перед самым отъездом.
услышишь то, что тебя поразит"?
Красных Зорь - так Кировский проспект назывался в двадцатых годах.
сверху вниз - в буквальном и переносном смысле.
трудно найти прежний сердитый, уверенный тон, помогавший мне держаться
свободно. Но это "слушаю вас" было сказано таким равнодушным голосом, что я
опять закипела:
присутствовала Глафира Сергеевна.
мной в Ленинграде и даже (он взглянул на часы) сейчас ждет меня в гостинице.
Отложим наш разговор на десять минут, и вы можете при ней изложить то, чем
намерены меня поразить.
ГЛАФИРА СЕРГЕЕВНА
только о том, давно ли по улице Красных Зорь стал ходить автобус. По крайней
мере, на его месте я отнеслась бы с интересом к девушке, которая только что
вернулась из Архангельской области, где работала полтора месяца с его родным
братом, у которой хранились рукописи старого доктора и которая могла
рассказать о них (и о нем) больше всех на свете. Но что все это значило,
думалось мне, по сравнению с владевшим Митей чувством презрения. Еще бы! Он
видел перед собой лицемерку, упросившую, чтобы старый, слабый, больной
человек был оставлен на ее попечении, а потом бросившую его без присмотра.
Хорошо же!
головой, которую он держал немного набок, с бледными висячими щечками и
пухлыми улыбающимися губами. Когда Митя, пропуская меня вперед, открыл
дверь, этот человек встал, а Глафира Сергеевна, сидевшая на диване в
нарядном японском халате, спокойно повернула голову. Без сомнения, она
узнала меня с первого взгляда.
узнаешь? Старая знакомая, Татьяна...
утверждает, что в ленинградских театрах можно умереть от скуки. А я вчера
был в Большом драматическом на "Заговоре императрицы", - прекрасный
спектакль, уверяю вас! Вместо доказательства, Глафира Сергеевна, позвольте
завтра прислать билеты?
в сравнении с Москвой здесь как-то надуто играют.
Нева, Эрмитаж?
подумала: "Ничего ты не помнишь".
похвалил Акдраму, бывший Александрийский, а Глафира Сергеевна сообщила, что
она была на спектакле "В царстве скуки" и зрители утверждали, что игра
актеров вполне оправдала название. Время от времени она почему-то брала в
руки лежавшую перед ней книгу - очевидно, эта книга имела отношение к
Александрийскому театру.
при других обстоятельствах не обратила бы никакого внимания. Во-первых, я
заметила, что Глафира Сергеевна изменилась - прежде была тонкая, гибкая, а
теперь пополнела, и на шее, под самым подбородком - я все рассмотрела! -
появилась большая морщина. Несмотря на свой гордый вид, она держалась
напряженно, точно в глубине души не была уверена, что имеет право сидеть в
этом прекрасном номере гостиницы и разговаривать с такими умными,
образованными людьми. Во-вторых, я заметила, что Мите не нравится этот
слащавый гость и еще меньше нравится, как ведет себя с ним Глафира
Сергеевна. В самом деле: она уронила платочек, гость подхватил, подал. В
ответ Глафира Сергеевна протянула руку - и он элегантно поцеловал ее.
запутанных отношений. Это чувствовалось и в том, что гость говорил слишком
неторопливо, и в том, что Митя почти откровенно ждал, когда он уйдет, и в
том, что Глафира Сергеевна делала вид, что не замечает Митиного
недовольства, хотя оно было буквально написано на его сердитом лице. Вообще
все притворялись, но особенно Глафира Сергеевна, которой нужно было еще
показать, что она с глубоким равнодушием относится к тому, что некая Татьяна
Петровна сидит в углу, терпеливо ожидая окончания разговора, "Зачем явилась
ко мне эта мерзкая девчонка в выцветшей жакетке, в заштопанных чулках? О чем
собирается говорить со мной? Неужели об этом?" Я была готова прочитать ее
мысли.
чувствовала эти местечки, точно были заштопаны не чулки, а ноги.
льстиво, что я даже подумала, что он смеется над Митей. По-видимому, это был
один из микробиологов, приехавших на съезд, но, как и Львовы, за две недели
до съезда. Эти две недели - так я поняла из прощальных, незначительных фраз
- решено было посвятить осмотру Ленинграда, в котором Глафира Сергеевна еще
никогда не была.
захлопнулась дверь. - Ведь ты знаешь, что я не выношу этого святошу. Вот уж
действительно "елейный удав"! Кстати, Заозерский только что сказал, что он
собирается выступить против меня на съезде.
пригласила Крамова именно для того, чтобы...
меня с таким сердитым лицом.
него губы не слушались. - Неужели ты не понимаешь, что это ставит меня в
ложное положение?
Сергеевна.
вернулась из Анзерского посада. Андрей тяжело болел, но сейчас ему лучше.
Они вместе работали на дифтерии. Мы вас слушаем, Татьяна Петровна.
случалось со мной на экзаменах), что мне удастся успокоиться через несколько
минут, - мы встретились с Андреем случайно, и лишь благодаря этой
случайности я узнала, что меня обвиняют в том, что я нанялась за деньги
ухаживать за Павлом Петровичем, а потом, когда Глафира Сергеевна уехала...
вообще, что за вздор! Когда это было?
поджала губы и взглянула на меня исподлобья.
все время называла его "Дмитрием Дмитриевичем", - вы были бы возмущены не
меньше, чем я. Вот теперь вы интересуетесь его трудами и даже думаете, что
они могут понадобиться вам для какой-то работы. Где же вы были, когда он
умирал, один, без друзей и родных? И ведь он ничего не требовал! Да и вообще
разве хоть одну минуту он думал о себе? Он писал о своей работе Ленину...
переспросил с удивлением: "Ленину?" - и я снова помчалась во весь опор, не
разбирая дороги.
на себя труд хоть взглянуть в те рукописи, которые я, по вашему мнению, не
имела права оставить себе. Но я пришла, чтобы сказать о другом. Глафира
Сергеевна оклеветала меня. Я требую, чтобы она немедленно, в вашем
присутствии, отказалась от этой клеветы и признала, что она свалила свою
вину на меня.