Чтение 49–й страницы книги ~Сыновья и любовники~

- Потри мне малость спину, - попросил он жену.

Она принесла хорошо намыленную фланельку и похлопала его по плечам. Он
подскочил.

- Ах ты злодейка! - вскричал он. - Тряпка ж холодная как смерть.

- Тебе родиться бы саламандрой, - со смехом сказала она и все терла ему
спину. Редко, редко она так его обихаживала. Обычно это делали дети.

- Тебе и на том свете не хватило бы жару, - прибавила она.

- И то, - согласился он. - Как бы сквозняк меня не прохватил.

Но она уже кончила. Кое-как его вытерла, сходила наверх и тут же
вернулась с другими брюками. Обсохнув, он натянул рубаху. Потом, красный и
лоснящийся, волосы всклокочены, фланелевая рубаха висит поверх шахтерских
штанов, он стоял и грел одежду, которую собирался надеть. Поворачивал ее,
выворачивал наизнанку, даже подпалил.

- Боже милостивый! - воскликнула миссис Морел. - Да оденься ты!

- А тебе понравилось бы влезать в штаны, ледяные, будто лохань с водой?
- сказал он.

Наконец он скинул шахтерские штаны и надел приличные черные брюки. Все
это он проделывал на каминном коврике, так же делал бы и при Энни и ее
друзьях.

Миссис Морел перевернула в печи хлеб. Потом из большой красной глиняной
миски, что стояла в углу, взяла еще теста, придала ему нужную форму и
положила на противень. В эту минуту постучал и вошел Баркер. Спокойный,
плотный, небольшого росточка, с таким видом, будто он и сквозь каменную
стену пройдет. Черные волосы коротко острижены, голова костистая. Как
почти все углекопы, он был бледный, но крепкий и подтянутый.

- Наше вам, хозяйка. - Он кивнул миссис Морел и со вздохом сел.

- Добрый вечер, - приветливо ответила она.

- У тебя башмаки скрипят, - сказал Морел.

- А я и не заметил, - сказал Баркер.

Он сразу несколько стушевался, так бывало со всеми углекопами в кухне
миссис Морел.

- А как ваша хозяйка? - спросила она.

Недавно Баркер ей сказал: "У нас не нынче завтра третий будет, вот
какое дело".

- Сдается мне, она ничего, - сказал он и почесал в затылке.

- Так когда ждете? - спросила миссис Морел.

- Да теперь в любую минуту не диво.

- А-а. И держится она молодцом?

- Да, что надо.

- Слава Богу, ведь она не очень-то крепкая.

- Да уж. А я опять сглупил.

- Что такое?

Миссис Морел знала, не станет Баркер совершать особые глупости.

- Да сумку хозяйственную не прихватил из дому.

- Возьмите мою.

- Не-е, вам самой понадобится.

- Нет-нет. Я с плетеной хожу.

Она не раз видела, как маленький углекоп деловито покупал в пятницу
вечером недельный запас бакалейных товаров и мяса, и восхищалась им.
"Баркер ростом мал, а в сто раз больше мужчина, чем ты", - говорила она
мужу.

Пришел Уэссон. Был он тощий, на вид не очень-то крепкий, по-мальчишески
простодушный, и улыбка глуповатая для отца семерых детей. Но жена его была
женщина пылкая.

- Я гляжу, ты меня обошел, - сказал он с бледной улыбкой.

- Ага, - ответил Баркер.

Пришедший снял шапку и размотал длиннейший шерстяной шарф. Острый нос
его покраснел.

- Боюсь, вы замерзли, мистер Уэссон, - сказала миссис Морел.

- Да, холодновато, - ответил он.

- Так садитесь к огню.

- Не, уж останусь, где есть.

Оба углекопа сидели в сторонке. И никак нельзя было убедить их подсесть
к очагу. Очаг свят в доме, он для семьи.

- Поди сядь в кресло, - весело предложил Морел.

- Не, спасибочки, мне и тут очень даже хорошо.

- Да, правда, сядьте сюда, - настаивала миссис Морел.

Он поднялся и смущенно подошел. И смущенно сел в кресло Морела. То было
слишком большой вольностью. Но подле огня его охватило истинное
блаженство.

- А грудь у вас как? - поинтересовалась миссис Морел.

Он опять улыбнулся, голубые глаза его повеселели.

- А очень даже ничего, - ответил он.

- А грохочет в груди, будто литавра, - коротко сказал Баркер.

Миссис Морел огорченно прищелкнула языком.

- А фланелевую фуфайку вам сшили?

- Нет покуда, - с улыбкой ответил он.

- Да что ж это вы? - упрекнула она.

