Маленькие, с чашку, груди, но большие соски. Между ног, там, где пребывала
моя рука, островок бархатистых светлых волос. Тело ее купалась в тенях,
словно в крыльях мотыльков, словно в лепестках роз. Меня отчаянно влекло к
ней. Я видел в ней приз, который, я это знал, никогда бы не сумел выиграть
на ярмарке, в соревнованиях по стрельбе или бросанию колец. Такой приз
обычно держат на верхней полке. Она сунула руку под простыню, положила на то
место, где едва не рвались трусы.
НЛО, когда я поднимался по ступенькам, ведущим в студию Джо. Я остановился,
нагнулся, достал из-под коврика ключ.
зрелище, подумал я, чем мужчина, у которого все встало? Джо ждала меня в
мокром купальнике. Я уложил Мэтти рядом с собой. Я открыл дверь в студию
Джо. Все это происходило одновременно, одно переплеталось с другим, словно
скрученные нити веревки или пояса. На плоту с Джо я точно пребывал во сне, в
студии Джо, войдя, в которую, я прямиком направился к моей старой зеленой
"Ай-би-эм", - вроде бы совсем и не спал. Происходящее с Мэтти находилось
где-то посередине.
сказала мне:
хотел.
сосок. Рот наполнился вкусом мокрой ткани и озерной воды. Она потянулась к
торчащему члену, но я шлепнул ее по руке. Если б она меня коснулась, я бы
тут же кончил. Я все сосал и сосал, вытягивая из купальника капли воды,
обхватив руками ее ягодицы. Сначала поглаживал их, потом сдернул с нее
трусики. А когда они упали на доски плота, она отступила на шаг и опустилась
на колени. Я последовал ее примеру, по ходу освободившись от плавок и бросив
их на ее трусики от купальника. Мы стояли лицом к лицу, я - голый, она - в
одном бюстгальтере.
Джо?
напоминал маленькую черную чашку. В ее позе было что-то змеиное.
мертвенно-бледными пальцами коснулись моих щек.
водой я увидел бесформенные тела, которые проносило мимо глубинным течением.
Залитые водой глаза. Объеденные рыбами носы. Языки, болтающиеся между губ,
словно водоросли. У некоторых под прозрачной кожей в животе перекатывались
кишки. От других остался только скелет. Но даже это жуткое зрелище не
остудило моего желания. Я вырвал голову из ее рук, разложил Джо на досках и
наконец с силой вогнал мой меч в ее ножны. По самую рукоятку. Ее
посеребренные лунным светом глаза смотрели на меня, сквозь меня, и я
заметил, что один зрачок больше другого. Именно так выглядели ее глаза на
телевизионном мониторе, когда я опознавал ее в морге Дерри. Она умерла! Она
умерла и я трахал ее труп! Но даже это не остановило меня.
плота. - Кто он, Джо? Ради Бога, скажи мне, кто он?
маленьких грудей, ее длинных ног. Потом перекатил ее на другую половину
кровати. Почувствовал, как она потянулась к моему члену, и хлопнул ее по
руке: если бы она коснулась меня, я бы тут же кончил.
отключая окружающий мир, сосредоточиваясь только на ней. Подался вперед и
вниз, остановился. Рукой чуть поправил разбухший донельзя пенис, и он вошел
в нее, как входит палец в обшитую шелком перчатку. Она смотрела на меня
широко раскрытыми глазами, потом коснулась рукой моей щеки, повернула мне
голову.
улицами.., все эти роскошные магазины "Биджен" и "Болли", "Шффани" и
"Бергдорф", "Стубен гласе". По тротуару вышагивал Гарольд Обловски, с юга на
север, помахивая брифкейсом из свиной кожи (тем самым, что мы с Джо подарили
ему на Рождество, за восемь месяцев до ее смерти). Рядом с ним шла Пола, его
роскошная фигуристая секретарша, держа в руке пакет из "Барнс и Ноубл" <сеть
книжных магазинов в Нью-Йорке и Нью-Дясерси. Основной находится на
пересечении Пятой авеню и Восемнадцатой улицы.>. Только фигура исчезла. От
Нолы остался скалящийся скелет в костюме от Донны Каран <Каран Донна -
известный дизайнер женской одежды.> и туфельках из крокодильей кожи. И ручки
пакета сжимали не холеные пальцы, а белые кости. Улыбка Гарольда,
стандартная улыбка литературного агента, превратилась в непристойный оскал.
Его любимый костюм - темно-серый, двубортный - болтался на нем как парус на
ветру. Вокруг него, по обоим тротуарам, я видел только живые трупы. Мумии
мамаш несли трупы детей на руках или катили их в дорогих колясках.
