

-- "Здесь будет город заложен..."

Стоит посреди владения Лентовский и говорит, гово-рит, размахивает
руками, будто рисует что-то... То чер-тит палкой на песке...

-- Так... Так...

-- "И запируем на просторе..."

x x x

И вырос Эрмитаж. Там, где теперь лепятся по за-дворкам убогие домишки
между Божедомским переул-ком и Самотекой, засверкали огни электричества и
ослепительных фейерверков, -- загремел оркестр из знаменитых музыкантов.

Сад Эрмитаж.

Головка московской публики. Гремит музыка перед началом спектакля. На
огромной высоте среди ажура бе-лых мачт и рей летают и крутятся акробаты,
над прудом протянут канат для русского Блондена, средина огром-ной площадки
вокруг цветника с фонтаном, за столика-ми постоянные посетители Эрмитажа...
Столики прихо-дится записывать заранее... Вот редактор "Листка" Па-стухов со
своими сотрудниками... Рядом за двумя со-ставленными столами члены
Московской английской ко-лонии, прямые, натянутые, с неподвижными
головами... Там гудит и чокается, кто шампанским, кто квасом, ком-пания из
Таганки, уже зарядившаяся где-то заранее... На углу против стильного входа
сидит в одиночестве ог-ромный полковник с аршинными черными усами. Он
за-ложил ногу за ногу, курит сигару и ловко бросает коль-ца дыма на носок
своего огромного лакового сапога...

-- Душечка, Николай Ильич, как это вы ловко, -- замечает ему, улыбаясь,
одна из трех проходящих ши-карных кокоток.

Полицмейстер Огарев милостиво улыбается и продол-жает свое занятие...

А кругом, как рыба в, аквариуме, мотается публика в ожидании
представления... Среди них художники, арти-сты, певцы -- всем им вход
бесплатный.

Антон Чехов с братом Николаем, художником, рабо-тающим у Лентовского
вместе с Шехтелем, стоят у тира и любуются одним своим приятелем, который
без прома-ха сшибает гипсовые фигурки и гасит пулькой красные огоньки
фигур...

Грянул в театре увертюру оркестр, и все хлынули в театр... Серафима
Бельская, Зорина, Лентовская, Во-лынская, Родон, Давыдов.

Прекрасные голоса, изящные манеры... Ни признака шаржа, а публика
хохочет, весела и радостна...

Сатира и Мораль.

В антракте все движутся в фантастический театр, так восторженно
описанный тогда Антоном Чеховым. Там, где чуть не вчера стояли развалины
старинных палат, поросшие травой и кустарником, мрачные и страшные при свете
луны, теперь блеск разноцветного электричества, -- картина фантастическая...
кругом ложи в рас-щелинах стен среди дикого винограда и хмеля, перед ними
столики под шелковыми, выписанными из Китая, зонтиками... А среди развалин
-- сцена, где идет пред-ставление... Откуда-то из-под земли гудит оркестр, а
сверху из-за развалин плывет густой колокольный звон... Над украшением
Эрмитажа и его театров старались де-кораторы-знаменитости: Карл Вальц,
Гельцер, Левот, выписанный из Парижа, Наврозов, Шишкин, Шехтель, Николай
Чехов, Бочаров, Фальк...

Аплодисментам и восторгам нет конца... И всюду мелькает белая поддевка
Лентовского, а за ним его адъютанты, отставной полковник Жуковский, старик
князь Оболенский, важный и исполнительный, и не менее важный молодой и
изящный барин Безобразов, тот самый, впоследствии блестящий придворный чин,
друг великих князей и представитель царя в дальнево-сточной авантюре,
кончившейся злополучной японской войной.

И тогда уж он бывал в петербургских сферах, но всег-да нуждался и из-за
этого был на посылках у Лентов-ского.

-- Жуковский, закажи ужин. Скажи Буданову, что Пастухова сегодня
кормлю, -- он знает его вкус, битки с луком, белуга в рассоле и растегай к
селянке...

