Чтение 49–й страницы книги ~Детство в Соломбале~

представление о времени. И вечер, и начало ночи, и рассвет - все было
одинакового серого цвета, как обычно в Северном океане. Низкие тучи сплошь
закрывали небо и давили на океан, словно хотели его усмирить, задушить.
Ветер безумствовал, вздымая вокруг шлюпки громады волн.

"Только бы дотянуть до утра, - думал Броун, - а там решится: жизнь еще хоть
на некоторое время или смерть".

С наступлением утра шторм мог утихнуть. На это и надеялся боцман. Но если
океан не угомонится, значит, их мучения продлятся еще сутки, а может быть,
и больше. Тогда силы окончательно иссякнут и наступит конец.

Утро оправдало надежды Броуна. Тучи поднялись, и ветер ослаб. Волны были
еще огромные, но уже не злые, без гребней. Стало светло, и когда шлюпка
поднималась на вершину волны, Броун мог осматривать горизонт.

Спустя полчаса он разрешил стюарду Харлею и Ли оставить весла и отдыхать.
Матрос Парсон пересел к рулю.

Пришел в себя штурман Дрейк. Он приподнялся, ощупал карманы, оглядел всех,
кто был в шлюпке, и спросил о капитане. Оказывается, вначале он был в одной
шлюпке с капитаном. Только сейчас Дрейк вспомнил, как их шлюпка
перевернулась. Он оказался в воде и с того момента больше ничего не помнил.

- Что ж капитан... - сумрачно сказал Броун, - о покойниках плохо не
говорят. Моряк он был хороший, ему там место найдется. - И боцман мельком
взглянул на небо.

- Где-то будет наше место? - с горькой усмешкой заметил матрос Парсон. -
Вряд ли наша доля будет лучшей. Никто не отозвался на мрачные предположения
матроса. Все понимали, что будущее не обещает ничего хорошего.

Людей одолевала усталость. Съежившись от холода, стюард и Ли дремали.

- Можно бы перекусить немного, - сказал боцман, и все вспомнили, что они
давно ничего не ели.

- А что есть? - спросил Дрейк.

Он нашел консервы и сухари, второпях захваченные с парохода стюардом.

- С таким запасом и на берегу недолго продержишься, - сказал Дрейк,
вспарывая одну из банок ножом.

Раскрыв банку, Дрейк, не обращая внимания на других моряков, стал быстро
поедать консервы. Когда боцман протянул к консервам руку, банка на две
трети уже была опустошена.

- Доедайте, - покровительственно сказал Дрейк. - А этим можно и не
оставлять. - Он показал глазами на стюарда и Ли, спавших крепким сном.

Ни Джеме, ни боцман, ни матрос Парсон не были удивлены поступком Дрейка.
Они хорошо знали натуру этого человека и все таки возмутились. Кочегар
Джеме подумал "Если штурман будет так делать и впредь, то он может
оказаться там, откуда он попал в шлюпку". Боцман осуждающе взглянул на
Дрейка. А простодушный Парсон почти не возмутился. Он привык видеть в
Дрейке хозяина парохода, а теперь видел в нем хозяина этой шлюпки, и этих
консервов, сухарей, и этой маленькой банки с пресной водой.

Ветер совсем стих. Тучи рассеялись. Крупная мертвая зыбь плавно подымала и
опускала одинокую шлюпку.

Когда стюард Харлей проснулся и не обнаружил возле себя консервов и
сухарей, он поднял скандал. Он набросился на Джемса и Броуна, требуя
возвратить "запас".

- Успокойся, Харлей, - сказал штурман. - Эти консервы с "Гордона", они не
твои, и распоряжаться ими буду я.

Тревожно и томительно прошел первый день. Люди почти не разговаривали. Все,
кроме Дрейка, поочередно садились за весла, чтобы поддерживать движение
шлюпки в одном направлении.

Ночью была открыта вторая банка с консервами. Дрейк сделал это втихомолку,
когда измученные голодом и работой боцман, кочегар и мальчик спали. Он дал
немного консервов стюарду и матросу Парсону.

На следующий день кочегар Джеме потребовал, чтобы третья банка и сухари
были разделены поровну между всеми моряками.

- Вы забываетесь! - зло ответил ему Дрейк.

Возмущенный кочегар встал с банки, намереваясь силой получить консервы. Но
в ту же минуту штурман вытащил из кармана пистолет.

Консервы из третьей банки были съедены Дрейком. Небольшой кусочек мяса
получил лишь стюард.

Прошла еще одна ночь. Третий день скитались по океану голодные, изможденные
моряки. Когда Дрейк доел остатки сухарей, ни с кем не поделившись,
озлобленный Джеме решил ночью свершить суд: выбросить Дрейка из шлюпки.

Но выполнить это решение ему не удалось. Англичане были спасены моряками
"Октября".

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
МАЛЕНЬКИЙ РАБ

"Октябрь" продолжал поиски. Предполагалось, что еще одна шлюпка с "Гордона"
должна быть в море.

Наступило время обеда. Костя, хотя и был машинистом и жил отдельно от нас,
обычно приходил обедать в наш кочегарский кубрик.

