- Ситуация несколько изменилась, - добавил Рыбак. - Мы больше не можем
тебя задерживать. Можешь идти домой. Спасибо за помощь.
Я натянул провонявшую табаком куртку и поднялся со стула. Непонятно с
чего, но я чувствовал, что лучше скорей убраться отсюда ко всем чертям,
пока эти двое не передумали. Гимназист проводил меня до выхода.
- То, что ты невиновен, мы поняли еще вчера вечером, - сказал он. -
Результаты экспертизы и вскрытия никакой связи с тобой не выявили. Сперма
и группа крови - не твои. Отпечатков твоих пальцев нигде не найдено. Но ты
все равно что-то скрываешь, правда? Потому мы тебя и держали. Думали,
помурыжим еще немного - может, проболтаешься. Когда от нас что-то
скрывают, мы понимаем сразу. Чутье. Профессиональное чутье. Ты ведь
знаешь, хотя бы примерно, кто эта женщина, так? Но почему-то это
скрываешь. Нехорошо, очень нехорошо. Не стоит нас недооценивать. Мы в
своем деле - профи. И речь идет об убийстве человека.
- Извините, но я не понимаю, о чем вы, - сказал я.
- Возможно, тебе еще придется сюда прийти. - Он достал из кармана коробок,
вытащил спичку и принялся ковырять ею заусенцы вокруг ногтей. - И если это
случится, так просто ты уже не отделаешься. Даже если у тебя из-за спины
будет то и дело выскакивать адвокат, мы и бровью не поведем. И уж
подготовим тебе встречу, что называется, на высшем уровне.
- Адвокат? - переспросил я.
Но он уже растворился в дверях заведения. Я поймал такси и вернулся домой.
Дома набрал полную ванну горячей воды и медленно-медленно погрузил туда
тело. Почистил зубы, побрился и тщательно вымыл голову. Казалось, я весь
пропитался никотиновой вонью. Ну и местечко, снова подумал я. Настоящее
змеиное логово.
Выбравшись из ванны, я сварил себе цветной капусты и принялся поедать ее,
запивая пивом, под пластинку Артура Прайсока с оркестром Каунта Бэйси.
Безупречно стильный, красивый альбом. Я купил его шестнадцать лет назад. В
шестьдесят седьмом. Шестнадцать лет уже слушаю. И не надоедает.
Потом я немного поспал. Совсем коротким сном - будто ненадолго вышел
куда-то, повернул назад и пришел обратно. Погуляв с полчаса, не больше.
Когда открыл глаза, времени было всего час дня. Я бросил в сумку плавки и
полотенце, сел за руль старушки "субару", поехал в крытый бассейн на
Сэтагая и целый час плавал там до полного изнеможения. И только тогда,
наконец, почувствовал себя человеком. Даже захотел чего-нибудь съесть. Я
позвонил Юки. Она была дома. Я сообщил ей, что полиция меня отпустила.
"Замечательно", - отозвалась она в своей стильно-бесстрастной манере. Я
спросил ее, обедала ли она сегодня. Еще нет, ответила она. Только с утра
съела пару пирожных с кремом. Очередной мусор, понял я. Давай-ка я за
тобой заеду, и мы пообедаем где-нибудь по-человечески, предложил я. Угу,
сказала она.
Я снова сел в "субару", обогнул сады храма Мэйдзи, проехал по аллее Музея
искусств и с поворота на Аояма вырулил к храму Ноги. Весна с каждым днем
заявляла о себе все смелее. За те двое суток, что я провел в полицейском
участке Акасака, ветер задул поприветливей, из почек на деревьях
показалась листва, а солнечный свет смягчился и словно скруглил очертания
у предметов вокруг. Даже шум и гвалт огромного города звучали ласково, как
флюгельгорн Арта Фармера. Мир был прекрасен, желудок - космически пуст.
Проклятая песчинка, свербившая глаз, исчезла сама по себе.
Я нажал на кнопку звонка, и Юки сразу спустилась. В этот раз на ней была
майка с Дэвидом Боуи, поверх майки - коричневый жакетик из мягкой кожи. С
плеча свисала холщовая сумка. На сумке болтались значки "Стрэй Кэтс",
"Стили Дэн" и "Калче Клаб". Ну и сочетаньице, подумал я. Впрочем, мне-то
какая разница...
- Ну, как полиция? Весело было? - спросила Юки.
- Ужасно, - ответил я. - Примерно как песенки Боя Джорджа.
- Хм-м, - протянула она без выражения.
- Я куплю тебе Элвиса Пресли. Вместо вот этого, ладно? - предложил я,
ткнув пальцем в "Калче Клаб" у нее на сумке.
- Псих ненормальный! - прошипела она.
Воистину неохватен японский язык...
Первым делом я отвез ее в приличный ресторан, накормил сэндвичами из
настоящего пшеничного хлеба с ветчиной, овощным салатом и напоил свежайшим
молоком. Сам съел то же самое и выпил кофе. Сэндвичи были отменные. Тонкий
соус, нежное мясо, добавка из горчицы с хреном. В самом вкусе - энергия
жизни. Вот что я называю едой.
- Итак, - спросил я Юки. - Куда мы сегодня поедем?
- В Цудзидо, - сказала она.