-- А ты, князь, опять за уборными не смотришь?.. Посмотри, в павильоне
что!..

Остается на берегу пруда вдвоем с Безобразовым.

-- Так завтра, значит, ты едешь в Париж... Посмотри, там нет ли хороших
балерин... Тебе приказ написан, все подробно. Деньги у Сергея Иваныча. На
телеграммы де-нег не жалей...

Слушаю, Михаил Валентинович.

А утром в Эрмитаже на площадке перед театром мож-но видеть то ползающую
по песку, то вскакивающую, то размахивающую руками и снова ползущую вереницу
хо-ристов и статистов... И впереди ползет и вскакивает в бе-лой поддевке сам
Лентовский... Он репетирует какую-то народную сцену в оперетке и учит
статистов.

Лентовского рвут все на части... Он всякому нужен; всюду сам, все к
нему... То за распоряжением, то с просьбами... И великие, и малые, и
начальство, и сто-рожа, и первые персонажи и выходные... Лаконически
от-вечает на вопросы, решает коротко и сразу... После свер-кающей
бриллиантами Зориной, на которую накричал Лентовский, к нему подходит
молоденькая хористка и дрожит.

-- Вам что?.

-- М... м... мм...

-- Вам что?!

-- Михаил Контромарович, дайте мне Валентиночку...

-- Князь, дай ей Валентиночку... Дай две контромарки, небось, с
кавалером. -- И снова на кого-то кричит.

Таков был Лентовский, таков Эрмитаж в первый год своей славы.

Я сидел за Пастуховским столом. Ужинали. Сам тол-стяк буфетчик,
знаменитый кулинар С. И. Буданов, при-служивал своему другу Пастухову.
Иногда забегал Лен-товский, присаживался и снова исчезал.

Вдруг перед нами предстал елейного вида пожилой человечек в долгополом
сюртуке, в купеческом картузе, тогда модном, с суконным козырьком.

-- Николаю Ивановичу почтение-с.

-- А, сухой именинник! Ты бы вчера приходил, да угощал...

-- Дело не ушло-с, Николай Иванович.

-- Ну, садись, Исакий Парамоныч, уж я тебя угощу.

-- Не могу, дома ожидают. Пожалуйте ко мне на ми-нутку.

Пастухов встал, и они пошли по саду. Минут через десять Пастухов
вернулся и сказал:

-- Ну, вы дойдете, запишите ужин на меня... Гиляй, пойдем со мной к
Парамонычу. Зовет в пеструшки пере-кинуться, в стукалочку, вчерашние именины
справлять...

Мы уходим. В аллее присели на скамейку.

-- Сейчас я получил сведение, что в Орехово-Зуеве, на Морозовской
фабрике был вчера пожар, сгорели в казарме люди, а хозяева и полиция
заминают дело, чтоб не отвечать и не платить пострадавшим. Вали сей-час на
поезд, разузнай досконально все, перепиши по-именно погибших и
пострадавших... да смотри, чтоб точ-но все. Ну да ты сделаешь... вот тебе
деньги и никому ни слова...

Он мне сунул пачку и добавил:

-- Да ты переоденься, как на Хитров ходишь... день два пробудь, не
телеграфируй и не пиши, все разню-хай... Ну, счастливо... -- И крепко пожал
руку.

В картузе, в пиджачишке и стоптанных сапогах с пер-вым поездом я прибыл
в Орехово-Зуево и прямо в трак-тир, где молча закусил и пошел по фабрике.

Вот и место пожарища, сгорел спальный корпус в"-- 8, верхний этаж.
Казарма огромная в 17 окон, выстроен-ная так же, как и все остальные
казармы, которые я осмотрел во всех подробностях, чтобы потом из рассказов
очевидцев понять картину бедствия.

Казарма деревянная. Лестниц наружных мало, где одна, где две, да они и