людей и, лишив их способности создавать бессмертные образы для будущих
поколений, низвел бы их до уровня животных, - что в этих чересчур
широкополых шляпах и в этих чересчур уж темных сюртуках, - словом, в этом
твердолобом, чопорном благочестии, чем бы оно ни прикрывалось, носит ли оно
стриженые волосы, как в деревне шекеров, или отращивает себе ногти, как в
индусском храме, - я вижу злейшего врага земли и неба, превращающего воду на
свадебных пиршествах нашего бедного мира не в вино, а в желчь. И если
непременно должны быть люди, давшие обет подавлять в человеке безобидную
фантазию и любовь к невинному веселью и радости, составляющие неотъемлемую
часть человеческой природы, - такую же неотъемлемую, как всякая присущая
каждому любовь иль надежда, - я бы открыто причислил их к самым отъявленным
злодеям; даже идиоты и те понимают, что такой путь не ведет к бессмертию, и
будут презирать их и чураться.
глубокой жалостью к молодым (которую несколько умеряла надежда, что они
сбегут, - а это нередко здесь случается, - когда станут старше и разумнее),
мы тем же путем, каким ехали накануне, вернулись в Ливан и оттуда в Гудзон.
Отсюда мы по реке Норт поплыли на пароходе в Нью-Йорк, но не доехав, в
четырех часах пути от него, высадились в Вест-Пойнте, где провели ночь и
весь следующий день и еще одну ночь.
нагорью у реки Норт - находится высшая военная школа Америки; она стоит в
окружении темно-зеленых холмов и разрушенных фортов и смотрит с высоты на
далекий городок Ньюбург, притулившийся у сверкающей на солнце водной полосы,
по которой здесь и там скользят челноки, и белый парус под порывом ветра,
налетевшего из горной лощины, вдруг меняет галс, - все здесь насыщено
воспоминаниями о Вашингтоне и событиях войны за независимость*.
красивого, кажется, и в мире нет. Система обучения здесь суровая, но хорошо
продуманная и мужественная. Весь июнь, июль и август молодые люди проводят в
палатках на широком плацу перед колледжем, а в течение всего года ежедневно
проделывают там военные упражнения. Срок обучения для всех кадетов
установлен государством в четыре года, но то ли из-за строгой дисциплины, то
ли из-за свойственной американцам нелюбви к каким-либо ограничениям, а может
быть и по обеим причинам сразу, но не больше половины поступающих в академию
заканчивают ее.
каждый избирательный округ посылает в нее по одному кадету, - причем выбор
его проходит под давлением соответствующего члена конгресса. Так же
происходит потом и назначение на службу. Профессора академии живут в красиво
расположенных домах: есть тут и отличная гостиница для приезжих, однако у
нее имеется два недостатка: здесь блюдут абсолютную трезвенность (вина и
спиртные напитки кадетам запрещены) и кормят в самое неудобное время:
завтрак в семь, обед в час, ужин - с заходом солнца.
- еще только-только наступил июнь, - были поистине чарующи. Расставаясь с
ним шестого числа и возвращаясь в Нью-Йорк, чтобы на следующий день отчалить
в Англию, я радовался, что среди последних памятных красот, которые проплыли
мимо нас, теряясь в ясной дали, были картины, созданные не рукой простого
смертного, а неизгладимо запечатлевшиеся в умах многих людей, не стареющие и
не тускнеющие от времени, - Каатскилские горы, Сонная Ложбина и Тапаан-Зее
*.
ГЛАВА XVI
заинтересует направление ветра, как в то долгожданное утро, во вторник
седьмого июня. Один авторитетный в морском деле человек сказал мне дня за
два до того: "Вас устроит любой ветер, лишь бы он был хоть немного
западный", - так что когда я на рассвете вскочил с постели и, распахнув
окно, ощутил свежий северо-западный ветерок, поднявшийся среди ночи, он
показался мне таким живительным, несущим с собой столько приятного, что я
сразу преисполнился особого уважения ко всем ветрам, дующим с запада, и
надеюсь сохранить его до той поры, пока, испустив последний вздох, не утрачу
способности дышать среди смертных.
еще вчера стоявший в такой забитой до отказа гавани, что, думалось, он раз
навсегда отказался от плавания, потому что где тут выйти в море, был уже в
добрых шестнадцати милях от берега. А как оно было красиво, наше судно,
когда мы на катере быстро неслись туда, где оно бросило якорь: его высокие
мачты изящными линиями врезались в небо, а все канаты и рангоуты были словно
вычерчены тончайшим пером, и еще красивей оно стало, когда все собрались на
борту и мы увидели, как под громкие дружные крики: "Живо, ребята, эй, живо!"
- был поднят якорь и наш корабль горделиво потянулся за буксиром; но всего
красивей и благородней оно было, когда на буксире убрали соединительный
канат, а у нас на мачтах подняли паруса, и, расправив белые крылья, наш
корабль помчался в свой вольный и одинокий путь.