- Годится, - согласился я. - Можно и в Цудзидо. А почему Цудзидо?
- Потому что там папа живет, - ответила Юки. - Он сказал, что хочет с
тобой повидаться.
- Со мной?
- Не бойся, не такой уж он и мерзавец.
Я отхлебнул второй по счету кофе и покачал головой.
- Я и не говорил, что он мерзавец. Но с чего это твой отец вдруг хочет со
мной повидаться? Ты ему про меня говорила?
- Ага. Я ему позвонила. Рассказала, как ты меня с Хоккайдо привез, а
теперь тебя забрала полиция и обратно не отдает. Тогда папа позвонил
своему знакомому адвокату и попросил разобраться. У него вообще много
таких знакомых. Потому что он очень реалистичный.
- Понятно, - сказал я. - Вот, значит, в чем дело...
- Ну, тебе же пригодилось?
- Пригодилось, это правда.
- Папа сказал, что полиция не имела права тебя задерживать. И что ты
запросто мог оттуда уйти, когда тебе вздумается.
- Да я и сам это знал, - сказал я.
- Тогда чего же ты там сидел? Встал бы и сказал: "Я иду домой".
- Сложно сказать... - ответил я, немного подумав. - Возможно, я себя так
наказывал.
- Псих ненормальный, - сказала она, подпирая щеки ладонями. Мощнейший
словарный запас.
* * *
Мы сели в "субару" и взяли курс на Цудзидо. День клонился к закату, и на
шоссе было пусто. Всю дорогу она доставала из сумки кассеты и ставила одну
за другой. Чего только не прозвучало в моем драндулете, пока мы ехали! От
"Exodus" Боба Марли до "Mister Roboto" группы "Стикс". От действительно
интересной музыки до полной белиберды. Впрочем, подобные вещи - все равно
что пейзажи за окном. Тянутся справа налево и пропадают один за другим.
Юки почти все время молчала и, развалясь на сиденье, слушала музыку.
Увидав на приборной панели мои темные очки, она их тут же нацепила, а в
пути даже выкурила штучку "Вирджиниа Слимз". Я тоже молчал,
сосредоточившись на дороге. Старательно переключая передачу за передачей.
Не спуская глаз с полотна шоссе. Отмечая каждый указатель и каждый
дорожный знак на пути.
Иногда я ловил себя на том, что завидую Юки. Сейчас ей всего тринадцать. С
какой, наверное, свежестью воспринимают ее глаза все вокруг - пейзажи,
музыку, людей. И видят совсем не то, что видится мне. А ведь когда-то я и
сам был таким же. Когда мне было тринадцать лет, мир казался гораздо
проще. Затраченные усилия непременно вознаграждались, слова обладали
незыблемым смыслом, а однажды найденная красота никогда не исчезала. И
все-таки я в свои тринадцать не был таким счастливым. Я любил одиночество,
больше верил в себя, когда был один - но, стоит ли говорить, одного меня
практически не оставляли. Запертый в жесткие рамки двух систем - в школе и
дома, я жутко нервничал и комплексовал. Такой уж нервный был возраст. И
когда я впервые влюбился в девчонку, конечно же, ничего хорошего у нас с
нею не вышло. Потому что я понятия не имел, что такое любовь и как с этим
следует обращаться. Да что там - я двух слов связать не мог в разговоре с
девчонкой. Застенчивый, неловкий подросток. Учителям и родителям, что
вбивали в меня какие-то ценности, я пробовал возражать - но никогда не
умел высказать толком свои возражения. Что бы я ни делал - ничего не
получалось как надо. Полная противоположность Готанде, у которого все
всегда получалось как надо. Но свежий взгляд на мир я сохранял. И это было
колоссально. Запахи и впрямь будоражили кровь, слезы были по-настоящему
горячи, девчонки - красивы, как в сказке, а рок-н-ролл - действительно
навсегда. В темноте кинозалов рождалось интимное чувство тайны, а летние
ночи выворачивали душу глубиной и бескрайностью. Я проводил свое нервное
детство среди музыки, фильмов и книг. Заучивал наизусть слова песен Сэма
Кука и Рики Нельсона. Я построил мир для себя одного и замечательно жил в
нем. В свои тринадцать. И только опыты по естествознанию проводил в одной
паре с Готандой. Это он, а не я, чиркал спичкой и, притягивая к себе
страстные взгляды девчонок, элегантно подносил к горелке огонь. Пых!..
Какого же дьявола он теперь завидует мне?
Хоть убей, не пойму.
- Эй, - окликнул я Юки. - Может, все-таки расскажешь про человека в
овечьей шкуре? Где ты встречалась с ним? И откуда тебе известно, что с ним
встречался я?
Она повернулась ко мне, сняла темные очки, положила на приборную панель. И
слегка пожала плечами.
- Но сначала ты мне ответишь, идет?
- Идет, - согласился я.
С полминуты Юки похмыкала в унисон тягучему, как утреннее похмелье, Филу
Коллинзу, потом снова стянула с панели очки и принялась теребить их за
дужки.
- Помнишь, тогда на Хоккайдо ты мне сказал... Что из всех девчонок,
которых ты выманил на свидание, я самая красивая?
- Помню. Говорил, - кивнул я.
- И что, это правда? Или ты просто так сказал, чтоб я перестала дуться?