на колени над моим лицом, вставил свой орган мне в рот, пятый же наглухо
закупорил задний проход министра.
- Ах ты, дьявольщина! - проговорил восхищенный Нуарсей. - Какое
зрелище! Нет ничего слаще, чем видеть, как насилуют твою жену. А вас,
дорогой Сен-Фон, прошу не жалеть ее.
Потом, подтянув ягодицы Аглаи к своему лицу, он умудрился губами
выдавить из нее кусочек свежего продукта, не переставая содомировать
Линдану, а шестой юноша проник в его анальное отверстие. Сен-Фон
располагался в центре, Нуарсей справа, а по левую сторону композицию
завершал Дальбер, который совокуплялся с Анриеттой, уткнувшись лицом в
ягодицы того, кто совокуплялся с министром, и обеими руками ухватившись за
чьи-то, лежавшие под боком тела.
Однако беден наш язык, чтобы описать эту сцену высшего, неземного
сладострастия. Только искусный гравировальщик мог, пожалуй, изобразить ее в
точности, но вряд ли успел бы схватить все эти меняющиеся, как в
калейдоскопе, позы и положения, потому что вожделение переполняло
исполнителей, и спектакль быстро закончился. (Искусство, лишенное движения,
не способно передать картину, где душой всего является движение и действие,
поэтому задача гравировальщика была бы в высшей степени трудной и
неблагодарной.)
- Завтра, - сказал министр, когда мы возвратились к столу, - я должен
подготовить и отправить указ, касающийся заточения без суда и следствия
одного человека, который обвиняется в необычном проступке. Он либертен,
вроде вас, Нуарсей, и обожает смотреть, как его жену пользуют другие. Но вы,
я знаю, очень удивитесь, когда я скажу, что супруга его имела глупость
пожаловаться на такое обращение, о каком многие другие женщины просто
мечтают. В дело вмешались их семьи, и меня попросили заточить мужа в тюрьму.
- Слишком строгое наказание, - проворчал Нуарсей.
- А по-моему, очень даже мягкое, - заметил Дальбер. - Есть страны, где
за подобное карают смертью.
- Подумать только! - засмеялся Нуарсей. - Это так похоже на вас,
представителей закона: вам доставляет удовольствие ваша собственная
кровожадность. Эшафот Фемиды - это для вас будуар ваш член твердеет, когда
вы выносите смертный приговор, а когда он приводится в исполнение, вы
испытываете оргазм.
- Вы правы, иногда такое случается, - признался Дальбер, - но разве
плохо, когда долг совмещается с удовольствием?
- Согласен, - вставил Сен-Фон. - На вашей стороне здравый смысл, однако
давайте вернемся к этому несчастному, и вы со мной согласитесь, что сегодня
поразительно много женщин, которые ведут себя очень глупо.
- Это верно и очень прискорбно, - сказал Нуарсей. - Сплошь и рядом
встречаются женщины, которые воображают, что их долг по отношению к мужу
начинается и заканчивается заботой об их собственной чести, и которые,
кичась своей притворной добродетелью как сказочным сокровищем, ждут от мужей
вознаграждения, как будто добродетель может заменить мужьям удовольствия.
Прикрываясь глупыми одеждами честного имени и оседлав деревянную лошадку
добропорядочности, шлюхи этой породы требуют безграничного и безусловного к
себе уважения и посему считают, что могут позволить себе поступать как
последние идиотки и что им заранее прощается любая глупость. Мне даже думать
об этом противно, и я тысячу раз предпочел бы супругу, которая, будь она
отъявленной сукой, маскирует свои пороки за полнейшей покорностью и
подчинением всем капризам мужа. Поэтому совокупляйтесь так, чтобы кружились
ваши хорошенькие головки от счастья, и знайте, что нам от вас нужно только
одно: чтобы вы предугадывали все наши желания и удовлетворяли их со всем
пылом своей души делайте все, чтобы угодить нам, будьте ненасытными
оборотнями, забавляйтесь и с мужчинами и с женщинами, будьте покорны как
дети, когда супругу вздумается с наслаждением отхлестать вас, и тогда можете
быть уверены в том, что он по достоинству оценит ваше поведение и не захочет
ничего иного. Я знаю, что только так можно справиться с ужасным брачным
обетом - этими самыми чудовищными узами, которые придумало человечество для
своего собственного дискомфорта и упадка.
- По-моему, Нуарсей, вам недостает галантности, - с упреком заметил
Сен-Фон, который в это время усердно тискал груди жены своего друга. - В
конце концов, здесь ваша супруга.
Нуарсей сделал презрительную гримасу.
- Да, да, конечно. Но такое положение скоро в корне изменится.
- А в чем дело? - воскликнул коварный Дальбер, бросая на бедную женщину
притворно удивленный взгляд.
- Нам предстоит разлука.
- Предстоит разлука! О, это ужасно, - сказал Сен-Фон, возбуждаясь все
больше и все сильнее лаская одного из юных помощников правой рукой, а левой
продолжал выкручивать очаровательные соски мадам де Нуарсей. - Вы хотите
сказать, что собираетесь разорвать узы, такие сладостные узы вашего брака?
- Мне кажется, он слишком затянулся.
- Ну что ж, очень хорошо, - откликнулся Сен-Фон, не переставая
массировать пенис юноши и продолжая терзать женскую грудь, - если вы
действительно хотите расстаться со своей женой, я заберу ее себе: мне всегда
нравилась ее нежность и человечность... А ну, поцелуи меня, сука!
