гильзы, расколотая на черепки восточная ваза, мятый башмак, труп овцы,
расплющенный, с красным костровищем раздробленных костей, опушенный
каракулем, с дикой, оскаленной головой, из которой выпал распухший язык.
Белосельцев шел в танковой колее, и кто-то невидимый из-за туманного солнца
вещал ему: "Это ты. Твой путь. Уже не свернешь никуда".
разбитый прямым попаданием бомбы, был похож на убитое вьючное животное,
рассыпавшее при падении свою поклажу: цветные подушки, стекляшки, изделия из
металла и глины, утварь, сосуды, книги, матерчатый абажур, обломки кровати,
медный самовар.
обращаясь к Тому, Кто задумал для него это испытание. Ведет по аду, убеждая,
что это он, Белосельцев, сам сотворил этот ад по образу своему и подобию,
воплотил чертежи кромешного ада, жившего в нем изначально.
трассеров, желая, чтобы очередь изменила направление, прилетела и убила его,
и он рухнет к стволу, чтобы не видеть жуть, окружавшую его.
руины.
космонавтов, подступили к зеленой калитке. Двое встали по обе стороны,
спиной к забору, воздев автоматы с подствольниками. Двое других, отступив,
нацелили на калитку стволы. Третий, набычившись, держа наотмашь гранату,
разбежался, ударил плечом в калитку, расшибая ее, вваливаясь с криком во
двор. Остальные ловко нырнули следом, погружаясь в глубину подворья.
Белосельцев отрешенно шагнул за солдатами.
черепицей, из-под которой ниспадали узорные водостоки. На перильцах было
развешано белье - выстиранные рубахи, женские юбки, цветные наволочки. На
дворе был сложен очаг, на котором стояли кастрюли, горшки, масленые
сковороды. Посреди двора на сухой земле лежала крохотная убитая девочка в
нарядном складчатом платье, с черными прядками, смуглым, неживым лицом. Над
ней склонилась обезумевшая длинноволосая женщина, нечесаная, с черными
подглазьями, с дико мерцавшими глазами. Рубаха ее была расстегнута, она
свесила к девочке большую фиолетовую грудь, совала в мертвый рот твердый
коричневый сосок. Что-то бормотала, гулила, припевала, не обращая внимания
на солдат, топавших мимо пыльными ботинками, проносившими над ее косматой
головой опущенные стволы автоматов.
усталые руки, лежала мертвая женщина, и двое солдат насиловали голый
остывающий труп. Сбросили бронежилеты и шлемы, откинули автоматы. Один
колыхался на женщине, двигая тощими ягодицами, другой держал женщину за
босую стопу, и его глаза, не видя Белосельцева, были полны безумным
солнечным блеском.
пустой до горизонта планете, на которой, освещенная солнцем, стояла железная
кровать, и под мертвой женщиной и накрывшим ее солдатом тягуче скрипели
пружины. Через улицу солдаты окружили каменный дом, увитый до крыши корявой
лозой винограда. В каменном основании дома синела дощатая дверь. Солдаты
наставили на дверь автоматы, один с мегафоном громогласно гудел.
Металлические звуки ударялись о стену дома, о маленькую синюю дверь:
противном случае дом будет взорван!..
которого стекал липкий пот.
видно, патроны кончились?
Гарантируем сохранение жизни!..
длинные руки, вышел человек, тяжелый, тучный, с длинной, упавшей на грудь
бородой, в белой вязаной шапочке. Он был одет в тесную, не сходившуюся на
груди куртку, в короткие, не по росту, штаны, из которых упирались в землю
крупные ноги в бутсах. Глаза человека, привыкая к солнцу, смотрели на солдат
лениво и подслеповато.
длинным, лающим криком понукал ваххабита, видя, как тот опускает руки.
был не в силах держать. Ладони опали к поясу, вяло распахнули куртку. Глаза
его вспыхнули кругло и грозно. В руках оказалась граната. Грохочущие
очереди, пробившие ему грудь во многих, брызнувших кровью местах, совпали с
трескучим взрывом, который он, казалось, кинул в солдат. Упал с дымящейся
ямой в груди, и рядом стонали и корчились посеченные взрывом солдаты.
