Чтение 49–й страницы книги ~Секретный фарватер~

Шубин промолчал. Глаз не мог отвести от "опасного груза", от двойных
стальных обручей, внутри которых сверкали шарики, плотно пригнанные друг к
другу.

На этих шариках вертится колесо войны! Не будет их, и остановятся,
оцепенеют танки, самолеты, вездеходы, амфибии, грузовые и легковые машины.
Разладится весь огромный механизм истребления людей.

Теперь понятно, почему подводная лодка кружила подле притопленного
транспорта. Она охраняла тайну трех букв: "СКФ"!

А быть может, изыскивались способы как-то выручить, спасти ценный груз.
Он, вероятно, направлялся не только для гарнизона Хиума и Саарема, но
предназначался также и мощной курляндской группировке.

Что-то, однако, помешало спасти груз. Вернее всего, не хватило времени. С
разгрузкой транспорта не успели обернуться, потому что Советская Армия и
Флот наступали слишком быстро.

"А возможно, это я спугнул подводную лодку, - подумал Шубин. Такая мысль
была ему приятна, льстила его самолюбию. - Поединок не состоялся, но все же
я спугнул ее!.."

Во всяком случае, "Летучий Голландец", как всегда, был там, где
совершался торг за спиной воюющих, где затевалась очередная подлость,
которая должна была продлить войну, а значит, и унести десятки, сотни тысяч
человеческих жизней.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Глава первая. ОДИН ИЗ ГВОЗДЕЙ.

ампания 1944 года закончилась для Шубина на подступах к Павилости в
полутораста милях от Кенигсберга. Отряд торпедных катеров был отведен в
Ленинград, на зимний перестой. И слово-то до чего унылое: перестой!..

Вынужденное бездействие плохо отражалось на Шубине. Он делался
неуравновешенным, раздражительным, даже капризным - как ребенок, которого
оторвали от игр и уткнули лицом в угол.

В довершение всего они разминулись с Нэйлом!

Когда Шубин наконец вспомнил об английском моряке, его уже не было в
Ригулди. Оказалось, что наиболее ослабленную группу бывших военнопленных - и
Нэйла среди них - спешно эвакуировали в тыл.

Куда? Адрес, адрес! Какой город, госпиталь? Этого эвакуаторы не знали.

Но что же произошло на реке Арамаке, Аматаке, Акатаре, - словом, на одном
из трехсот притоков Амазонки? Что это за светящаяся дорожка, о которой
упоминал Нэйл? При каких обстоятельствах встретился он с "Летучим
Голландцем"? Какой груз охраняла подводная лодка?

Молчание...

С беспокойством и состраданием поглядывала Виктория на непривычно
угрюмого Шубина. Она сказала однажды:

- Будто бы читал книгу и тебя прервали на самом интересном месте, верно?
Отозвали по неотложному делу. Потом вернулся, а книгу кто-то унес...

Зато "Дуфвидерзеен" был тут как тут!

Когда ум полностью занят работой, посторонним мыслям не протиснуться, в
него. Вход всякой мерихлюндии строжайше воспрещен! Но стоит прервать работу,
и тут уж изо всех щелей полезет такая нечисть, что хоть волком вой!

На холостом ходу жернова мыслей перетирают сами себя. Сейчас они под
аккомпанемент "Ауфвидерзеен" бесконечно перемалывали одно и то же: тягостные
воспоминания о пребывании Шубина на борту "Летучего Голландца".

Он снова думал о гаечном ключе. Правильно ли сделал, что не пустил его в
ход во время своего пребывания на борту "Летучего Голландца"?

Конечно, не в его, Шубина, характере была такая жертвенная гибель. Он
предпочел бы как-нибудь исхитриться и потопить подводную лодку, а самому
всплыть, чтобы насладиться триумфом.

Вдобавок один знакомый подводник разъяснил Шубину, что у него все равно
ничего не получилось бы. В каждом отсеке обязательно есть вахтенный.

- А потом? Тебе не удалось бы задраить обе переборки. Да и тебя услышали
бы сверху, с поверхности моря, только в том случае, если бы находились
непосредственно над подлодкой.

Это как будто снимало с Шубина вину. Но жажда мести оставалась
неутоленной.

Виктория проявляла неусыпную заботливость и старалась пореже оставлять
его одного. Они часто бывали на людях, ходили в театр, в гости.

- Старайся не вспоминать! - советовала она. - Ведь это как в сказке:
оглянись, и злые чудища, целая свора чудищ, кинутся на тебя сзади и
разорвут!

Новый год Шубины собрались встретить в Доме офицера.

Разложив на диване парадную тужурку, Шубин озабоченно прикреплял к ней
ордена и медали.

За спиной раздавался дразнящий шелковый шорох. Это Виктория, изгибаясь,
как ящерица, перед трюмо, натягивала узкое длинное платье. Военнослужащие
женщины уже появлялись на вечеринках в гражданском платье.

