слабо...
метелицей бабьи визги в толпе. Кто-то побежал с воплем:
торопливо спешились хлопцы, врезались в толпу, хватая кого-то. Кричали
женщины. Слабо, надрывно вскрикивал схваченный за руки капитан Плешко:
банке.
друга. Бежал ошалевший от ужаса народ. Очистилось место совершенно белое,
с одним только пятном - брошенной чьей-то шапкой. В переулке сверкнуло и
трахнуло, и капитан Плешко, трижды отрекшийся, заплатил за свое
любопытство к парадам. Он лег у палисадника церковного софийского дома
навзничь, раскинув руки, а другой, молчаливый, упал ему на ноги и
откинулся лицом в тротуар. И тотчас лязгнули тарелки с угла площади, опять
попер народ, зашумел, забухал оркестр. Резнул победный голос: "Кроком
рушь!" И ряд за рядом, блестя хвостатыми галунами, тронулся конный курень
Рады.
показалось в мутной мгле внезапное солнце. Было оно так велико, как
никогда еще никто на Украине не видал, и совершенно красно, как чистая
кровь. От шара, с трудом сияющего сквозь завесу облаков, мерно и далеко
протянулись полосы запекшейся крови и сукровицы. Солнце окрасило в кровь
главный купол Софии, а на площадь от него легла странная тень, так что
стал в этой тени Богдан фиолетовым, а толпа мятущегося народа еще чернее,
еще гуще, еще смятеннее. И было видно, как по скале поднимались на
лестницу серые, опоясанные лихими ремнями и штыками, пытались сбить
надпись, глядящую с черного гранита. Но бесполезно скользили и срывались с
гранита штыки. Скачущий же Богдан яростно рвал коня со скалы, пытаясь
улететь от тех, кто навис тяжестью на копытах. Лицо его, обращенное прямо
в красный шар, было яростно, и по-прежнему булавой он указывал в дали.
замерзшую, скользкую чашу фонтана, подняли руки человека. Он был в темном
пальто с меховым воротником, а шапку, несмотря на мороз, снял и держал в
руках. Площадь по-прежнему гудела и кишела, как муравейник, но колокольня
на Софии уже смолкла, и музыка уходила в разные стороны по морозным
улицам. У подножия фонтана сбилась огромная толпа.
где все явственнее вылезал солнечный диск и золотил густым, красным
золотом кресты, взмахнул рукой и слабо выкрикнул:
прыгнула, соскочила ему на лоб.
ног, сквозь гуденье и прибой, сквозь отдаленные барабаны.
смотрите, смотрите, Марья Федоровна, глядите, глядите - едет...
глазах указал на солнце.
пели: "Бо старшины з нами, з нами, як з братами". З нами. З нами воны! -
человек ударил себя шапкой в грудь, на которой алел громадной волной бант,
- з нами. Бо тии старшины з народу, з ним родились, з ним и умрут. З нами
воны мерзли в снегу при облоге Города и вот доблестно узяли его, и прапор
червонный уже висит над теми громадами...
незалежну Республику, для счастия усих трудящихся элементов - рабочих и
хлеборобов, бо тильки воны, полившие своею свежею кровью и потом нашу
ридну землю, мають право владеть ею!
победы, - глаза оратора начали светиться, он все возбужденнее простирал
руки к густому небу и все меньше в его речи становилось украинских слов, -
и дадим клятву, що мы не зложим оружие, доки червонный прапор - символ
свободы - не буде развеваться над всем миром трудящихся.
видно было, как тревожно сверкнули в сторону восторженного самокатчика,
сдавленного в толпе, глаза, до странности похожие на глаза покойного
прапорщика Шполянского, погибшего в ночь на четырнадцатое декабря. Рука в
желтой перчатке протянулась и сдавила руку Щура...
человека.
здравствует...
вырезалось четко, лицо человека тоже. Видно было, как прыгал светлый кок
над его лбом...
Пролетарии всех стран, соединяйтесь...
"Як умру, то...".
третьем.
плаксивый голос. - Тримай! Це провокация. Большевик! Москаль! Тримай! Вы
слухали, що вин казав...
его ноги, живот, потом исчезла и голова, покрываясь шапкой.
оратор. Бери его, хлопцы, берить, громадяне.
движения руками, как будто ловил скользкую большую рыбу. Но бестолковый
Щур в дубленом полушубке и треухе завертелся перед ним с воплем: "Тримай!"
- и вдруг гаркнул:
Флинт Эрик
Шилова Юлия
Маккарти Кормак
Володихин Дмитрий
Орлов Алекс
Куликов Роман