плавает драгоценный продукт. Он поспешил перестроиться и подал заявление,
что будет пользоваться общим котлом, а сухого пайка получать не желает. К
несчастью, к моменту такой перестройки весь запас коровьего масла в
кладовой Калины Ивановича был исчерпан, и это дало основание Дерюченко
прибежать ко мне с горячим протестом:
в сухом виде. Пожайлуста! Но через два дня снова привез Калина Иванович
масло, и снова в таком же малом количестве. Дерюченко с зубовным скрежетом
перенес и это горе и даже на котел не перешел. Но что-то случилось в нашем
наробразе, намечался какой-то затяжной процесс периодического вкрапления
масла в организмы деятелей народного образования и воспитанников. Калина
Иванович то и дело, приезжай из города, доставал из-под сиденья небольшой
"глечик", прикрытый сверху чистеньким куском марли. Дошло до того, что
Калина Иванович без этого "глечика" уже в город и не ездил. Чащего всего,
разумеется, бывало, что "глечик" обратно приезжал ничем не прикрытый, и
Калина Иванович небрежно перебрасывал его в соломе на дне шарабана и
говорил:
глянуть. Что ж вы даете, паразиты: чи его нюхать, чи его исты?
человек не способен был наблюдать жизнь в ее динамике, он не обратил
внимания на то, что кривая жиров в колонии неуклонно повышается, обладая
же слабым политическим развитием, не знал, что количество на известной
степени должно перейти в качество. Этот переход неожиданно обрушился на
голову его фамилии. Масло мы вдруг стали получать в таком обилии, что я
нашел возможным за истекшие полмесяца выдать
его в составе сухого пайка. Жены, бабушки, старшие дочки, тещи и другие
персонажи второстепенного значения потащили из кладовой Калины Ивановича в
свои квартиры золотистые кубики, вознаграждая себя за долговременное
терпение, а Дерюченко не потащил: он неосмотрительно сьел причитающиеся
ему жиры в унеловимом и непритязательном оформлении колонистского котла.
Дерюченко даже побледнел от тоски и упорной неудачи. В полной
растерянности он написал заявление о желании получать пищевое довольствие
в сухом виде. Его горе было глубоко, и он вызывал всеобщее сочувствие, но
и в этом горе он держался как казак и как мужчина и не бросил родного
украинского языка.
продолжить род Дерюченко.
когда судьба решила восстановить равновесие и принесла Дерюченко давно
заслуженную радость: в приказе по колонии было отдано распоряжение выдать
сухой паек "за истекшие полмесяца", и в составе сухого пайка было показано
снова коровье масло. Счастливый Дерюченко пришел к Калине Ивановичу с
кошелкой. Светило солнце, и все живое радовалось. Но это продолжалось
недолго. Уже через полчаса Дерюченко прибежал ко мне, расстроенный и
оскорбленный до глубины души. Удары судьбы по его крепкой голове сделались
уже нестерпимыми, человек сошел с рельсов и колотил колесами по шпалам на
чистом русском языке:
Полагается выдавать паек на всех членов семьи, и выдавайте.
что мой сын Тарас родился второго июня, а умер десятого июня, значит, и
выдавайте ему жиры за восемь дней...
осторожно Дерюченко за локоть:
маслом? Вы сообразите, разве ребенок может выдержать такую пищу?
три недели назад...
равно как покойнику кадило, поможет. Да он же и есть покойник, если можно
так выразиться.
должны выдать.
прахтически в нем же ничего нет: чи он был на свете, чи его не было, одна
видимость.
порядочным и безобразным. Он потерял всякие выражения стиля, и даже все
специальные признаки его существа как-то раскрутились и повисли: и усы, и
шевелюра, и галстук. В таком виде он докатился до завгубнаробразом и
произвел на него нежелательное впечатление. Завгубнаробразом вызвал меня и
сказал:
гнать. Как вы можете держать в колонии такого невыносимого шкурника? он
мне такую чушь молол: какой-то Тарас, масло, черт знает что!
тем: Тараса и масла. Дерюченко с женой выехали по той же дороге, что и
Родимчик. Я радовался, колонисты радовались, и радовался небольшой клочок
украинской природы, расположенный в непосредственной близости к
описываемым событиям. Но вместе с радостью напало на меня и беспокойство.
Все тот же вопрос - где достать настоящего человека? - сейчас приступил с
ножом к горлу, ибо во второй колонии не оставалось ни одного воспитателя.
И вот бывает же так: колонии имени Горького определенно везло, я
неожиданно для себя натолкнулся на необходимого для нас настоящего
человека. Наткнулся прямо на улице. Он стоял на тротуаре, у витрины отдела
снабжения наробраза, и, повернувшись к ней спиной, рассматривал несложные
предметы на пыльной, засоренной навозом и соломой улице. Мы с Антоном
вытаскивали из склада мешки с крупой; Антон оступился в какую-то ямку и
упал. Настоящий человек быстро подбежал к месту катастрофы, и вдвоем с ним
мы закончили нагрузку указанного мешка на наш воз. Я поблагодарил
незнакомца и обратил внимание на его ловкую фигуру, на умное молодое лицо
и на достоинство, с которым он улыбнулся в ответ на мою благодарность. На
его голове с уверенной военной бодростью сидела белая кубанка.
ожидаю.
показал Петру Ивановичу колонию, и к вечеру вопрос о его назначении был
решен.
У него было как раз то, что нам нужно: молодость, прекрасная ухватка,
чертовская выносливость, серьезность и бодрость, и не было ничего такого,
что нам не нужно: никакого намека на педагогические предрассудки, никакой
позы по отношению к воспитанникам, никакого семей-
ного шкурничества. А кроме всего прочего у Петра Ивановича были
достоинства и дополнительные: он любил военное дело, умел играть на рояле,
обладал небольшим поэтическим даром и физически был очень силен. Под его
управлением вторая колония уже на другой день приобрела новый тон. Где
шуткой, где приказом, где насмешкой, а где примером Петр Иванович начал
сбивать ребят в коммуну. Он принял на веру все мои педагогические
установки и до конца никогда ни в чем не усомнился, избавив меня от
бесплодных педагогических споров и болтовни.
персонале я почувствовал непривычную для меня основательность и плотность:
Тихон Нестерович, Шере и Петр Иванович, как и наши старые ветераны,
по-настоящему служили делу.
двадцать первого годов сбились в очень дружную группу и неприкрыто
командовали в колонии, составляя на каждом шагу для каждого нового лица
негнующийся волевой каркас, не подчиниться которому было, пожалуй,
невозможно. Впрочем, я почти не наблюдал попыток оказать сопротивление.
Колония сильно забирала и раззадоривала новеньких красивым внешним
укладом, четкостью и простотой быта, довольно занятным списком разных
традиция и обычаев, происхождение которых даже и для стариков не всегда
было памятно. Обязанности каждого колониста определялись в требовательных
и нелегких выражениях, но все они были строго указаны в нашей
конституции#46, и в колонии почти не оставалось места ни для какого
своеволия, ни для каких припадков самодурства. В то же время перед всей
колонией всегда стояла не подлежащая никакому сомнению в своей ценности
задача: расширить наше хозяйство. В том, что эта задача для нас
Каргалов Вадим
Лондон Джек
Скальци Джон
Белов Вольф
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия