любовником объявилась. Сама до чужих хлебов ищется, будто нищенка. Да и
слава-то ее - велика ли? Кому вы нужны окромя вашего Цербста? Да и в
Цербсте-то своем прожить по-людски не сумели...
Елизавета велела ей подняться, и в одной из ваз Екатерина заметила
свернутые в трубку письма, - свои письма! Громадным усилием сдержала себя,
чтобы не вскочить и не бежать, бежать, бежать - прямо по снегу, пока не
останется за спиной страшная Россия...
"Какие это письма? Те или не те?"
Елизавета тем временем скрылась за ширмами, беседовала со своим
племянником. Что они говорили - не слышала Екатерина, только раз прорвался
из-за ширм голос Петра:
- Она упряма и зла... Я не могу видеть ее! И тогда Екатерина, вся
покраснев от натуги, закричала о несправедливости. Она кричала о
загубленной юности.
О горьком материнстве без детей, которых только рожала, но никогда их
не видела. Елизавета Петровна, как женщина бывалая, душою пообмякла:
конечно, нелегко бабе, когда любовниц, словно собак, ей муж на шею вешает.
- Но и ты хороша, голубушка! - укоряла Елизавета. - Воображаешь,
будто умней тебя и нет никого в России! Почто мешаешься в дела, кои тебя
не должны касаться? Как ты осмелилась писать к Апраксину? Почему он
получал от тебя приказы грозные? Ты что - сенат? Или - генералитет мой?
Екатерина актерски разыграла свое возмущение:
- Я? Писала?.. Да мне и в голову бы не пришло рассылать приказы
Апраксину. Я ведь не ребенок.
- Вот они, письма-то твои, - кивнула Елизавета на вазу. - И теперь ты
отрицать вину станешь?
Но по неуверенному голосу тетушки Екатерина поняла, что это не "те"
письма, которых надо бояться, и выпрямилась:
- Так выньте их и прочтите: каковы там приказы мои к армии?
Елизавета, побагровев лицом, топнула на нее ногой:
- Смотри мне, цыц!.. Эвон, Бестужев-то показывает с опросу, что и
другие письма от тебя были.
- Врет! - И Екатерина тоже топнула.
Елизавета Петровна приблизилась к ней вплотную; через блестящее
платье и кружева Екатерина теперь ощущала все тепло ее горячего тела.
- Это на кого же врет? На тебя, милая?
- Врет, все врет! - кричала Екатерина, плача. - Врет он!
Елизавета поддернула рукава платья (признак гнева).
- Ну, и ладно, - сказала густо. - Коли он на тебя врать смеет.., на
тебя, родшую престолу наследника, так я пытать его велю!
И, сказав так, императрица впилась глазами в лицо невестки: выдаст
или не выдаст? Но лицо Екатерины было как маска.
- И пытайте! - ответила она. - Огнем его, злодея!
- Граф Ляксандра, - повернулась к ширмам Елизавета. - Чай, ты слышал,
что я сказала ныне?
И откуда-то из угла, словно из бесовской преисподни, раздался глас
великого инквизитора империи:
- Слышал... Я все, матушка-осударыня, примечаю. Не бойсь!..
Екатерина только под утро вернулась к себе. Главное сделано: бой она
выдержала, пока ее не тронут. Легла в постель, укрылась с головой и стала
думать. Нет, Понятовский совсем не то, что ей сейчас надо... Кто из мужчин
поймет ее?.. И с мечтами о сильном и властном друге она заснула. Сон ее
был всегда крепким, здоровым.
***
Бестужев еще целый год казнился под судом, наблюдая, как судьи
разворовывают его богатства. Суд вынес ему - смерть! Башку с плеч, и дело
в архив. Но Елизавета была верна своей клятве - никогда не подписывать
смертных приговоров, и Бестужев отправился в ссылку, в одну из можайских
деревень, которую от горя наименовал "Горетово". Там этот циник вдруг
прикинулся святошей и написал книжку с характерным названием: "Стихи,
избранные из священного писания, служащие к утешению всякого христианина,
невинно претерпевающего злоключения..."
Читатель вправе спросить у меня:
- Почему же не были отмщены главные преступники? Именно те, по вине
которых армия Апраксина бежала после явной победы?
Но дело в том, что концы заговора были очень хорошо схоронены в воду,
и Елизавета Петровна сама ничего толком не знала. За семью замками
хранились важные бумаги, которые до нашего века знали только двух
читателей.
Этими читателями были два русских императора: Александр II и
Александр III, - только они (два самодержца) знали тайну прямой измены
Екатерины, уже носившей титул "Великой".
И лишь в начале XX столетия была опубликована переписка Екатерины с
Вильямсом, давшая истории материал для позорных разоблачений. Документы
полностью восстановили картину измены, о которой в 1758 году Елизавета
могла только догадываться.
