Чтение 49–й страницы книги ~Грабители~

Целая панель мониторов была заброшена ради одного-единственного экрана.
Именно по нему шла трансляция из кабинета финансового руководителя торгового
агентства Билла Харченко.

Сегодня финансовый босс выступал в несвойственной ему прежде роли
сексуального гения.

Сальные шуточки и смешки были позабыты на десятой минуте со времени
начала спектакля, и дальше несчастные соглядатаи только жадно внимали и
постигали сложную науку настоящего атлетического секса.

Когда сеанс завершился полностью, вся смена из двенадцати человек с
облегчением вздохнула, будто каждый их них принимал участие в этом
удивительном и изнуряющем марафоне.

- Подумать только, - произнес капрал Делон, разминая сигарету. - А ведь
был обычным толстячком, подгребающим все, что плохо лежит. Откуда в нем
такая силища вдруг появилась?

- Его сегодня даже Главный хвалил, - в нарушение инструкции сообщил
сержант Фокин. В его обязанности входило слушать самого Главного.

- Но Главный хвалил его до, а не после того, как он отделал Зельду.

- А может, у него крыша съехала? - предположил кругленький Олештосс. Ему
не хотелось верить, что человек его комплекции может совершать такие подвиги
в здравом рассудке. Это налагало на Олештосса новые неисполнимые
обязательства.

"Хорошо, что этого не видела моя жена", - подумал он и вздрогнул, когда
кто-то шепнул: - Босс идет!

Все операторы, словно мыши, разбежались по своим норкам, и нераскуренные
сигареты тотчас исчезли в карманах и вспотевших кулаках.

- Так, сук-кины дети! Пивко сосем или на службе стоим?! - Это была
коронная фраза генерала Линкольна, и она означала неприятности для любого,
кто ее слышит. - Старший смены!

- Я, сэр! - прокричал капрал Делон.

- Почему люди бездельничают?! - проревел Линкольн.

Ответа на этот вопрос не существовало, ибо утверждать, что люди не
бездельничают, означало противоречить начальству, а значит, подбивать всех
на бунт и так далее, вплоть до суда военного трибунала.

Заходить в пререканиях с генералом так далеко никто не собирался. Поэтому
все молчали. Молчал и капрал Делон.

- Какие новости? Покушение на императора? Заговор? Курение в туалете?

- Только незначительный случай в кабинете финансового директора Харченко,
сэр, - осторожно

предложил капрал.

- Что, опять спер миллион? Это не страшно и не важно. Этот толстый перец
экономит империи миллиарды.

- Там несколько другое, сэр... Есть видео.

- Видео? - Генерал испытующе посмотрел прямо в глаза капралу, и тот
невольно поежился. - Ладно, поставь.

Делон повернулся юлой и, пробежав пальцами по кнопкам, запустил
интересующий Линкольна файл.

Звук был отличный, цвет тоже, и яркая динамичная картинка произвела на
генерала ни с чем не сравнимое впечатление.

Усилием воли он оторвался от экрана и сказал тоном, исключающим личное
любопытство: - Сделай копию. Мне нужно это для работы. Как только дискета
была готова, он сразу же ушел - работать.

Генерал Роберто Линкольн вернулся в свой кабинет и тщательно прикрыл
дверь. Затем резким движением отодвинул в сторону большую картину. Там, за
огромным холстом гидроимпрессиониста Пабло Петухова, Линкольн прятал свой
мобильный командный пункт.

Повинуясь нажатию кнопки, в стене распахнулись створки потайного шкафа и
навстречу хозяину выехал металлический столик. Почти все его пространство
занимала стойка, на каждой полочке которой был привернут ящичек с мигающими
лампочками и контрольными экранами. От каждого из приборов тянулось
множество проводков, которые уходили в стену и где-то далеко, внутри
магистральных галерей, пробегали до спутниковых тарелок и ретрансляторов.

Отсюда, из этого кабинета, генерал Линкольн мог изменить течение любой
секретной операции, заглянуть в спальню премьер-министра и в туалет
начальника штаба.

Контроль за всеми стал главной идеей генерала Линкольна с тех пор, как он
стал шефом имперской службы безопасности. Исключение составляли только
простые граждане империи, и оттого они и были, как говорил Линкольн,
основной сволочью.

Эта неприязнь и даже враждебность по отношению к гражданам собственного
государства были основаны на чувстве бессилия, которое испытывал Линкольн,
понимая, что он не в состоянии досмотреть каждого из них.

Подтащив к металлическому столику казенный стул, генерал занял место за
командным пультом и открыл электронный файл, где скапливались донесения за
последние сутки.

