АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
заплакал. Тысячи слепых взывали к нему:
- Самуил! Смотри, что сделал с нами Василий! Отомсти ему за наши муки!
Тысячи глаз, с такой радостью взиравшие на мир, погасли навеки...
Болгарскому царю дали чашу с водой. Он сделал несколько глотков и
выронил ее из рук. Царь уже не мог отомстить. Дни его были сочтены. Он
ждал появления страшного врага на ложе смерти, но Василий опасался войти к
нему в берлогу. А сын сказал отцу:
- Не скорби! Сильных духом испытания только закаляют. Василий умрет, и
много других василевсов придут царствовать и снова уйдут в небытие, а
болгарский поселянин по-прежнему будет пахать свое поле и македонский
виноградарь возделывать лозы...
Погруженные во мрак вечной ночи слепцы вспоминали гору Беласицу, где
они сражались за свободу, а в мире по-прежнему сияло солнце, козы прыгали
по горным крутизнам и на виноградниках наливались тяжкие гроздья. Но разве
мы сами не слепцы? Тьма покрывает нашу землю, поля заглушаются сорными
травами, и волки появляются в предместьях некогда цветущих городов.
После победы, не опасаясь больше нападений со стороны потрясенных
врагов, Василий совершил со своими военачальниками, воинами, конями и
мулами паломничество в Элладу, чтобы возблагодарить в превращенном в
христианскую церковь Парфеноне деву Марию, охраняющую своим покровом
ромейское государство.
Помню, что во время этого пути я задержался в каком-то селении. Пока
слуги поили моих коней, я присел у колодца и слушал разговоры поселян.
Принимая меня в сером дорожном плаще за обыкновенного воина, они не
стеснялись и рассказывали о своих делах. Это были люди, которые в
прошениях называют себя обычно убогими. Одетые в рубище, с ногами,
обмотанными грязными тряпицами, они почесывали время от времени
заскорузлыми руками косматые головы и с любопытством слушали, о чем
рассказывали проезжие люди, видавшие столько городов на земле.
У колодца, где для водопоя животных был использован древний саркофаг из
розового мрамора, с амурами и гирляндами мирта, сидел монах, бородатый и
тучный человек. Рядом с ним, опираясь на дорожный посох, стоял какой-то
путник в плаще из грубой материи. Монах шарил в сумке и показывал
изумленным пахарям различные костяшки.
- Это, - заявил он торжественно, веером распуская черную бороду, - зубы
великомученицы Пульхерии. Помогает при зубной боли и других болезнях.
Тридцать восемь зубков осталось.
Поселяне стали креститься, взирая на священные реликвии. Однако один из
них, весьма словоохотливый и, видимо, более смышленый, чем остальные,
усомнился:
- Тридцать восемь зубов! А ты не обманываешь нас, почтеннейший? Откуда
у человека, даже великомученицы, может быть столько зубов?
Захваченный врасплох, инок растерялся, но попытался выпутаться из
затруднительного положения:
- Это же зубы мученицы! Захочет господь - у благочестивого человека и
сто зубов вырастут. Сказано: "Верьте - и по вашему хотению сдвинутся
горы".
- Насчет гор, может быть, и так, а с зубками как-то неловко получается,
- продолжал сомневаться доморощенный скептик, почесывая голову.
- Тогда приобрети волосы младенцев, убиенных нечестивым Иродом в
Вифлееме. По пять фоллов за волос, - предложил монах.
Недоверчивый снова почесал в затылке.
- Волосики-то как будто длинноваты для младенцев...
- Значит, выросли.
- Младенцы?
- А ты не из богомилов будешь? - угрожающе спросил монах.
- Нет, мы чтим святую православную церковь, - растерянно ответил
поселянин и раскрыл рот от страха.
Но, почувствовав, что на этот раз он пересолил, рассчитывая на крайнюю
доверчивость простых людей, монах стал поспешно собирать свои сокровища.
Путник спросил его:
- Из какого монастыря, святой отец?
- Из монастыря святого Георгия под Коринфом. Но убежище наше разрушили
враги, и иноки скитаются теперь по всей стране. Кто занимается торговлей,
кто продает крестики и другие священные предметы. Вот и я брожу из одного
селения в другое в поисках пропитания. Но отряхаю прах сего поселения от
ног своих, ибо здесь обитают павликиане и манихеи.
