Чтение 49–й страницы книги ~Регуляторы~

окаймлявшему карьер.

Надо ли говорить, в каком он был восторге? Думаю, Джек Гейрин тут же
отдал бы мне свой голос, реши я баллотироваться на должность Бога. Хорошая
это была семья, и все очень любили маленького мальчугана. Конечно, их
потрясло внезапное обретение им дара речи, но как много людей радикально
изменили бы из-за этого свои планы? А вот они изменили, и, насколько я могу
судить, без единого слова протеста.

Малыш лопотал всю дорогу, что-то я понимал, что-то нет. Говорил он по
большей части о персонажах "Золотого дна", о ранчо Пондероза, о
преступниках, серебряных шахтах.

И еще о каком-то мультфильме.

Про каких-то мотокопов. Он показывал мне фигурку, изображающую героиню
этого мультфильма, рыжеволосую даму с бластером, который малыш мог вынимать
из кобуры и как-то вставлять ей в руку.

К тому же он барабанил ручками по борту вездехода и называл его "Рука
справедливости". Когда он произнес это впервые, Джека от смеха бросило на
руль (ехали мы не быстрее десяти миль в час) Он еще сказал: "Да, а я
полковник Генри.

Предупреждаю, впереди Силовой коридор"!

И все расхохотались. Я тоже, захваченный общим энтузиазмом.

И лишь гораздо позже я вспомнил, что среди прочего маленький Сет не раз
упоминал "старую шахту".

Если тогда у меня и возникли какие-то ассоциации, то исключительно с
"Золотым дном". Мне и в голову не приходило, что он говорит о Рэттлснейк
номер один, потому что о ней он знать не мог! Даже жители Безнадеги не
знали, что мы отрыли во время последней серии взрывов.

Черт, именно из-за этого я и сидел в воскресенье за столом: писал
докладную в центральную контору о нашем открытии с предложениями,
касающимися нашей дальнейшей линии поведения.

Когда же мне в голову пришла мысль о том, что Сет Гейрин говорит о
Рэттлснейк номер один, я вспомнил, как он вбежал в трейлер, словно бывал там
сотни раз, сразу бросился к фотографиям на доске объявлений.

Вот тут у меня по спине пробежал холодок. А от другого воспоминания, о
том, что я увидел после отъезда Гейринов в Карсон-Сити, меня уже обдало
арктическим холодом. Я еще об этом напишу.

Когда мы добрались до подножия вала, я поменялся с Джеком местами и повел
вездеход вверх по грейдерной дороге, отлично укатанной и превосходящей своей
шириной многие федеральные автострады (по ней частенько перегоняли тяжелую
технику с очень внушительными габаритами). Мы поднялись на гребень и
покатили вниз. Как же они охали и ахали. Действительно, перед ними была не
просто дыра в земле, а огромный конус карьера глубиной в тысячу футов,
прорезающий самые разные слои породы, вплоть до палеозоя. Кое-где сверкали
вкрапления пурпурного и зеленого кварца. С вершины вала могучие машины,
которые могли свернуть горы, казались детскими игрушками. Миссис Гейрин
пошутила, что боится высоты и ее может вырвать, но шутка эта недалеко ушла
от истины. Многих тошнило, когда они переваливали через гребень и видели
перед собой зев карьера!

Потом маленькая девочка (извините, не помню ее имени, кажется, Луиза)
вытянула ручку и спросила:

- А что там за дыра, обтянутая желтыми лентами? Она похожа на большой
черный глаз.

- Это находка года, - ответил я. - Можно сказать, открытие, поэтому мы
держим его в секрете. Я вам расскажу, если вы пообещаете держать рот на
замке. Обещаете? Иначе у меня будут неприятности с начальством.

Они пообещали, и я подумал, что мне действительно можно им все
рассказать, потому что они не журналисты, а путешественники, и заглянули
сюда проездом. Опять же я подумал, что маленький мальчуган захочет услышать
мой рассказ, поскольку без ума от "Золотого дна".

Как я уже говорил, лишь гораздо позже до меня дошло, что он все это уже
знал! Но кто в здравом уме мог такое предположить?

- Это старая шахта Рэттлснейк номер один, - сказал я. - Во всяком случае,
мы так думаем. Мы вскрыли ее при взрывных работах. Начальный участок
Рэттлснейк завалило в 1858 году.

Джек Гейрин пожелал узнать, что находится внутри.

Я ответил, что нам это неизвестно, никто в старую штольню не заходил,
подчиняясь инструкциям ДОТШ .

Миссис Гейрин (Джун) полюбопытствовала, проведет ли наша компания
всестороннее исследование штольни. Я ответил, что это возможно, если мы
получим разрешение от соответствующих инстанций. Я им не солгал, но и не
сказал всей правды. Мы обнесли вход в штольню лентами с надписью
"ПОСТОРОННИМ ВХОД ЗАПРЕЩЕН", как того требовал ДОТШ, но это не означало, что
в ДОТШе в курсе нашей находки. Штольню мы открыли совершенно случайно, после
очередного взрыва, ничем не отличающегося от предыдущих (когда пыль осела,
мы увидели ее черный зев), и пока у нас не было полной уверенности в том,
что нам следует предать нашу находку широкой огласке.

