Чтение 49–й страницы книги ~Первомост~

святого, игумен.

- Где же ты его возьмешь? Святые на торжище не продаются.

- Имею уже.

- Где же он?

- Тут, у нас.

- Знаешь что, отче, - зевнул игумен, - ты, видать, съел что-нибудь не
такое или выпил, хотя и не пьешь ведь ничего, кроме чистой воды.

- Имею святого, - упрямо продолжал Кирик, - и готовую притчу о нем
тоже имею.

- Какую же?

Игумен и дальше продолжал чесать свой живот, и Кирик, чтобы не
смотреть на такое святотатство, закрыл глаза и заговорил с приглушенной
торжественностью:

- Свершилось сие тогда, когда злочестивый хан Батый пошел на Русскую
землю, мучил христиан, сжигал церкви и монастыри, проливал безвинную
кровь, разрушал города и пленил их. Он явился со своими полчищами и встал
в тридцати поприщах от Смоленска.

- Дальше не пошел, потому что пришлось сворачивать в Козельск, -
хмыкнул игумен, - а ежели бы не козляне, добрался бы он и до нас, грешных.

- К игумену Печерского монастыря, - не слушая своего наставника,
продолжал Кирик, - явилась богородица и сказала: <О человече божий,
поскорее изыди к тому месту, где молится у тебя угодник мой Маркерий, и
рци ему: зовет тебя божья матерь>.

Игумен перестал чесаться, разинул рот, уставился глазами в Кирика и
переспросил:

- Это обо мне? И о нашем Маркерии?

Но Кирик не слушал и глаз не открывал, бормотал будто сквозь сон или
в опьянении:

- Игумен выполнил повеление богородицы. Богомудрый Меркурий пошел в
обитель.

- Богомудрый! - воскликнул игумен. - А что за Меркурий? У нас ведь
Маркерий был!

- Пошел в обитель, - не унимался Кирик, - и тут увидел богородицу,
сидевшую на золотом престоле с Христом в недрах своих и окруженную
ангельским воинством.

Игумен молчал теперь, ибо все, что говорил Кирик, словно бы и на
самом деле было, и он был тут игуменом, и юноша Маркерий (или там
Меркурий, как переиначил велемудрый инок на свой книжный манер), и даже
икона в церкви монастырской в самом деле такая стояла: богородица на
золотом престоле с Христом в недрах своих, а вокруг - ангельский чин. Что
же дальше? А дальше было вот что.

- Меркурий с величайшим благоговением и страхом упал к ногам божьей
матери, тогда она восставила его от земли и сказала: <Чадо мой Меркурий,
избранник мой! Посылаю тебя, иди скорее, избранник мой! Посылаю тебя, иди
скорее, сотвори отмщение крови христианской, иди одолей злочестивого царя
Батыя и все войско его! Потом приидет к тебе человек прекрасный лицом,
отдай ему в руки все оружие твое, и он отсечет тебе голову, ты же возьми
ее в руку свою и иди в свой город, там примешь кончину, и положено будет
тело твое в моей церкви>.

Игумен ничего не понял.

- Как же он придет с головой в руках? - обескураженно спросил игумен.
- Что-то ты, Кирик, мудреное завел.

- А пришел уже, - сказал монах.

- Кто?

- Меркурий.

- Это ты про Маркерия нашего?

- Был Маркерий, теперь Меркурий.

- И что? - не поверил игумен. - Вырвался из Козельска? А кони?

Кирик пренебрежительно улыбнулся. Речь идет о высочайшей святыне, а
тут о конях.

- Меркурий горько востужил и восплакал и сказал так: <О пречистая
богородица, мать Христа, бога нашего! Как же я, окаянный, худой и немощный
раб твой, могу быть способным на такое дело? Разве не хватает тебе
небесных сил, о владычица, победить злочестивого Батыя?> Сказав это, взял
Меркурий у богородицы благословение, поклонился до земли и вышел из
церкви. Там нашел прекрасного коня...

- Не нашел, а я дал ему, - прервал игумен, - и не одного, а сразу
восемь коней отборных и породистых, не забудь. Да и называй его Маркерием,
а то у меня в голове все мешается.

- И поехал за город к Батыевым войскам и с помощью божьей и пречистой
богородицы начал побивать врагов и освобождать плененных. Как орел носится
по воздуху, так Меркурий скакал по коням злочестивого Батыя, а тот, увидев
победу над своими войсками, охваченный страхом и ужасом, бежал от
Смоленска без успеха и с малой дружиной.

- А Козельск? - спросил игумен. - Про Козельск ты забыл?