Монах ушел, и пахари со страхом смотрели ему вслед, очевидно опасаясь,
как бы его проклятия не принесли им несчастье.
Продолжая прерванный разговор, путник спросил словоохотливого
поселянина:
- Значит, и вам плохо живется на земле?
- Суди сам, милостивец: как можно жить в довольстве бедным и убогим? Мы
платим подати - житную и зевгаратикий, то есть за упряжку волов. Потом
подымная, по три фолла с дыма. Еще пастбищная - энномий. Да десятина меда,
приплода свиней и овец. Да еще подушная подать...
- За право дышать воздухом, - горько сострил другой поселянин, с седою
бородой.
- Вот именно, что за воздух. Что наша душа? Воздух! А если случится
землетрясение, опять надо платить. На возведение стен. Да еще погонное
сборщику за ногоутомление...
- Да, податей у нас немало, - вздохнул путник.
- Вот так и живем. Ослепли от слез.
Поселянин продолжал:
- А что на земле творится! Рассказывали воины, василевс четырнадцать
тысяч людей ослепил.
- Так им и надо, еретикам, - произнес путник.
- Да ведь они такие же люди, как и мы с тобой, - возразил, к моему
изумлению, поселянин. - Лучше убить человека. Как же они будут теперь
пахать свои нивы?
- Это, конечно, так, - согласился путник.
- А куда ты направляешь стопы? - спросил его поселянин.
- В Солунь. Оттуда двинусь на гору Афон и там буду спасать грешную душу
в монастыре.
- А вклад у тебя есть?
- Может быть, и есть, а может быть, и нет его, - осторожно ответил
путник.
- Так, - опять почесался словоохотливый пахарь. - Значит, ты покинул
жену и дом?
- Жена у меня умерла в прошлом году.
- А дети?
- И дети погибли от морового поветрия.
- Кем же ты был раньше?
- Пахарем, как и ты.
- И оставил свою землю?
- Оставил. А дом и имущество продал богатому соседу.
- Так... А кто же будет пахать землю, если все мы в монастыри
разбредемся?
- Душа важнее всего.
- Это ты истину сказал, друг, - промолвил поселянин. Но видно было, что
он размышлял, глядя себе под ноги, и в чем-то сомневался.
Я более внимательно оглядел поселянина. У него было обыкновенное
деревенское лицо, огрубевшее от дождей, солнца и ветра. Над низким лбом
поднималась копна рыжих нечесаных волос. Нос у него был длинный, и на
подбородке росла жиденькая бороденка. Вероятно, покосившаяся хижина у
дороги принадлежала ему, так как бедно одетая женщина, стоявшая на пороге,
кричала оттуда:
- Алексей, иди есть похлебку!
Но он махнул в ее сторону рукой и продолжал разговор:
- Непонятно.
- О чем ты говоришь? - не сообразил путник.
- Земельный участок принадлежал тебе по праву?
- Принадлежал мне по праву.
- И ты продал его?
- Продал.
- И волов?
- И волов.
- Если бы у меня была своя земля! А то мы сеем и жнем на господской
земле, - сказал поселянин.
- Парики?
- Парики.
- Сколько же берет господин?
- Отдаем половину с жатвы и приплода.
- Это много. Довольно было бы владельцу и трети.
- Нелегко жить на свете бедняку, - сказал поселянин.
- Трудно.
- Желаю тебе счастливого пути, - сказал на прощание поселянин и
поплелся в хижину.
Путник тоже двинулся в дорогу, остальные стали расходиться. Один из
моих служителей сказал мне почтительно, с презрением глядя вслед
поселянам:
- Разве они способны что-нибудь понять?
Самих себя слуги богатых господ мнят способными понимать самые сложные
вещи. Им известны все константинопольские сплетни и тайны императорской
опочивальни. Богатых они почитают, подражая порокам своих господ, и живут
подачками и воровством, а бедных презирают.
Я вскочил на коня, хотя и не с той уже ловкостью, как в молодые годы, и
поскакал туда, где слышались приветственные клики. Воины и повозки
двигались непрерывным потоком на юг. Впереди, подобно отдаленному грому,
слышен был глухой рев человеческих криков. Это воины приветствовали
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 [ 49 ] 50 51
|
|