Зомби-швейцары стояли у подъездов, скелеты подростков катили на скейтбордах.
Высокий негр (я понял, что он негр, по нескольким полоскам кожи, прилипшим к
черепу) вел на поводке скелет собаки. У водителей такси провалились глаза.
Из окон проезжающих мимо автобусов на меня смотрели черепа, все ухмылялись,
совсем как Гарольд, словно спрашивая: "Эй, как ты, как твоя жена, как дети,
как пишется в последнее время?" Уличные продавцы орешков арахиса разлагались
на ходу. Однако ничто не могло отвлечь меня. Я сгорал от желания. Подсунул
руки под ее ягодицы, приподнял ее, вцепился зубами в простыню (с удивлением
увидел, что она расписана синими розами), и стал стягивать с матраца, не
выпуская изо рта, потому что боялся, что иначе начну кусать ей шею, плечо,
грудь, всюду, куда только дотянусь зубами.
- Мой голос звучал глухо из-за торчащей изо рта простыни, и я сомневался,
что кто-нибудь, кроме меня, мог разобрать хоть слово. - Скажи мне, сука!
пишущую машинку, а мой член-каланча подпирал ее снизу. Легкий ветерок
обдувал меня. И внезапно я почувствовал, что я уже не один. Тварь в саване
возникла у меня за спиной, прилетела, как мотылек на огонь. Рассмеялась
сиплым, прокуренным смехом, который мог принадлежать только одной женщине.
пишущая машинка закрывала обзор.., но я и так знал, что кожа на этой руке -
коричневая. Она добралась до цели, сжала ее, заходила взад-вперед.
оставаясь за моей спиной. Смеясь, дразня. - Ты действительно хочешь это
знать? Ты хочешь знать или хочешь чувствовать?
чуть больше фунтов "Ай-би-эм селектрик", вырывалась из моих рук. Я
чувствовал, что мои мышцы натянулись как гитарные струны.
самом приятном месте.
твою штучку... - Конца предложения я не услышал, потому что весь мир
взорвался в оргазме, таком сильном и глубоком, каких испытывать мне еще не
доводилось. Я отбросил голову назад и кончал, и кончал, глядя на звезды. Я
кричал, иначе не мог, а с озера мне ответили две гагары.
доносилась музыка: Сара, Сынок и "Ред-топ бойз" играли "Блэк маунтин рэг". Я
сел, ошеломленный, опустошенный, затраханный. Я не видел тропы, ведущей к
дому, но я мог определить ее местоположение по японским фонарикам. Мои
плавки мокрой тряпкой лежали рядом со мной. Я поднял их и уже собрался
надеть, потому что не хотел плыть к берегу, держа их в руке. Натянул их до
коленей и застыл, гдядя на свои пальцы. Их покрывала разлагающаяся плоть.
Из-под ногтей торчали пучки вырванных волос. Волос трупа.
спальне. Плюхнулся я на что-то не только мокрое, но и теплое. Сначала решил,
что это сперма. Но даже в слабом лунном свете увидел, что жидкость эта
темная. Мэтти ушла, а постель намокла от крови. Посередине темного пятна
что-то лежало, как мне показалось, то ли шматок мяса, то ли кусок члена.
Приглядевшись, я понял, что это набивная игрушка, какой-то зверек с черным
мехом, измазанным красной кровью. Я лежал на боку. Мне хотелось скатиться с
кровати и стремглав выбежать из спальни, но я не мог шевельнуться. Все мышцы
свело. С кем я трахался на этой кровати? И что я с ней сделал? Господи, что?
тем заклинанием, что вновь слепило меня в единое целое. Слепило - не совсем
точно сказано, но другого слова я подобрать, пожалуй, не могу. До этого я
как бы растраивался: одновременно пребывал на плоту, в северной спальне, на
тропинке. И каждое мое "я" почувствовало сильнейший удар, словно ветер
отрастил себе здоровый кулак. Упала тьма, в которой слышалось лишь
позвякивание колокольчика Бантера. Затем затихло и оно, а вместе с ним
померкло мое сознание. На какое-то время я отключился.
***
темнота, причина которой - солнечные лучи, падающие на опущенные веки. Я
медленно приходил в себя. Ощущения не радовали: ноющая шея, повернутая под
неудобным углом голова, подобранные под себя ноги, жара.
знал, что нахожусь не в кровати, и не на качающемся на воде плотике, и не на
тропе, ведущей к студии. Лежал я на досках, жестких досках пола.