- Сошьют, - с улыбкой заверил он.

- Будешь ждать до второго пришествия! - объявил Баркер.

И Баркера и Морела Уэссон раздражал. Но ведь оба они были такие
крепыши, словно железные.

Почти уже покончив с одеванием, Морел подвинул к Полу сумку с деньгами.

- Посчитай, сынок, - смиренно попросил он.

Пол с досадой оторвался от своих книг и от карандаша, перевернул сумку
вверх дном. На стол выпал запечатанный мешочек с серебром на пять фунтов,
а еще соверены и мелочь. Он быстро посчитал, сверился с чеками - там было
записано количество угля, - аккуратно уложил деньги. Потом чеки просмотрел
Баркер.

Миссис Морел ушла наверх, и трое мужчин подошли к столу. Морел, как
хозяин дома, сел в свое кресло, спиной к жаркому огню. У двух его
сотоварищей места были попрохладнее. Никто не считал деньги.

- Сколько, мы сказали, причитается Симпсону? - спросил Морел. И они с
минуту прикидывали дневной заработок. Потом сумму эту отложили в сторону.

- А Биллу Нейлору?

Эти деньги тоже взяли из общей кучи.

Потом, оттого что Уэссон жил в доме Компании и его квартирная плата
была удержана, Морел и Баркер взяли каждый по четыре шиллинга шесть
пенсов. И оттого что Морелу уже доставили топливо и он уже не был старшим,
Баркер и Уэссон взяли по четыре шиллинга. Дальше все пошло просто. Морел
давал каждому по соверену, пока они не кончились; потом по полукроне, пока
не осталось ни одной; каждому по шиллингу, пока не осталось ни одного.
Если под конец что-то не делилось, Морел брал это и ставил выпивку.

Потом все трое поднялись и ушли. Морел поспешил удрать из дому, пока
жена не спустилась. Она услышала, как закрылась дверь, и сошла вниз. Она
поскорей заглянула в духовку, на хлебы. Потом посмотрела на стол, увидела
оставленные ей деньги. Пол все это время занимался. Но теперь он
чувствовал, что мать считает деньги и в ней закипает гнев.

Она опять поцокала языком.

Пол нахмурился. Когда мать сердилась, он совсем не мог заниматься. Она
опять пересчитала деньги.

- Жалкие двадцать пять шиллингов! - воскликнула она. - Сколько им
выписали?

- Десять фунтов одиннадцать шиллингов, - раздраженно ответил Пол. С
ужасом ждал он, что за этим последует.

- А со мной скопидомничает, дает двадцать пять шиллингов, да в эту
неделю еще в кассу взаимной помощи! Но я его знаю. Он думает, раз теперь
ты зарабатываешь, значит, он больше не обязан содержать семью. Да, и может
сам спустить все свои деньги. Но я ему покажу.

- Ох, мама, не надо! - воскликнул Пол.

- Что не надо, скажи на милость? - закричала мать.

- Не заводись опять, я не могу заниматься.

Она тотчас притихла.

- Да, все это очень хорошо, - сказала она - но как прикажешь мне
выкручиваться?

- Но оттого, что ты станешь изводиться, легче не станет.

- Хотела бы я знать, как бы поступил в таком положении ты.

- Это ненадолго. Ты сможешь взять мои деньги. Пошел он к черту.

Пол вернулся к своим занятиям, а мать угрюмо завязала ленты шляпки. Ему
нестерпимо было, когда она волновалась. Но теперь он стал настаивать,
чтобы она с ним считалась.

- Два верхних каравая через двадцать минут будут готовы, - сказала она.
- Не забудь про них.

- Ладно, - ответил Пол, и она пошла на рынок.

Он сидел един и занимался. Но, выбитый из колеи, не мог привычно
сосредоточиться. Он прислушивался, не стукнет ли калитка. В четверть
восьмого раздался негромкий стук и вошла Мириам.

- Совсем один? - спросила она.

- Да.

Будто у себя дома, она сняла свой шотландский берет и длинное пальто и
повесила их. Его это взволновало. Словно здесь их общий дом, его и ее.
Потом она подошла к нему и стала разглядывать его работу.

- Что это? - спросила она.

- Композиция для декоративных тканей и для вышивки.

Мириам близоруко склонилась над рисунками.

Его взяла досада, что она так пристально рассматривает все, что он
делает, вглядывается в него самого. Он пошел в гостиную и возвратился со
свернутым коричневым холстом. Осторожно развернул и разложил на полу.
Оказалось, это занавесь, или portiere [портьера (фр.)], на которую по
трафарету был нанесен прелестный орнамент из роз.