Несомненно, она вызвала бы интерес в средствах массовой информации. Если
верить легендам, обвал закупорил в штольне сорок или пятьдесят китайцев.
Если так оно и было, китайцы должны были сохраниться в штольне, как мумии в
пирамиде.

Историки радовались бы как дети, добравшись до их одежды и рабочего
инструмента, не говоря уже о самих телах. Конечно, находка вызвала и у нас
немалый интерес, но мы не могли войти в штольню без кивка из центральной
конторы "Дип эс" в Финиксе, и мало кто из работавших вместе со мной полагал,
что нам такое разрешат. "Дип эс" - организация коммерческая, думаю, это
понятно всем, кто будет читать написанный мною документ, а разработка
месторождений полезных ископаемых, особенно в наши дни, предприятие очень
рискованное. Китайская шахта начала давать прибыль лишь с 1992 года, и люди,
которые там работали, вставая утром, еще не знали, позволят ли им начать
работу, когда они прибудут в карьер. Многое зависело от цены фунта меди
(выщелачивание - процесс не из дешевых), но еще больше - от законов,
охраняющих окружающую среду.

В последнее время ситуация улучшилась, опросы общественного мнения
показывали, что люди начали внимать голосу разума, но окружной и федеральные
суды все еще рассматривали дюжину исков, учиненных нашей компании как
отдельными людьми, так и общественными организациями (разумеется,
"зелеными"), которые ставили своей целью закрыть шахту. Поэтому многие,
включая меня, склонялись к мысли, что руководство компании не захочет
создавать себе лишних проблем, крича на весь мир, что мы обнаружили древнюю
штольню, возможно, представляющую большую историческую ценность.

Ивонн Бейтман, моя коллега-геолог, сказала, узнав о нашей находке: "Я не
удивлюсь, если найдутся желающие объявить территорию карьера историческим
заповедником. А уж за соответствующим распоряжением федеральных властей или
Невадской комиссии по историческим ценностям дело не станет. Отличный
предлог для свертывания всех работ". Возможно, вы сочтете мнение Ивонн
эгоистичным, но если человек, к примеру, я, знает, что функционирование
шахты обеспечивает работой девяносто или сто рабочих и инженеров, которым
иначе не на что кормить свои семьи, поневоле задумаешься и станешь предельно
осторожным Дочь (Луиза?) сказала, что штольня ее пугает, а я ответил ей, что
она пугает и меня.

Девочка спросила, рискнул бы я войти в штольню, и я ответил, что никогда.
"Причина в том, что я боюсь призраков?" - поинтересовалась она, и я ответил,
что боюсь не призраков, а новых завалов. Штольню прорубили в хрупкой
кристаллической породе, прочность которой еще уменьшили многочисленные
взрывы при вскрышных работах. Я сказал ей, что не войду в штольню, пока в
ней через каждые пять футов не установят стальную крепь. Я понятия не имел,
что еще до исхода дня окажусь в штольне. Так глубоко, что не смогу видеть
солнечный свет.

Я отвел их в ангар, который служил нам и конторой, и раздевалкой, снабдил
всех касками, а потом показал всевозможные машины и механизмы, объясняя
назначение каждого.

Маленький Сет во время экскурсии почти ничего не говорил, но его глазки
ярко блестели.

Вот мы и подошли к "легкому испугу", который стал причиной моих сомнений
и кошмарных снов (не говоря уже об угрызениях совести, а это совсем не
пустяк для мормона, который воспринимает религиозные аспекты более чем
серьезно). В тот момент для всех нас испуг был далеко не "легким", да и
теперь, если подумать серьезно, я сильно сомневаюсь в правильности нашей
классификации степени испуга. Находясь в Перу (я искал там бокситы, когда
письмо Одри Уайлер пришло на адрес отделения "Дип эс" в Безнадеге), я
неоднократно возвращался к этому происшествию, а с десяток раз оно мне
снилось.

Может, из-за жары.

В старой штольне было жарко. Мне приходилось бывать в штольнях, обычно в
них очень холодно и сыро. Я читал о том, что в шахтах золотых приисков Южной
Африки тепло, но сам этого не ощущал.

Здесь же стояла жара.

Тропическая влажная жара, как в теплице.

Но я забегаю вперед, и напрасно. Потому что хочу рассказать все по
порядку и поблагодарить Бога за то, что ничего подобного уже никогда не
повторится. В начале августа, через две недели после визита Гейринов,
Китайская шахта перестала существовать. Я не знаю почему, но произошло
смещение миллионов тонн породы, заваливших чашу карьера.

А когда я думаю, на какой короткий срок разошелся обвал с пребыванием
семьи Гейринов на дне карьера (не говоря уж о том, что компанию им составлял
мистер Аллен Саймс, знаменитый геолог), меня начинает трясти.

Старший мальчик, Джек, захотел поближе взглянуть на Мо, нашу самую
большую бурильную установку.

Она на гусеничном ходу и предназначена для проходки шурфов, в которые
потом закладывается взрывчатка. В начале семидесятых годов Мо по праву
считалась самой большой бурильной установкой, созданной на планете Земля, и