- После победы над врагами, - излагал свою притчу Кирик быстро и
складно, - предстал перед Меркурием прекрасный воин. Меркурий поклонился
ему, отдал ему свое оружие, склонил свою голову и был усечен. Тогда
блаженный Меркурий взял в одну руку свою голову, а в другую - повод своего
коня и так, безглавен, пришел в свою обитель, и все видевшие его дивились
божьему устроению.

- Постой, постой, - уже испуганно прервал монаха игумен, - было ли
все это или не было? Потому как Маркерий в самом деле был и в самом деле
послал я его туда, где появилась орда, хотя и не ведал о том никто. А
теперь как? Безглавый и живой или убиенный? Никак в толк не возьму. Тебе
примерещилось это или приснилось?

- Рассказывается так, как должно быть, - поучающе промолвил Кирик. -
Когда же Меркурий дошел до ворот обители, он лег здесь и честно предал
господу свою душу, конь же его стал невидимым.

- Восемь коней, - снова напомнил игумен, отчего Кирик только
поморщился.

- В скором времени туда появился игумен с крестами и иконами своими,
чтобы взять честное тело святого. Но святой не дался им в руки.

Тогда поднялся великий плач и рыдания, игумен в великом удивлении
начал молиться богу и услышал с неба голос: <Кто послал Меркурия на
подвиг, тот и похоронит его>.

И так три дня лежал непохороненный, игумен беспрестанно молился с
братьями богу, прося объяснить сию тайну, а потом увидел, как из церкви в
великой светлости, словно бы в солнечной заре, вышла богородица с
архистратигами божьими Гавриилом и Михаилом и направляется к месту, где
лежало тело святого, и берет его в подол и несет в церковь. Там она
положила его, где святой и будет лежать вовеки, творя чудеса во имя
Христа.

- Так где же он сейчас - в церкви или нет? И с головой он или без? И
кто он - наш Маркерий или какой-то твой Меркурий? - спросил игумен.

- Сказано все, - обессиленно закончил Кирик, исчерпанный невероятным
напряжением.

- А как же Маркерий?

- Прибыл с битвы.

- С головой в руках или как?

- Изрублен весь и голова словно бы отрублена, но еще живой.

- Где же он? И кони где?

- В веже запер его... Пока святым сделаем.

- Как это? - не понял игумен.

- Все случилось, как сказано уже. Теперь только усечь ему голову - и
больше ничего.

- Загубить душу христианскую, что ли?

- Прославим обитель нашу навеки, - вздохнул Кирик, удивляясь
упрямству и тупости своего игумена.

- Так где он, говоришь? - снова спросил игумен, начиная чесать свое
чрево, что могло свидетельствовать о колебании или же и о полнейшем
нежелании прислушиваться к чьим бы то ни было советам, - не привык он жить
чужим умом, всегда все решал сам.

- В веже запер его, - еще раз сказал Кирик, - там и будет ждать, не
ведая о судьбе своей высокой.

- Вежа высокая - это я знаю. А высока ли судьба? И кто же его усечет?

- Кому велено будет.

- А кто велит?

- Кто захочет прославить обитель перед богом.

- Хм, - хмыкнул игумен, - больно мудрено все это. Иди-ка поспи или
помолись, а я тем временем подумаю. А завтра еще потолкуем.

Кирик, видать, не очень и хотел откладывать на завтра, но игумен
вытолкал его из кельи и заперся.

Утром он тоже не спешил начинать разговор со своим монахом, и тот,
боясь, как бы Маркерий не умер от жажды, проклиная игумена, взял жбан воды
и понес заточенному.

- Вот, попей водички, потому что еда повредит тебе при твоих ранах, -
сказал смиренно Кирик, появляясь в дверях и удивляясь, что юноша не лежит
наверху, страдая, а стоит тут, внизу, словно бы ожидая чего-то или
стремясь вырваться на волю.

Маркерий попил воды, вытер губы, поставил жбанчик, оба они помолчали
немного, потом Кирик перекрестился и сказал:

- Немного погодя принесу тебе еды, а теперь молись.

- Постой, - сказал Маркерий, - тут так мышами смердит, в этой веже,
что даже тошно. Дай-ка дохнуть свежим воздухом.

Он хотел было выглянуть из двери, но Кирик испуганно оттолкнул его.

- Увидят, нельзя! Ты весь изрублен. Что подумает братия?

- А что там она подумает? - отрезал Маркерий, теперь уже окончательно
убедившись в том, что Кирик замыслил против него что-то недоброе. Он, хотя
и был бессилен до крайности от ран своих, легко оттолкнул монаха от двери,