исполнить то, что обещал.
беспрестанно огорчать! Разве это его вина? Он любит свою дочь, готов
отдать за нее жизнь, но не от него же зависит, чтобы дела шли хорошо, если
они не желают идти хорошо. Женевьева должна проявить благоразумие и
потерпеть, пока не улучшится оборот. Что за черт! Ведь Коломбан здесь,
никто его у нее не украдет.
девушка!
ревности, которые терзали Женевьеву, но не осмеливалась посвятить в них
Бодю. Особая женская стыдливость мешала ей касаться в разговоре с мужем
некоторых деликатных тем. Видя, что она молчит, он обрушил свой гнев на
людей, работавших напротив; он потрясал кулаками в сторону постройки, а
там в ту ночь особенно грохотали молоты: шла клепка железных балок.
что Робино, принужденные сократить число служащих, не знают, под каким
предлогом ее уволить. Они еще смогут немного продержаться, но только если
все будут делать сами; Гожан, упорствуя в ненависти к "Дамскому счастью",
отсрочивал им платежи и даже обещал найти ссуду; но они тем не менее очень
волновались и искали выхода в экономии и строжайшем порядке. Уже недели
две Дениза замечала, что они не решаются заговорить с нею, и ей пришлось
начать первой: она сказала, что у нее нашлось другое место. Всем стало
легче. Растроганная г-жа Робино обняла Денизу и стала уверять, что всегда
будет сожалеть о разлуке с нею. Но когда в ответ на их вопрос девушка
сказала, что возвращается к Муре, Робино побледнел.
Денизе предстояло от него уехать, и она трепетала, потому что была ему
глубоко признательна. А Бурра все продолжал неистовствовать - сознание,
что он находится в самом центре оглушающего шума соседней стройки,
подстегивало его. Подводы с материалами преграждали доступ к его лавке;
кирки колотили в его стены; весь его дом, вместе с тростями и зонтиками,
плясал под грохот молотов. Лачуга упорно продолжала сопротивляться среди
всего этого разрушения, но того и гляди могла рассыпаться. А хуже всего
было то, что архитектор, намереваясь соединить уже существующие отделы с
теми, которые предполагалось разместить в особняке Дювиллара, задумал
прорыть тоннель под разделявшим их домиком. Этот дом принадлежал теперь
обществу "Муре и Кo", и так как съемщик, согласно арендному договору, не
имел права препятствовать ремонту, то однажды утром к Бурра явились
рабочие. На этот раз со стариком чуть не случился удар. Разве мало того,
что его душат со всех сторон - слева, справа, сзади? Теперь они вздумали
схватить его за ноги, копать под ним землю. Он выгнал рабочих вон и
передал дело в суд. Работы по ремонту он признает, но ведь речь идет о
таких работах, которые не имеют ничего общего с ремонтом. В квартале
думали, что он выиграет дело; впрочем, ручаться нельзя. Во всяком случае,
процесс затянулся, и все с волнением ожидали исхода этого бесконечного
поединка.
что вернулся от адвоката.
прочен; они стремятся повернуть дело так, что надо, мол, исправлять
фундамент... Черт возьми! Уже сколько времени они трясут его своими
проклятыми машинами. Что ж удивительного, если он и развалится.
"Дамское счастье" на оклад в тысячу франков, Бурра был так поражен, что
только воздел к небу свои старые, дрожащие руки. От волнения он опустился
на стул.
покидают!
любит.
разбушевался, сыпал проклятиями, стучал кулаком; вид этого задыхающегося,
пришибленного старика глубоко огорчал ее. Но мало-помалу он оправился и
снова принялся кричать:
Уходите же, оставьте меня одного! Да, одного! Слышите - одного! Лишь я
один никогда не склоню головы... Да скажите им, что дело я выиграю, хотя
бы мне пришлось продать для этого последнюю рубашку!
с Муре, и они обо всем условились. Как-то вечером, когда она поднималась к
себе, ее остановил Делош, стороживший под воротами. Он очень обрадовался,
узнав новость; по его словам, об этом толкует весь магазин. И он весело
принялся передавать ей болтовню сослуживцев.
платья! Кстати, - тут же перебил он сам себя, - вы помните Клару Прюнер?
Говорят, что патрон с нею... Понимаете?
кобылу... Белошвейка, с которой он в прошлом году раза два встречался,
была по крайней мере хорошенькая. Впрочем, это его дело.
она поднялась чересчур быстро. Она облокотилась на подоконник, и перед
нею, словно видение, предстала Валонь, пустынная улица с поросшею мхом
мостовой, которая видна была из окна ее детской комнаты; и ей захотелось
перенестись туда, скрыться в глуши, в безмятежной тишине провинции. Париж
раздражал ее, она ненавидела "Дамское счастье" и не понимала, как могла
согласиться вернуться туда. Конечно, там ей снова предстоит страдать;
Денизе почему-то стало особенно не по себе от рассказа Делоша. Из глаз ее
хлынули беспричинные слезы, она отошла от окна и долго плакала. Наконец к
ней вернулось мужество, без которого нельзя жить.
пришлось проходить мимо "Старого Эльбефа". Увидев, что в лавке один только
Коломбан, она толкнула дверь. Бодю завтракали, из столовой доносился стук
вилок.
голос, сказала:
Неужели вы не видите, что Женевьева любит вас и умирает от этого?
остолбенев от столь неожиданной атаки, не находил, что сказать.
другую. Она сама сказала мне это, она рыдала как безумная... Ах, бедная
девушка, как она исхудала! Если бы вы видели ее худенькие плечи! Ее жалко
до слез... Неужели вы допустите, чтобы она умерла?
ее отец откладывает свадьбу...
человеку проявить малейшую настойчивость, и дядя бы согласился. Однако
удивление Коломбана не было притворным: он действительно не замечал
медленной агонии Женевьевы. Это было для него тягостным открытием. Пока он
этого не сознавал, ему не в чем было серьезно упрекать себя.
понимаете, в кого влюбились? До сих пор мне не хотелось огорчать вас, и я
избегала отвечать на ваши постоянные расспросы... Ну так вот: она путается
со всеми и насмехается над вами; никогда она не будет вашей, а если это и
случится, вы ее получите, как и все прочие, только на раз, мимоходом.
которую Дениза сквозь зубы бросала ему в лицо. Охваченная порывом
жестокости, она поддалась вспышке, природы которой сама не сознавала.
Муре, если хотите знать!
друг на друга.
волноваться? Она умолкла; простое слово, произнесенное им в ответ,
отозвалось в ее сердце как внезапно раздавшийся отдаленный звон колокола.
"Я люблю ее, я люблю ее", - раздавалось все громче, все шире. Он прав, он
не может жениться на другой.
было ни кровинки. Как раз в эту минуту в лавку вошла г-жа Бурделе, одна из
последних покупательниц, оставшихся верными "Старому Эльбефу" из-за
добротности продававшегося здесь товара; г-жа де Бов, следуя моде, уже
давно перешла в "Счастье"; г-жа Марти тоже не заглядывала сюда, совсем
зачарованная витринами большого магазина. Женевьеве пришлось подойти к
покупательнице, и она произнесла своим обычным бесцветным голосом:
из кусков, Женевьева стала показывать материю; они стояли рядом за