Известный советский академик (а тогда еще молодой историк) Евгений
Тарле в 1916 году написал блестящую статью о том, как великая княгиня
Екатерина с Бестужевым, вкупе с Вильямсом, за деньги продавала интересы
России!
РАЗРУШЕНИЕ АВТОРИТЕТОВ
- Ужасно, ужасно... - вздыхал по вечерам маркиз Лопиталь. - Франция
быстро теряет уважение мира, голоса ее послов уже не выслушиваются с
прежним почтением. Страшно подумать: Париж рукоплещет... Фридриху! До чего
мы дожили?
- Что удивляться этому? - отвечал де Еон. - Цветы очень хорошо
пахнут. Но после тонкого аромата всегда наступает гниение. Опытность и
расцвет государства есть и начало его упадка. А монархия у нас одряхлела,
и Францию ожидают катаклизмы площадей и улиц. Патриотизм давно заглушен
ненавистью к Версалю...
Лопиталь пышностью своего посольства лишь олицетворял в Петербурге
померкший блеск Версаля, но в сомнительных случаях Людовик говорил теперь
так:
- До Лопиталя эти сведения не доводите: он не поймет... Отдадим этот
вопрос на благоразумие де Еона...
Шевалье вел переписку за маркиза. Игра слов, легкий флирт, интересы
альковов и сверкание придворной интриги - все это, забавно перемешанное,
со вкусом поданное, насыщало душу французского короля. Де Еон всегда знал,
чем можно и напугать короля: стоило только заикнуться о военных успехах
России...
- А я, - говорил де Еон, - склонен считать иначе. Франции следует не
бояться побед России, а, наоборот, радоваться им. Эти два государства,
разделенные Польшей и землями германскими, через тысячи лье душевно чем-то
близки друг другу. Что-то непременно должно связывать их. Но.., что?
- Любезный шевалье, стоит ли думать о будущем? Надо спасти
сегодняшний день - спасти Елизавету, ее здоровье, - отвечал Лопиталь. -
Иначе взойдет на престол этот кретин в прусских ботфортах, и тогда... Я
решил настоятельно выпросить у короля доктора Пуассонье!
Впрочем, не только французы, но и гордые венцы тоже попритихли.
Австрийский гофкригсрат, всегда такой напыщенный, теперь почтительно
заискивал перед Петербургом, как вышколенный лакей перед суровым
господином. Только вот британский посол Ричард Кейт ни перед кем не
заискивал. Потихоньку шпионил в пользу Фридриха, ни с кем особенно не
сближаясь. Но он ошибся, думая, будто в нем никто не нуждается. Через
третьи руки Екатерина напомнила англичанам о своих долгах. И получила
деньги уже через пятые руки. Даже в это время, столь трудное, она не
забывала вкус золота.
А политикой России теперь заправлял новый канцлер - Воронцов, хотя
его личная роль полностью растворилась в коллективном значении
Конференции. Сдуру кто-то ляпнул по привычке - мол, "великий канцлер", но
Елизавета сразу взъерошилась:
- Будет вам великих-то рожать! У меня коли и есть что великого, так
это я сама, да еще вот урод мой, племянник Петр, князь великий. Да и то,
по правде, величие его - только призрак титула.
Отныне Конференция управляла войной и государством. Истощенная и
слабая, спавшая не более двух раз на одном месте, преследуемая ужасами,
Елизавета угасала. Теперь ей хотелось найти себе верного стража.
- Такого, чтобы совсем ночей не спал, - говорила она. Благо Россия
людьми богата, нужного человека ей нашли, - это был Васька Чулков. Сутками
он просиживал в креслах и.., не спал! Очевидно, от постоянного недосыпа он
ошибался дверьми и говорил только стихами. Порою же, отряхнув страхи и
болезни, Елизавета очухивалась, - тогда с нею можно было рассуждать о
делах.
- Мне всегда очень трудно решиться на что-нибудь, - признавалась она.
- Но если уж я что решила, то быть тому! Денег нет? Так что ж... Гардеробы
продам, бриллианты заложу. Голою ходить стану, но войну Россия продолжит
до полной победы...
А разговор о деньгах она завела неспроста: Россия просто изнывала от
хронического безденежья. Казалось бы - чего уж проще? Серебро есть.
Монетный двор под боком - только успевай чеканить. И - чеканили, а денег
все равно не было. Начиная с 1712 года в России было отчеканено 35
миллионов рублей, а в обращении к 1756 году оставалось только 3 миллиона
(32 миллиона куда-то пропало). Чиновникам от этого годами не платили
жалованья. Дипломаты того времени писали, что безденежье России можно
объяснить только страстью русского человека к зарыванию денег в землю:
никому не доверяя своих копеек, русский человек прячет их в матерь-землю.
Акунин Борис
Флинт Эрик
Маккарти Кормак
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Сапковский Анджей