охватившей мистера Херда потребности разобраться в собственных
чувствах.
земной шар, барахтаясь в объятиях дюжины хористок, это не его
идеал. Он был устроен по-другому. Он намеревался, с помощью
Божией, провести закат своих дней на иной, более
респектабельный манер. И воображение его нарисовало картину --
мирный дом средь зеленых лужаек Англии, в котором он станет
жить, предаваясь ученым занятиям и неприметно творя добро в
окружении семьи и друзей: старых университетских друзей, друзей
по Лондону, по Африке -- и новых, из подрастающего поколения,
открытых, честно мыслящих молодых людей, которых он будет от
всего сердца любить отцовской любовью.
устремлений?
подобным образом женщин -- в предположении, что они
действительно существуют -- кто его за это осудит? Никакая
женщина не может чувствовать себя в безопасности на Непенте, по
которому разгуливают типы вроде Мулена. Несколько встреч на
улице, несколько случайно услышанных отрывочных разговоров
внушили мистеру Херду безотчетную неприязнь к этому иностранцу,
чье отношение к нежному полу казалось ему достойным бродячего
пса. Будь владельцем яхты Мулен, он только и делал бы, что
фланировал со своими дамами по улицам. Американец же, принуждая
их жить на судне затворницами, обнаруживает присущую его
характеру стыдливость, почти деликатность, сознание
обязанностей перед обществом, каковое, уж если на то пошло,
должно счесть чертою характера, скорее похвальной.
миллионером различиях -- и в образе жизни, и в воспитании, и в
жизненном опыте! Проделанный ван Коппеном путь требует от
человека качеств, отличных, а зачастую и противоположных тем,
какими обладает он, мистер Херд. Вряд ли можно надеяться найти
в преуспевающем американском предпринимателе черты характера,
благодаря которым формируется преуспевающий англиканский
священнослужитель. Некоторые свойства человеческой натуры
взаимно исключают друг друга -- алчность и щедрость, к примеру;
другие, вне всяких сомнений, взаимосвязаны, таинственно и
нерасторжимо. Всякий человек -- индивидуум, что означает,
собственно, "неделимый"; его невозможно разделить или разобрать
на части, и нельзя ожидать от него обладания добродетелями,
несовместимыми со всей остальной его духовной оснасткой, сколь
бы желательными эти добродетели ни были. Как знать? Возможно,
сомнительные поступки ван Коппена являются неизбежным
проявлением его личности, целостной частью его природы, тех
неистовых побудительных сил, которые и позволили ему достичь
теперешнего завидного положения. И мистер Херд отчасти с
ужасом, отчасти с веселым изумлением пришел к выводу, что если
бы не совместные усилия определенных грубых органических
стимулов, наличие которых удостоверяется легендами, ходившими о
ван Коппене на Непенте, миллионер, возможно, и не приобрел бы
гордого титула "Спаситель отечества".
голову не приходило. Что показывает, насколько следует быть
осторожным. Подумать только! Возможно и у его дам имеются
соответствующего сорта органические стимулы. Нет, решительно
странно. Хм. Ха! А вот интересно... И может быть, мы просто не
знаем правды, а на деле эти молодые особы отличнейшим образом
проводят время..."
себя на потворстве -- да-да, на самом что ни на есть потворстве
греху. Мистера Томаса Херда обуяла тревога.
голову не пришли бы подобные доводы. Это явственное сочувствие
к грешникам, что оно собой знаменует? Не кроется ли за ним
разрыв с его старинными принципами, утрата уважения к
традиционной морали? Быть может, он и сам обращается в
грешника?
быть, в его имени все и дело?
прискорбную фамильярность, допущенную доном Франческо в
отношении юной служанки. Мелочь, конечно, нелепая, но
показательная. Нечто подобное происходило с ним в последнее
время и в Африке. Он вспомнил, как ему случалось выступать в
защиту туземцев, несмотря на протестующее бормотание
миссионеров. Они были такими веселыми, добродушными животными
-- такими славными и здоровыми! Что означает эта переливающаяся
через край любовь к погрязшим в пороке людям, куда она его
заведет? И мистер Херд, углубясь в лабиринт сомнений, принялся
донимать свою душу вопросами. Старая-престарая, прискорбно
запутанная, допускающая неразумное множество подходов проблема
добродетели и порока снова встала перед ним. По прошествии
какого-то времени он с характерной для него резкой прямотой
одернул себя.
Все сводится к тому, стал ли я христианином в большей или в
меньшей мере?"
сидящий в гнезде орел, окинул взглядом широкий горизонт,
морской простор, уходящий ввысь, чтобы, повинуясь магическим
прикосновениям вечера, воссоединить свое существо с пурпурным
куполом небес.
никакого ответа не дали.
южный ветер как бы в теплой ласке скользнул, заставляя
раскрываться все поры, по щеке мистер Херда, бескрайняя ширь
дохнула на него ощущением радостного всеприятия -- вольности и
веселья.
Восхитительное занятие. Этот телесный контакт с природой явно
шел ему на пользу. Африка подорвала его здоровье. А на Непенте
он снова помолодел, снова ощутил себя способным проказничать и
веселиться. Мускулы приобретали былую упругость, прежний вкус к
жизни возвращался к нему. Не оставалось ни малейшего сомнения в
том, что здоровье его быстро шло на поправку.
волнах, он, казалось, забывал о не покидавшем его в последние
дни чувстве тревоги. Как приятно, отдаваясь умиротворяющим
голосам моря, вдыхать резкий солоноватый воздух, плыть
беспечным Левиафаном по синей безбрежности; как приятно быть
живым, просто живым.
отлично. Сирокко, на который имели все основания жаловаться
ветераны Непенте, покамест ничем ему не навредил. Совсем
наоборот. Тело епископа словно расправлялось под влажными
прикосновениями ветра, как под струей воды раскрывает свои
лепестки иссохший цветок. В Африке все его мысли и силы были
направлены к одной цели. Здесь горизонты его расширились. Новые
интересы, новые ощущения, казалось, лежали на Непенте в
бездействии, поджидая его. Никогда еще он не чувствовал себя
таким проницательным, таким открытым для новых духовных
впечатлений, таким восприимчивым к естественной красоте.
стихии, он наблюдал, как воздух впивает утреннюю дымку.
Неохотно и неуследимо клочья ее покидали свою водную обитель и,
исподтишка подгоняемые солнцем, призрачными стайками уходили
вверх, к небу, как будто манимые некой рукой. Они взбирались по
рыжеватым утесам, обрывками хлипкой кисеи цепляясь за их
вершины, норовя украдкой устроиться во влажных расщелинах, где
еще медлили останки ночных тайн. Такая процессия элегантных
привидений сплетающихся, принимая грациозные позы, уносилась в
небо каждое утро. Наблюдая за их призрачно веющими поверх скал
сквозистыми одеяниями, он начинал понимать язычников прежнего
времени, видевших в этом волнообразном взлете ничто иное, как
морских нимф, Атлантид, дочерей некоего безмятежноочитого бога
Океана, поднимающихся, чтобы встретиться на холмах с подругами
их игр, с Ореадами.
берега. Очертания его внушали мысль не столько о действии
земных сил, сколько об изломанном катаклизмами, выжженном
лунном ландшафте -- творении какого-то горячечного демона.
Скользя по берегу, взгляд не встречал ничего, кроме
иззубренных, устрашающе высоких утесов, изломанных ущелий и
трещин, которым палящее пламя придало фантастические очертания
Лукьяненко Сергей
Володихин Дмитрий
Прозоров Александр
Белов Вольф
Шилова Юлия
Перумов Ник