воду, и кайман искромсал бы меня челюстями или забил насмерть хвостом, не
подхвати Боб вовремя веревку. Кайман бился и тащил веревку к себе, и мы с
Бобом дергались взад и вперед на краю утеса, как сумасшедшие цепляясь за
веревку, словно на ней держалась вся наша жизнь. Надо полагать, еще ни один
утопающий не хватался за соломинку такой мертвой хваткой. Улучив момент
между рывками, Боб повернул ко мне голову.
каким дурацким делом мы занимаемся.
Мы решили, что не мешает опутать зверя еще одной веревкой на случай, если
первая лопнет, побежали домой и разбудили Мак-Турка. Затем, прихватив с
собой веревок, вернулись к реке.
выбился из сил. Мак-Турк забрался в лодку, чтобы отвлечь его внимание, а я
спустился с утеса, с величайшей осторожностью накинул на его челюсти петлю и
туго затянул ее. Обезопасив себя от его челюстей, мы стали действовать
уверенней; теперь приходилось остерегаться лишь его хвоста. Вторую петлю мы
затянули у каймана на груди, а третью на толстом основании его хвоста. Пока
мы затягивали его в этот корсет, он дернулся раз-другой, но без особого
ожесточения. Убедившись, что веревки надежно держат его, мы разошлись по
своим гамакам и поспали урывками до рассвета.
кучу дел. Всех животных, за исключением муравьеда, мы доставили в джипе
через саванну к взлетно-посадочной полосе и оставили там под присмотром
индейца. После этого мы приступили к главному: надо было опутать каймана
веревками и вытащить на берег, чтобы можно было быстро погрузить его на
джип, когда прилетит самолет.
лапы, и это далось нам без труда, но потом пошли дела посложнее: надо было
подвести под каймана длинную доску и привязать его к ней. С этим прибилось
повозиться: кайман лежал на мелководье и почти все его тело и хвост ушли в
грязь; в конце концов пришлось вытолкнуть его на глубину и уже там подводить
доску. Наконец мы привязали каймана к доске и стали выволакивать его из воды
на крутой берег, и это был долгий и тяжкий труд.
час. Берег был топкий и скользкий, мы то и дело падали, и всякий раз
чудовищно тяжелое тело каймана сползало вниз на несколько драгоценных
дюймов, отвоеванных нами у берега. В конце концов, обливаясь потом, мокрые и
грязные с головы до ног, мы переволокли каймана через гребень берегового
откоса и положили на траву.
туловище, а блестящий чешуйчатый хвост с доброе дерево толщиной бугрился
твердыми, как железо, мускулами. Его спина и затылок были покрыты большущими
шишками и наростами, а хвост увенчан высоким зазубренным гребнем,
составленным из треугольных чешуи величиной с мою ладонь. Верхняя часть его
тела была пепельно-серая с пятнами зелени в тех местах, где еще держался
речной ил, брюхо ярко-желтое. Немигающие глаза были величиной с грецкий
орех, глянцевито-черные, с яростной золотистой филигранной сеткой. В общем
зверь что надо.
джип, чтобы везти его к взлетно-посадочной полосе: издали уже доносилось
гудение самолета. Разумеется, муравьед изо всех сил затруднял нам нашу
задачу: шипел, фыркал и размахивал лапищами при посадке и во время переезда
через саванну. Мы сильно задержались и, подъезжая к посадочной полосе,
увидели, что самолет уже садится. Я побежал к самолету и с облегчением
убедился, что Смит прислал нам целую кучу ящиков. Времени терять не
приходилось: надо было срочно рассадить по ящикам животных и съездить за
кайманом.
Бобу.
этой процедуре и пустился галопом вокруг ящика. Тщетно пытался я остановить
его и затолкать вовнутрь. Через несколько минут нам обоим понадобилась
передышка, и мы остановились. Я в отчаянии озирался по сторонам, взывая
взглядом о помощи. Но Бобу было не до меня: он по уши увяз в капибарах. Они
страшно испугались самолета и теперь стремительно кружились вокруг Боба по
все убывающим спиралям, наматывая на него слои веревок, а Боб, словно
шпулька, вертелся вокруг собственной оси. На мое счастье, тут подоспел
Мак-Турк, и мы вдвоем затолкали муравьеда в ящик. Затем мы распеленали Боба,
рассадили по ящикам капибар и вместе с прочими животными погрузили их в
самолет. Когда со всем этим было покончено, Мак-Турк с мрачным видом подошел
ко мне.