Другие, отступая, били издалека, окружая лежащего боевика пыльными
кудряшками попаданий.
подворья, в каждое из которых попал снаряд или угодила ракета. Село лежало с
переломанным хребтом, пробитым черепом, выпущенной кровью. За ним начинались
виноградники, пастбища, хлебные поля, отвоеванные у каменных круч кетменем и
мотыгой долгими поколениями горцев. Все перепахала артиллерия, сожгла
авиация, наносившая огневой удар по рубежам обороны, где засели мятежники,
превратив арыки в траншеи, расположив в каменных сушильнях безоткатки и
гнезда снайперов. Теперь здесь работали саперы, проходя с миноискателями по
корявому, красно-ржавому винограднику, извлекая мины из-под кореньев.
сказал Белосельцеву маленький усталый сапер, втыкая в землю штырь с красным
флажком, на котором было написано: "мины". Пошел вслед за товарищами, щупая
землю миноискателем, шевеля растресканными губами, читая придуманную им
самим молитву "о спасении от мин".
солнечную пыль, словно все они, окруженные золотистыми нимбами, были готовы
взлететь и унестись в небеса.
темнела каменная сушильня, где на жердях развешивались виноградные кисти.
Высыхали в теплых, продуваемых ветром сумерках, превращаясь в сморщенный
сладкий изюм.
поднялся на дыбы, крутанулся вокруг оси, разбрызгивая камни. Наездник,
бритоголовый, с развевающейся черной бородой, опоясанный медными пулеметными
лентами, дико взвизгнул, сверкнул на Белосельцева ненавидящими глазами,
погнал коня в гору. В одной руке у него был ручной пулемет и натянутый
повод. Другая рука, оторванная, кровенела красным обрубком. Всадник послал
коня наметом на склон. Из-под конских ног ударил заостренный, кустистый
взрыв, швырнул лошадь на спину. Еще один взрыв грохнул из-под упавшего
всадника.
попустил умереть в дагестанских горах. Оставил жить для новых испытаний и
горестей.
ощетинясь стволами, сидели автоматчики в зеленых, повязанных на чеченский
манер косынках. В люке, по пояс, стоял генерал, с твердым жестким лицом,
словно отчеканенным на римской монете. Лицо генерала было бесстрастным,
словно он знал, что малая война, которую он только что выиграл, влекла за
собой множество других, еще не объявленных, где ему суждено состариться.
Бэтээр удалялся, и его корму покрывал темно-красный дагестанский ковер. На
ковре сидел оператор, направляя камеру на дымы и развалины.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
себя одежду, кинув ее двумя несвежими комками в мешки для чистки и
прачечной. Голый ушел в ванную и лег в эмалированный объем, пустив из крана
ровную звенящую струю. Ванна наполнялась, и он смотрел, как разбивается вода
на его поднятом колене.
воды немец Виндельбанд, чью философскую книгу давал ему в поучение дед, -
вода была первопричиной всего.
вернулся в комнату, где поджидала его коллекция бабочек, в которую он успел
превратить большую часть своих жизненных впечатлений. Дагестанская поездка
не пополнила коллекции. В нее нельзя было поместить ночную красную бабочку,
вспорхнувшую над Кара-махи после взрыва тяжелого огнемета.
очертания дагестанских сел у подножия двух корявых каменных гор. Колонна
военных машин пылила по горной дороге. Батарея гаубиц вела шквальный огонь.
В полевом лазарете корчились раненые, над которыми блестели флаконы
капельниц. Длинные, как уходящие в небо дороги, тянулись реактивные трассы,
и по ним с ревом неслись снаряды. Телеоператор снимал захваченное село,
превращенное в рытвины и развалины. Сгоревший танк с разбросанными у мечети
танкистами. Пустынный двор с железной кроватью, на которой, раскинув руки и
ноги, лежит мертвая обнаженная женщина. Растерзанная книга Корана под
пыльным башмаком солдата.
белозубый рот.
равенстве, братстве, рожденное в современном исламе? Два крохотных
дагестанских сельца, наивно заявивших о своей независимости, - это шутка, на
которую мы будем реагировать улыбкой. Очень скоро эти горцы образумятся, и
мы на общем с ними празднике выпьем за великую и неделимую Россию!..