Чтение 49–й страницы книги ~ИСТИНА~

не слушал собеседника, только пальцы, бегающие по столу и словно

отбивающие такт важного разговора, выдавали его сосредоточенность.

- По данным, полученным от нашего резидента в Кракове, на

интересующем нас объекте начали работу по созданию сверхмощного

оружия. Противник называет его оружием возмездия, - докладывал

начальник главка.

- Какие-нибудь наметки о тактико-технических данных есть?

- Пока нет, товарищ замнаркома.

Начальник главка называл его по должности, потому что по званию

они были равны.

- Нам, Павел Федорович, - замнаркома достал из стола пачку

дешевых папирос <Спорт>, прикурил, затянулся глубоко, - нужно достать

любую деталь их продукции. Ну, а если достанем целиком, то это

крупная победа будет.

- Товарищ замнаркома, резидент передает, что работы эти связаны

с медициной. Видимо, оружие это бактериологическое.

- Тем более. Резидент своими силами может что-нибудь?

- Нет.

- Готовьте группу.

- Готовы.

- Кто командир?

- Майор Ковалев.

- Маршрут?

- Решено перебросить их до Гродно, а там их встретит группа

польских товарищей. Они и доведут их до объекта.

- Как осуществите переброску?

- Самолет заберет на борт группу, на большой высоте пойдет на

запад, потом развернется на восток и направится в сторону Гродно. Там

люди старшего лейтенанта Субботина примут оперативную группу.

Резидент в Гродно обеспечивает безопасность. Через два дня после

прибытия за группой придут люди Каменского. Таков план. Конкретно

операцию будет разрабатывать майор Ковалев после прибытия группы на

место.

- Ну что же, - замнаркома встал, раздернул шторки карты, повел

карандашом по одному ему понятным пометкам и остановил его у точки с

надписью Гродно.

- Почему все так сложно, сначала самолет летит на запад, потом

поворачивает на восток?

- Товарищ замнаркома, - начальник главка встал, подошел к карте,

- у немцев хорошо отлаженная противовоздушная оборона. В небе

круглосуточно барражируют истребители. Любая случайность может

сорвать переброску группы. Для выполнения задания группе придан

специалист с весьма хрупким оборудованием. Эти приборы нельзя

выбрасывать с парашютом.

Был ли такой разговор, я точно не знаю. К сожалению, человека,

который в те годы был заместителем Народного комиссара

госбезопасности, нет в живых, а начальник главка, ответственный за

эту операцию, тяжело болен. И я постарался написать эту сцену по

рассказам людей, работавших вместе с ними. Представил этот кабинет, с

занавешенными окнами, военную Москву за ними. Почему-то особенно

запомнился рассказ моего товарища, кинорежиссера Вадима Хохловского,

который вспомнил площадь Дзержинского именно в сорок третьем году. Он

рассказывал мне о Наркомате иностранных дел, о магазине <Стрела> на

улице Дзержинского, о бойцах-чекистах, несущих внешний караул у

здания НКГБ, куда он ходил заниматься в авиамодельный кружок. О чае и

бутербродах, которыми мальчишек бесплатно и без карточек угощали там.

Тогда они не знали, что этот хлеб, сыр, сахар и чай отрывали

работники аппарата НКГБ от своего не особенно щедрого пайка. Ах, этот

сорок третий год! Я был совсем маленьким и делал формочкой песочные

пирожные во дворе, поэтому и помнил только двор и коричневый

сыроватый песок. Вадим Хохловский был старше меня на семь лет, и эти

семь лет, словно семь веков, разделили нас. Потому, что он помнит

много, а я нет.

Наверное, те четверо ходили по московским улицам. Может быть,

даже сидели на широком деревянном крае моей песочницы. Все может

быть.

И вот я читаю справку о них.

Старший группы - майор Ковалев Николай Сергеевич, год рождения

1910 г., русский, член ВКП(б) с 1933 года, окончил военное училище,

награжден двумя орденами Боевого Красного Знамени, орденом Красной

Звезды, двумя медалями <За отвагу>.

Больше в справке, которую мне дали, ничего нет. Но я читал его

письма из Испании, которые дала мне его дочь, видел его фотографии,

на которых он был снят на юге, в санатории, в своей квартире на

Пироговке. Дочка вынула из шкафа новенький китель с золотыми, не

потерявшими блеска погонами и потускневшими наградами. Он так и не

успел надеть этот китель.