"Беспорядки на сталелитейных заводах на Кубуте", "Драка на вручении
премии Хаскера", - читал Линкольн, недовольно пожевывая губами. В отсутствие
других событий, а может, от нерадивости, его подчиненные подавали какие-то
сводки вечерних новостей. "Тайный сговор секты капингов", "Распродажа
женских гигиенических салфеток по сниженным ценам! Спешите!".

Генерал ничего не понял и прочитал еще раз.

Когда до него дошел смысл написанного, он выругался громче и длиннее
обычного, а затем немедленно связался с фильтровочным узлом: - Вы там чем
занимаетесь?! Откуда в служебной сети реклама?! - закричал Линкольн.

Ему начали что-то сбивчиво объяснять, но, так и не дослушав, генерал
оборвал связь. Он в ярости боднул головой воздух и, чтобы привести нервы в
порядок, достал из кармана дискетку с художествами Билла Харченко. Линкольн
взвесил дискету на ладони и поставил на просмотр.

И снова на него обрушился водоворот чужих страстей, таких страстей, что
впервые за много лет они не оставили Линкольна равнодушным.

Когда запись закончилась, генерал еще несколько минут сидел, уставившись
в пустой экран, а затем, поборов желание поставить ролик сначала, вернулся к
своим донесениям.

"Предложение информации, порочащей доброе имя вооруженных сил", -
прочитал генерал длинное название нового файла и, подумав, открыл его.

Уже после первого абзаца Роберто Линкольн осознал серьезность этого
документа.

Информация о пропаже людей на Конфине была закрыта грифом "Совершенно
секретно", и на поддержание этой тайны уже были истрачены десятки миллионов.
И вот - возникла утечка. Кто-то пытается нажиться за счет интересов
государства.

Генерал тут же связался с бюро на Алокайне, откуда пришло это донесение,
подписанное неким лейтенантом Кетлером.

- Первый департамент, - представился генерал дежурному офицеру. - Мне -
лейтенанта Кетлера.

- Одну секунду, сэр, - с готовность отозвался дежурный, угадав в стальном
голосе силу высокой власти. Скоро Кетлер был найден и соединен с генералом.

- Нужно ли мне представляться вам, лейтенант? - спросил генерал, проверяя
сообразительность офицера.

- Нет необходимости, сэр.

- Отлично. Что вам известно о поставщике информации?

- Только то, сэр, что он является посредником и руководит одной из
селфмейкерских компаний.

- Одним словом - легальный террорист.

- Согласен с вами, сэр.

- Его имя?

- В разработке, сэр.

- Когда узнаете?

- Думаю, в течение ближайших суток.

- Хорошо.

Линкольн помолчал. Этот лейтенант ему нравился. Возможно, потому, что
говорил так, что слова только от зубов отскакивали.

- Хорошо, - повторил генерал. - Держите меня в курсе дела, лейтенант.
Лично.

- Есть, сэр, - четко произнес Кетлер, и Линкольн не услышал в его голосе
никакой лести, восторга или подобострастного дрожания.

"Нужно будет навести о нем справки", - подумал генерал и, не произнеся
больше ни звука, отключился.

Намазанный тональным кремом и прикрытый новым париком, Берти Филсберг
почти ничем не отличался от себя прежнего. Напротив, легкая искра в окраске
искусственных волос придавала ему налет сытости и надлежащего ухода.

Приходивший на очередную взбучку Малыш Шварцвальд так ничего и не
заметил. Он выслушал очередные напутственные слова и ушел, понурив голову.

Это теленок был непрошибаем, однако Берти его не уволил - в последнее
время ему все чаще хотелось быть хорошим.

Впрочем, это не распространялось на Чингиса и Царика. Этих людей Филсберг
считал своими личными врагами, и теперь он был просто уверен, что они "начал
и первые".

После Шварцвальда зашла Зизи Стриж. В отсутствие босса она выполняла роль
руководителя. Теперь, когда Бертран вернулся, Зизи снова возвратилась к роли
недоростка, злоупотребляющего алкоголем и крепким табаком.

Они поговорили несколько минут, и Зизи, отчитавшись, ушла.

Филсберг поправил парик, затушил окурок сигары и взялся за телефон.
Подходило время важного звонка.

- Мистера Роджера Поупа, пожалуйста, - попросил он и замер с трубкой в
руке. - Да, мне назначено - он ждет моего звонка.

Вскоре Берти услышал знакомый голос: - Привет, Бо.

- Привет, Джи.

- Я говорил с одним человеком...