Она плакала и стонала от боли, которой четверть часа подвергал ее
Сен-Фон, а распутник, прежде чем продолжить свою мысль, тщательно облизал и
выпил ее градом катившиеся слезы.
- Черт меня побери, Нуарсей! Как можно оставить такую милую женщину, -
при этом он укусил ее, - такую чувственную женщину, - и он ущипнул ее, - это
же равносильно убийству, друг мой.
- Кстати, - вмешался Дальбер, - я тоже считаю, что Нуарсей задумал
форменное убийство.
- Фу, как это мерзко! - вскричал Сен-Фон. Потом вытащил мадам де
Нуарсей из-за стола и, вложив ей в руку свой член, как клешнями, обхватил ее
ягодицы. - Но делать нечего, друзья мои, я, пожалуй, еще раз побалуюсь с ее
задницей, чтобы она забыла о своих неприятностях.
- Хорошая мысль, - добавил Дальбер, взяв женщину за плечи и глядя ей в
глаза. - А я тем временем приласкаю ее влагалище.
- А что мне прикажете делать? - спросил Нуарсей.
- Размышлять, - коротко ответил министр. - Вы будете держать свечу и
размышлять о превратностях судьбы.
- Нет, я сделаю по-другому, - сказал жестокий муж, - вы только не
закрывайте лицо моей любимой жены: я хочу видеть ее слезы и наслаждаться
этим символом печали, пока буду прочищать задний проход прелестной малышке
Аглае. Пусть юноши по очереди займутся моей задницей, а я, кроме того, буду
вырывать волоски с пушистых бутончиков Анриетты и Лолотты. Ну, а двое других
наших рыцарей пусть сношаются с Линданой и Жюльеттой: один - во влагалище,
другой - в попку.
Все было сделано так, как сказал наш хозяин, и оргия была очень
страстной и очень продолжительной. Наконец, все трое либертенов разрядили
свои мушкеты, а госпожа Нуарсей вышла из их объятий сильно потрепанная и
истерзанная: например, Дальбер умудрился откусить немалый кусок от одной из
ее грудей. Следуя их примеру и изнемогая под бурным натиском двух молодых
педерастов, я также испытала неистовый оргазм и, раскрасневшаяся, с
растрепанными волосами, огляделась по сторонам-с -победным видом. При этом я
заметила, что Сен-Фон наблюдает за мной восхищенными глазами.
- Вы только взгляните, как она прекрасна в этом состоянии! - воскликнул
он. - Как красит ее злодейство! - И он осыпал все мое тело, вплоть до самых
укромных уголков, неистовыми поцелуями.
К столу мы не вернулись и продолжали возлияния, не вставая с места,
прямо на ковре. Это всегда очень приятно, и опьянение при этом наступает
намного скорее. Алкоголь подействовал почти сразу, и женщины начали
трепетать, подогреваемые, помимо всего прочего, обжигающими взглядами
мужчин. Я , обратила внимание, что распутники как-то незаметно перешли в
обращении с нами на угрожающий и развязный тон. Однако мне сразу бросились в
глаза два обстоятельства: во-первых, собиравшаяся гроза должна была обойти
меня стороной, во-вторых, она должна была испепелить мадам де Нуарсей. И
опасения мои рассеялись.
Пройдя почти все круги ада - из рук Сен-Фона в руки своего супруга, а
от него в лапы Дальбера, - несчастная женщина находилась уже в крайне
плачевном состоянии: ее груди, руки, бедра, ягодицы - словом, вся ее живая
плоть являла собой потрясающую картину, созданную жестокой фантазией
палачей. А когда Сен-Фон, потрясая восставшим и побагровевшим членом, нанес
ей двенадцать сильнейших ударов по плечам и спине, затем шесть таких же
сильных пощечин, голова ее поникла окончательно но это была только
прелюдия, потому что в следующий момент он поставил ее в середину комнаты,
где в пол были вделаны два кольца к ним привязали ее ноги, руки подняли над
головой и привязали к свисавшим с потолка веревкам. Между ног, на высокий
узкий табурет, поставили дюжину свечей таким образом, что их пламя почти
касалось ее влагалища и анального отверстия, отчего скоро начали
потрескивать и скручиваться волоски на лобке, и начала, прямо на глазах,
краснеть нежная кожа все ее тело стало извиваться и дергаться, а на
красивом побледневшем лице изобразилось необыкновенное выражение, в котором,
как мне показалось, была какая-то сладострастная смесь боли и ужаса. Сен-Фон
держал в руке свечу и, вплотную приблизившись к мадам де Нуарсей, с жадным
вниманием наблюдал за ее муками, вложив свой пенис в рот Линданы и заставив
Лолотту щекотать языком анус. Один из юношей содомировал Нуарсея, который,
вцепившись руками в ягодицы Анриетты, то и дело повторял жене, что она будет
поджариваться до тех пор, пока не испустит дух. А Дальбер, занятый тем, что
трудился над задницей другого юноши и целовал услужливо подставленные
прелести Аглаи, давал Нуарсею советы, как увеличить страдания несчастной
женщины, с которой тот несколько лет был связан священными узами брака. Моей
обязанностью было оказывать разного рода услуги участникам этой дикой сцены
и следить за свечами. В какой-то момент мне показалось, что их пламя слишком
слабое и короткое и что жертва наша страдает не в достаточной мере, тогда я
подняла подсвечники еще выше, и нечеловеческие вопли мадам де Нуарсей
Корнев Павел
Каргалов Вадим
Афанасьев Роман
Самойлова Елена
Посняков Андрей
Роллинс Джеймс