называется: навязать свою волю противнику.
артиллерией. Стянешь куда-нибудь все четырнадцать орудий, ахнешь
несколькими залпами по тылам, потом быстро рассредоточишь артиллерию по
две, по четыре пушки, обстреляешь беглым огнем другие пункты. Шесть
деревень открывались глазу с верхушек сосен.
во всех этих пунктах, благо по части снарядов и пушек мы были богачами.
сотрясался от тяжелых разрывов. И что же? Матушка земля оборонила.
Пострадали главным образом лошади, для которых мы не успели приготовить
стойла-котлованы. Четырнадцать погибших лошадей, две разбитые пушки и
шесть человек раненых - таков был итог авианалета.
направлении на Волоколамск, как и утром, часто-часто застучали пушки.
Временами далекие выстрелы сливались в сплошной рокот: там вели огонь,
судя по звуку, не десять и не двадцать, а, как утром, сто или полтораста
пушек. Как мы узнали впоследствии, прорвавшиеся танки были встречены там
другим артиллерийским полком. А здесь мы не пропускали по дороге
подкреплений, не пропускали артиллерию, мотопехоту и боепитание.
близко, а затем залпами винтовок и кинжальным огнем пулеметов срезали
немецкие цепи, прижимали уцелевших к земле, заставляли отползать. Одна
атака пришлась там, где как раз оказалось несколько наших пушек,
маневрирующих колесами по лесу. Подвернулся случай - случай, которого
втайне ждет всякий истинный артиллерист, - встретить пехоту противника
картечью. Знаете ли вы, что такое выстрел на картечь? Выброшенный из
ствола снаряд тотчас, в воздухе, в полете, рвется, выбрасывая сотни пуль,
сотни горячих режущих брызг, которые со страшной силой бьют в лицо
наступающей пехоте.
пустая затея - лезть грудью на кинжальный огонь, пустая затея - атаковать
позицию, если не подавлены огневые точки, если не подавлен дух.
потребовало бы это у немцев. Время, время - вот что мы отнимали у врага. И
отнимали людей, живую ударную силу.
не хотелось. Наши боеприпасы истощились, а то я охотно повоевал бы на этом
месте еще сутки; подержал бы еще сутки противника за хвост, поиграл бы с
ним...
настроения.
воинского образования.
каждая деревня прикрыта сильным охранением. Все дороги у батальона отняты.
способы ухода из кольца. Можно уйти лесами. Вот, взгляните-ка, карта.
Видите - длинной полосой лес тянется на север, подступая почти вплоть к
Волоколамску. Пехота легко пройдет лесом. А колеса? Пушки, обозы? Бросать?
темнотой, возобновить движение по шоссе. Мы не дали. Они направляли машины
в объезд. Мы мешали, мы били по развилкам дорог. Я по-прежнему ощущал, что
прищемил врагу хвост. Отпускать не хотелось.
лейтенант Анисьин. Он подал записку генерала: немедленно выбираться из
кольца, выводить батальон к Волоколамску.
войсками достигал двадцати пяти километров. Как пройти эту полосу?
двигаться по компасу, напрямик к Волоколамску, прорезая в лесу путь для
артиллерии и обозов. Дал прощальный концерт, прощальные орудийные залпы по
всем немецким тылам, куда доставали наши пушки. Ну, на этом до свидания,
господа! Еще встретимся.
топоры, мы валим, оттаскиваем деревья, вырубаем просеку, вырубаем память о
себе.
идем. В темноте смутно белеют свежие срезы пней. Просекой тянутся
двуколки, санитарные повозки, пушки. Мы везем двенадцать орудий. Два
подбиты в бою и напоследок нами взорваны. Потеряно около двадцати лошадей,
но и тяжестей меньше: свыше тысячи снарядов выпущено по врагу, сохранен
лишь неприкосновенный запас. Не много осталось и ящиков с патронами.
Израсходованные - это наши залпы, это огонь пулеметов, это отбитые нами
три атаки. Нет на повозках и хлеба, нет консервов, круп, овощей, лишь
кое-что прибережено для раненых. Да, пора, пора было уходить. Завтра
пришлось бы туго.
чащобе, меньше километра в час. Но пробиваем, пробиваем просеку по
компасу. Оставляем на десятилетия памятку-зарубку о себе.
команды.
присвистом, с уханьем, подламывая, подминая молоденькие деревца и
сухостой. Вдруг остановка. Затихают пилы. Обрывается стук топоров.
Какая-то припоздавшая верхушка описала свистящую дугу, и рубка - стоп!
поперек. Там проселочная дорога, ведущая к шоссе. На дороге противник.
скамейками, двигаются порожняком, но в кузовах, у кабин, как дрова, как
поленницы, уложены трубы минометов. Пехота идет пешком, проталкивает,
вытаскивает машины. Некоторые тяжело гружены боеприпасами, к другим
зачалены легкие пушки. Где-то в машинах, за бортами лежат пулеметы,
гранаты.
выбрасывая из-под колес косые фонтаны грязи. Их продвигает, с ними
продвигается пехота. Конники, которых я послал по опушке, вернулись,
донесли: хвоста не видно. Сюда устремился поток, которому вчера в другом
пункте мы преградили путь.
километр; пройти и исчезнуть в противоположной стене леса.
Но снарядов почти нет, патронов немного.
покинули наше вчерашнее гнездо. По нашему следу, по коридору, который мы
просекли, нас в любой момент могут здесь обнаружить, а нам почти нечем
огрызаться, мы не сможем долго отвечать огнем на огонь.
дотемна там. Немцы не любят проникать в леса, предпочитают не ввязываться
в лесные бои.
Панфилов. Мы нужны там, чтобы встретить огнем эти полчища; нужны как можно
скорее, чтобы подпереть нашу преграду, гнущуюся под напором врага.
разузнали, что мы здесь.
несомненно, в первый момент не окажут серьезного сопротивления. Они
растеряются, когда вдруг в тиши загремит устрашающее русское "ура". Пробив
широкие ворота, мы заляжем с обеих сторон и будем держать проход открытым
до тех пор, пока не пройдут наши повозки, артиллерия, раненые. Мы их
прикроем огнем - патронов для этого хватит. Потом снимутся и отойдут роты.
Их отход тоже надо прикрыть. Чем? Парой пулеметов. Самое трудное,
нечеловечески трудное выпадет на долю этим людям - пулеметчикам, которые
останутся последними, лицом к лицу с оправившимся, наседающим врагом. Этих
людей уже никто не прикроет, им не уйти. Для такого дела, для такого
подвига нужны самые стойкие, самые преданные: те, что будут стрелять до
последнего дыхания, те, что исполнят до конца святой долг солдата,
исполнят приказ не отходить! Тяжело... Тяжело вымолвить даже самому себе:
"Последним останется пулеметный расчет Блохи". Останется навсегда в этой
лесной прогалине. И Бозжанов. Да, с пулеметчиками будет Бозжанов. Теперь я
уверен, что у пулеметов никто не дрогнет, что мы отойдем в порядке, что
сможем подобрать и унести с собою всех, кто будет ранен или убит в бою.
Всех, кроме последней героической горстки.
мне!
нескончаемый поток машин. Там не заметно пока никаких признаков тревоги.