Потом она, покачиваясь, прошлась по комнате.

- Какое упоение, не можешь себе представить! Туфли на высоких каблуках!

- Неудобно же!

- Все равно упоение! Я так давно не танцевала! Милый, застегни мне
"молнию" на платье!

Но с этой "молнией" всегда возникали задержки, нельзя, однако, сказать,
что досадные. Приходилось поправлять прическу, пудрить раскрасневшееся
лицо...

- Мы опоздаем, милый, - шепнула Виктория, не оборачиваясь. Звонок у
входной двери был не сразу услышан.

- Два длинных, один короткий! Позывные Шубиных! Боря, к нам!

В узкий коридор, а потом в комнату с трудом протиснулось что-то
громоздкое, лохматое. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это длинная
куртка мехом наружу. Человек внутри куртки был незнаком Шубиным.

Лишь когда он улыбнулся и сросшиеся на переносице черные брови забавно
поднялись, Шубин узнал его. Джек Нэйл, судовой механик, предъявил свою
улыбку вместо визитной карточки!

От удивления и радости Шубин не находил слов. Но гость нашел их, и это
были русские слова.

- Спасибо! - неожиданно сказал он. - Драстуй, товарищ! - Подумав,
добавил: - Пожалуйста...

Он замолчал и улыбнулся еще шире. Пока это было все, чему он научился в
России.

Выяснилось, что некоторое время Нэйл служил в Заполярье, а теперь едет в
Москву, в военную миссию, за новым назначением.

Худое лицо его было гладко выбрито. С клочьями пены и седой бороды он
смахнул, казалось, лет двадцать заодно. Подбородок выдвинулся резче. Рот,
оказывается, был узким, решительным. Зато заметнее стали морщины.

- Но вы собрались в гости, - сказал Нэйл, переминаясь у порога с ноги на
ногу. - Сегодня все встречают Новый год.

- Вы встретите его с нами! Мы приглашаем вас в Дом офицера... Но вы не
представляете себе, как я рад вам!

- Не больше, чем я, - вежливо сказал гость. - Что ж, до часа ночи я в
вашем распоряжении. В час тридцать отходит мой поезд.

- А сейчас двадцать два! Когда же успеем поговорить? Ведь вы не досказали
еще об этой реке, притоке Амазонки.

Шубин умоляюще посмотрел на Нэйла, потом на Викторию.

Она не могла видеть его умоляющим.

- Мы останемся дома, только и всего! - объявила она, скрывая огорчение
под улыбкой. - Я сымпровизирую ужин. Мистер Нэйл извинит нас за скромность
угощения.

Шубин радостно объявил, что у него есть НЗ27. В ответ Нэйл, ухмыляясь,
вытащил из кармана плоскую флягу:

- Думал, чокнусь сам с собой в поезде, если не застану вас в Ленинграде.
Адрес дали североморские катерники, но, как говорится, без гарантии.
Бренди,правда, слабоват.

Он признался, что всем напиткам на свете предпочитает русскую водку.

- Так же крепка, как ваши морозы и ваша дружба, - значительно сказал он.

Подавив вздох, Виктория сменила парадные туфли на растоптанные домашние,
подвязала фартук и принялась хозяйничать.

А мужчины, улыбаясь, уселись друг против друга. Происходил тот
традиционный обряд, который обычно предшествует беседе двух друзей,
встретившихся после долгой разлуки: обоюдное похлопывание по плечу,
подталкивание в бок, радостные возгласы и бессмысленный смех.

- Я не могу понять ваше лицо, - сказал Шубин, задумчиво всматриваясь в
Нэйла. - Сколько вам лет?

- Сорок шесть.

- Когда вы улыбаетесь, вам можно дать меньше. Но в концлагере я думал,
что вы ровесник Олафсону.

- Это не только концлагерь. Это еще и Шеффилд. Нэйл задумчиво разгладил
ладонью скатерть:

- Вас интересует Аракара, один из притоков Амазонки. Но ведь я шел к ней
издалека, из Шеффилда. Отправная точка в моей биографии - Шеффилд.

Если вы ничего не узнаете о нем, то не поймете, почему я, оружейник и
потомок оружейников, стал моряком, бродягой, и в тысяча девятьсот сорок
втором году, в разгар войны, очутился в нейтральной Бразилии.

Итак - Шеффилд. Он расположен в графстве йоркшир, которое славится не
только своими свиньями, но и своей сталью. В прошлом веке там обосновались
Армстронги и Виккерсы. Следом пришли и мы, Нэйлы. Да, мы пришли за ними, но
наши семьи, как говорится, не ладили между собой... - Он мрачно усмехнулся:
- Ведь "Нэйл" по-английски значит "гвоздь". А как гвозди могут относиться к
молотку или руке, которая держит этот молоток?

Мужчины в нашей семье умирали, не достигнув сорока лет. Я один, как
видите, перевалил этот рубеж. Обманул своих хозяев, потому что вовремя