партию мяса.
доказывал пилоту, что кайман будет едва заметен в самолете, и даже
соглашался сидеть на нем во время полета, чтобы освободить место для мяса,
но пилот оставался неумолим.
Сделайте в Джорджтауне необходимые приготовления и дайте мне знать.
гаргантюанца-каймана и, испепеляя взглядом пилота, сел в самолет.
Мак-Турк помахал нам на прощание рукой. Мы поднимались в воздух; внизу под
нами простиралась саванна, крохотная фигурка Мак-Турка шагала к джипу вдоль
мерцающей реки, той самой, в которой остался кайман; темнела, где уже, где
шире, полоска деревьев. Затем самолет круто развернулся и мы начали
удаляться от Каранамбо. Далеко впереди смутно вырисовывалось начало большого
лесного массива, прорезанного лентами текущих к океану рек; позади,
безбрежная и неподвижная, лежала саванна, золотисто-зеленая, серебрящаяся
под солнцем.
как следует устроены в клетках и вполне освоились со своим новым положением.
После просторов Рупунуни нам с Бобом было тесно и непокойно в городе, и мы
решили как можно скорее выбраться из него. В одно прекрасное утро Смит с
крайне самодовольным выражением подошел ко мне.
ручьев за Чарити? - спросил он. Я ответил, что действительно подумывал об
этом.
проводника. Первоклассный охотник, знает район и местных жителей. Уверен, он
добудет нам что-нибудь хорошенькое. Уж он-то знает, где чего.
фигурой напоминавший кокосовый орех индиец с льстивой улыбкой, обнажавшей
сверкающий ряд золотых зубов, с трясущимся, похожим на кучевое облако
брюшком и жирным, липким смехом, от которого он весь колыхался, словно
трясина. Одет он был в безупречно сшитые брюки и розовато-лиловую шелковую
рубаху. Он совсем не походил на охотника, но, поскольку мы так и так
собирались в край ручьев, а он уверял, что многих там знает, я решил, что
взять его с собой не повредит. Мы условились, что он присоединится к нам
завтра у парома.
сочных маслянистых улыбок и ослепляя меня блеском зубов. - Я добуду вам
столько зверей, что вам некуда будет их девать.
Кан, - учтиво ответил я.
мистер Кан встретил нас, как маяк, сверкая зубами, оглушительно хохоча над
собственными остротами, организуя и устраивая все подряд и с невероятным при
его тучности проворством перескакивая с места на место. Посадка на паром уже
сама по себе дело хлопотное, но, когда мы обрели помощника в лице мистера
Кана, все превратилось в сущий цирк. Он кричал, обливался потом, громко
смеялся и без конца ронял вещи, и, когда мы наконец погрузились, мы едва
дышали от изнеможения. Однако это нисколько не пошатнуло жизнерадостности
мистера Кана. Во время переправы он рассказал нам о том, как его папаша,
купаясь в реке, подвергся нападению чудовищного каймана и спасся лишь тем,
что пальцами выдавил ему глаза.
вариантах, и она не произвела на нас ожидаемого впечатления. Мистер Кан явно
принимал нас за простофиль. Этого нельзя было так оставить, и я тут же
отплатил ему рассказом о том, как на мою бабушку напал бешеный дромадер и
она голыми руками задушила его. К сожалению, мистер Кан не знал, что такое
дромадер, и моя попытка отплатить той же монетой успеха не имела. Похоже
даже, вместо того чтобы заставить его заткнуться, она вдохновила его на
новые россказни, и, подъезжая в расшатанном ветхом автобусе к Чарити, мы,
словно в гипнотическом трансе, слушали эпос о том, как дедушка мистера Кана
сразил тапира: он вскочил зверю на спину, зажал ему ноздри, и бедняга
задохнулся. Мистер Кан выиграл первый раунд, в этом не было никакого
сомнения.