В группу входили также специалист широкого профиля капитан

медицинской службы Карасев Никита Ильич, специалист миноподрывник

старший лейтенант Ильин Сергей Макарович и радист младший лейтенант

Колесников Виталий Егорович.

О них сведения в справке менее подробные, но у всех боевые

награды и опыт работы во вражеском тылу. Карасев был даже одно время

врачом в партизанском отряде.

Но тем не менее о них можно рассказать очень много. О

недописанной докторской диссертации Карасева, которая должна была

сказать нечто новое в микробиологии, о детях Ильина Андрюше и Оле,

которых воспитывала его сестра. Только о Колесникове я знал немного.

Он четырежды выполнял опасные задания в тылу, был награжден и после

войны собирался стать артистом.

В общем, я знал о них и много и мало. Много для того, чтобы

написать о них, и мало, чтобы понять, какими они были на самом

деле...>

Казаринов закрыл рукопись. Бурмин много узнал о группе Ковалева. Как
жаль, что повесть не закончена и не увидит свет.

Он специально достал рукопись, потому что именно в ней нашел некую
скрытую пружину дела, которым занимался. Бурмин, скрупулезно и точно
исследуя факты, сам не зная того, составил логическую цепь. Объединив
материал, он провел огромную работу.

Казаринов с сожалением спрятал папку с повестью в сейф. Чтение
рукописи Бурмина было одной из наиболее приятных обязанностей.

В распоряжении Казаринова было всего одно неоспоримое доказательство
- показания Наумова.

Казаринов приехал к нему в госпиталь. Его проводили на третий этаж,
где в одноместной палате лежал Наумов. Казаринов помнил его совершенно
беспомощным, укутанным бинтами. Теперь же в палате сидел крепкий паренек в
тренировочном костюме.

Они поздоровались, и Казаринов сказал:

- Олег Сергеевич, мне придется допросить вас по всей форме.

- Допрашивайте, - Наумов улыбнулся и удобнее уселся на кровати.

- Я очень внимательно ознакомился с розыскным делом, которое вы вели,
и, знаете, не нашел в нем ни одной ошибки.

- Была ошибка, - Наумов улыбнулся, - надо было его сразу вам
передать. Как только пистолет <Намбу> обозначился.

- А мы бы не приняли, - Казаринов усмехнулся, - система оружия еще не
показатель политической направленности преступления.

- Да я знаю...

Олег встал, взял палочку, сделал по палате несколько неуверенных
шагов. Потом прислонил палку к стене, сделал шаг, потом второй.

- Вы извините меня, Евгений Николаевич. Меня по новой прогрессивной
системе лечат. Согласно ей я обязан давать ноге нагрузку в определенное
время. Даже ночью. Вот и прыгаю так третий день.

И тут только Казаринов обратил внимание на график, висящий над
кроватью Наумова, усмехнулся:

- Вам помогает нагрузка вообще или нагрузка по часам?

- По-моему, нагрузка вообще.

- Так бросьте себя мучить, занимайтесь, когда есть силы и настроение.

- Не могу, я врачу слово дал. Никто не хотел принять участие в этом
эксперименте, а у парня работа горит. Да и потом вроде бы занят чем-то, а
то здесь со скуки умрешь.

- Ладно, Олег Сергеевич, вернемся к делу.

- Знаете, Евгений Николаевич, конечно, в отношении пистолета я
пошутил. Сейчас в нашей практике не только с пистолетом можно встретиться.
Дело в другом. Я начал читать рукопись Бурмина и понял, что он о чем-то
недоговаривает, главное оставляет для самого конца.

- Ни на одну секунду я не сомневался в честности Брозуля и Лунева. А
вот Субботин внушал мне некоторое опасение. Уж больно настойчиво
расспрашивал меня о том, где я живу, когда домой вернусь и во сколько. Я,
когда из Химок ехал, патрон в ствол загнал, поставил пистолет на
предохранитель, а в переулке своем отстегнул ремешок кобуры. Только я,
конечно, машины не ожидал. Думал, он меня в подъезде встретит.

- Вы четко увидели лицо Лунева?

- Да. Когда на капот машины прыгнул, свет фонаря падал прямо на
лобовое стекло. И я заметил, что он усмехнулся снисходительно. Мол, зачем
дергаешься, все равно конец...

- Давайте все это запишем.

- Давайте, только пообещайте мне одну вещь.

- Какую?