- Павлик, - сказал я радисту Жаворонкову, - позовите в наш кубрик того
китайского мальчика.

- А что вы будете с ним делать? Он же ни слова по-русски не понимает.

- Мы с ним вместе будем обедать, - сказал Костя. - А потом покажем ему наш
пароход.

Радист ушел и долго не возвращался. Наконец он появился, держа за руку
маленького китайца. Ли немного упирался, он казался испуганным.

- Уил ю стэй энд дайн ми! - проговорил радист, увлекая Ли к столу.

Китаец, вероятно, подумал, что над ним хотят подшутить, и стал упираться
еще сильнее.

- Что вы ему сказали? - спросил я радиста.

- Я сказал: "Останьтесь с нами пообедать!"

Кочегар Матвеев засмеялся:

- Ты ему, Павлик, попроще объясни. Он не привык, чтобы к нему так деликатно
обращались.

- А я больше никак не умею, - пожал плечами Жаворонков. - В словаре об
обеде только так написано.

- Ты ему по-матросски скажи. У них матросы совсем не так говорят, как в
словарях и в книгах пишется. Покажи просто на миску и скажи: ешь, дружище!

Павлик Жаворонков показал на миску с жирным супом и что-то сказал
китайчонку. Потом он сам сел за стол вместе с нами и указал Ли его место.

Очевидно, Ли не был против обеда.

- Садись, дорогой, садись, - дружелюбно сказал Матвеев и подвинул миску на
край стола. - Видно, здорово тебя запугали на вашем судне!

Ли, конечно, не понимал, что сказал кочегар. Но вдруг он быстро подошел к
столу, взял миску двумя руками и отошел к двери. Там он присел на корточки
и собрался есть.

Мы никак не могли сообразить, почему он так сделал. Жаворонков взял Ли за
руку и насильно усадил его за стол. Мальчик что-то говорил.

- Почему он сел у двери? - спросил Илько.

- Он говорит, что на "Гордоне" никогда не ел за столом, - объяснил радист.
- Буфетчик не позволял.

На вопросы Жаворонкова Ли отвечал тихо и односложно, то и дело поглядывая
на дверь. Казалось, он каждую минуту готов был вскочить и убежать.

Но даже по коротким ответам китайца, которые нам тут же переводил радист,
можно было понять, какой тяжелой была жизнь Ли. На "Гордоне" он прислуживал
капитану и штурманам в салоне во время завтрака, обеда и ужина. Кроме того,
он чистил хозяевам одежду и обувь, помогал буфетчику, мыл посуду, делал
уборку в салоне и в каютах. С самого раннего утра и до ночи он был на ногах.

- Почему же он не ушел с парохода? - спросил я.

- Куда же он пойдет! - ответил Жаворонков. - У него нет родных, а на берегу
он просто умрет в голоду. Он говорит, что в Англии есть много китайцев, и
всем им живется несладко.

- Уот из юр кэнтри? - спросил Жаворонков. - Где твоя родина?

Ли, не понимая, покачал головой. Он знал, что родился в Англии, но плохо
помнил своих родителей. Раньше у него было другое имя, но на судне его
прозвали Ли. В Англии так зовут многих китайцев, хотя у них совсем другие
имена. О Китае Ли знал только, что это очень большая страна и что она
находится где-то очень и очень далеко.

- Ну, мы еще побеседуем потом, - сказал Павлик и ушел.

Мы знаками позвали Ли на палубу. Но едва мы вышли из кубрика, как к нам
подошел англичанин - буфетчик Харлей. Он стал что-то кричать и схватил Ли
за плечо. Мальчик съежился и умоляюще смотрел на стюарда.

- Оставьте его! - крикнул Костя, подскочив к буфетчику.

Но Харлей не обратил на Костю внимания, а с силой рванул за плечо Ли и
толкнул его. Он кричал, упоминая Дрейка. Очевидно, Ли должен был идти к
английскому штурману.

Потом буфетчик замахнулся и ударил Ли по затылку. Китаец даже не вскрикнул,
хотя удар был сильный. Зато мы кричали в один голос, а Костя даже ухватил
Харлея за руку.

На наш крик со всех концов стала сбегаться команда.

- Он бьет этого мальчика! Он ударил его! - захлебываясь, рассказывали мы
нашим морякам.

Возмущенные матросы, кочегары, машинисты "Октября" окружили стюарда. Среди
них был и кочегар Бобин.

Нужно сказать, что после ссоры со мной и после разговора со старшим
механиком Бобин изменился. В команде нас, учеников, очень любили, и потому
поступок Бобина был всеми осужден.

Сейчас Бобин стоял ближе всех к стюарду и, сжав кулак, угрожающе говорил
ему:

- А если я тебе так вдарю?! Хочешь? Вдарю, и ничего со мной не сделаешь! По
всем международным правилам вдарю!

Подошел Николай Иванович и спросил, в чем дело. Он попросил позвать Павлика
Жаворонкова и, когда тот явился, сказал ему:

- Напомните этому англичанину, что он находится на советском пароходе и за
хулиганство будет отвечать по советским законам!