большей части из Канады, кое-кто был даже знаком друг с другом. Ночь
выдалась ветреная и бурная, как и последующие два дня, но они пролетели
быстро: вскоре у нас составилась веселая и милая компания, с честным,
отважным капитаном во главе, как это обычно бывает на земле или на воде,
когда люди хотят быть друг другу приятными.
половине восьмого - чай. Развлечений у нас было множество, и обед занимал
среди них не последнее место: во-первых, он был приятен, а во-вторых, со
всеми длинными антрактами между блюдами он, как правило, затягивался по
крайней мере на два с половиной часа, что неизменно давало нам повод для
веселья. Чтобы рассеять царящую обычно на таких пиршествах скуку, на нижнем
конце стола, под мачтой, образовалось избранное общество, о достойном
председателе которого скромность не разрешает мне особенно распространяться;
скажу только, что это было веселое и говорливое содружество, и оно (отбросим
в сторону предрассудки) пользовалось большим расположением всего остального
общества и особенно чернокожего стюарда, с лица его не сходила широкая
улыбка, которой он встречал удивительные шутки этих редкостных остроумцев.
вист, криббедж, книги, трик-трак и всякие настольные игры. В любую погоду -
ясную иди пасмурную, тихую иди ветреную - мы все до одного высыпали на
палубу, расхаживали по ней парами, забирались в лодки, стояли у борта,
облокотившись о поручни, или, собравшись все вместе, праздно болтали. Была и
музыка: один играл у нас на аккордеоне, другой - на скрипке, а третий
(который начинал обычно в шесть часов утра) - на рожке; и когда все три
музыканта играли разные мелодии, в разных частях корабля, но в одно и то же
время и в пределах слышимости друг для друга, как это случалось порой (ибо
каждый из них был чрезвычайно доволен своим исполнением), - получалось
премерзко.
показавшийся в виду: то это был лишь призрак корабля в туманной дали, а то
он проплывал так близко, что мы могли в бинокль различить людей на палубах и
без труда прочесть, как называется корабль и куда идет. Часами могли мы
смотреть на дельфинов и морских свиней, резвившихся, прыгавших и нырявших
вокруг судна; или на этих маленьких крылатых скитальцев - буревестников,
сопровождавших нас от Нью-Йоркской бухты и все две недели сновавших над
кормой. Несколько дней, пока стоял мертвый штиль, - а если и поднимался
ветер, то слабый, - команда развлекалась рыбной ловлей и выудила
злополучного дельфина, который во всей своей радужной красе тут же, на
палубе, и подох, событие столь важное в нашем бедном событиями календаре,
что дальше мы вели счет времени "от дельфина", провозгласив день, когда он
подох, началом новой эры.
айсбергах; суда, прибывшие в Нью-Йорк дня за два до нашего отплытия,
повстречали довольно много этих плавучих островов, - об их опасной близости
предупреждало и внезапное похолодание и падение барометра. Пока не исчезли
эти признаки, на судне выставляли вдвое больше дозорных, а с наступлением
темноты пассажиры потихоньку передавали друг другу немало страшных рассказов
о кораблях, наскочивших ночью на айсберг и пошедших ко дну; но ветер
принудил нас взять курс южнее, и нам так и не попалось ни одной ледяной
горы, а вскоре опять установилась ясная и теплая погода.
наблюдения, производившиеся ежедневно в полдень, и последующая разработка
курса корабля; при этом (как везде и всегда) находились проницательные люди,
бравшие под сомнение правильность расчетов, и стоило капитану повернуться
спиной, как они, за неимением компаса, принимались промерять карту
веревочкой, краем носового платка и острием щипцов для снимания нагара и без
труда доказывали, что капитан ошибся примерно на тысячу миль. Умилительно
было видеть, как эти маловеры, покачивая головой и хмуря брови, начинали
важно рассуждать о мореплавании, не потому, что они в нем что-то смыслили, а
потому, что никогда, ни в затишье, ни при встречном ветре, не доверяли
капитану. Ртуть и та не так изменчива, как пассажиры этого разряда, которые,
когда судно величаво скользит по воде, клянутся, бледнея от восторга, что
наш капитан заткнет за пояс всех прославленных капитанов, и даже намекают,
что недурно бы собрать по подписке деньги и преподнести ему сервиз, а
наутро, если ветер спал и паруса беспомощно повисли в неподвижном воздухе,
снова уныло покачивают головой и, поджав губы, говорят, что капитан, может
быть, и настоящий моряк, но они сильно в этом сомневаются.
наконец, в нужном направлении, как ему давно пора задуть по всем законам и
правилам. Первый помощник, усердно за этим следивший, завоевал всеобщее
Контровский Владимир
Посняков Андрей
Андреев Николай
Сертаков Виталий
Гуль Роман Борисович
Василенко Иван