- Что?
- Цикла, три недели работаю, одну пью, а чтоб каждый день, такого не
бывает.
Я вздохнула, значит, не алкоголик, а пьяница, употребляющий водку циклами.
Короче говоря, в одну трезвую "циклу" к нему подошла Нинка и попросила
привезти из больницы женщину. Дескать, родственница, а у самой Нины машина
сломалась. Юра обрадовался и доставил молодую девушку. Выглядела пассажирка
ужасно - серо-белая, с отечным лицом. Правая ступня отсутствовала, брючина
была просто заколота булавками, левая нога загипсована до бедра.
Самостоятельно инвалидка идти не могла, и дворнику пришлось на руках тащить
ее в квартиру.
Примерно дня через два Амалия Карловна из сто семьдесят пятой отрядила Юрку
сгонять в Шереметьево. Ее дочка, постоянно живущая в Англии, передала
матери с оказией посылочку. Дворник быстро добрался до нужного места,
забрал сверток и уже хотел двигать назад, как заметил возле столиков, где
заполняли декларации, Нинку. Девушка быстро оформляла бумагу. Рядом в
инвалидной коляске сидела безногая. Она смотрелась чуть лучше - на щеках
появился румянец, губы накрашены.
Не зная почему. Юрка спрятался за киоск в газетами и принялся следить за
странной парочкой. Тут объявили посадку на Париж, и Нинка ходко повезла
коляску к таможенному контролю. Дворник последовал за ними.
У стойки поджидали еще две убогие. Одна без руки, другая со всеми частями
тела, зато практически лысая, будто новорожденный поросенок. Розоватую кожу
головы покрывал редкий пух. Нинка подвезла коляску и вручила какому-то
видному мужику бумаги. О чем они говорили, Юрка не понял, так как не знал
иностранных языков, запомнил только одно слоно - "бен", "бен", "бен",
которое без конца повторяла Нина. Наконец таможенник дал добро, и странная
компания отправилась на посадку.
- Ну, точно наркодельцы, - подвел итог Юра.
Я с недоумением поглядела на мужика.
- При чем здесь наркотики?
- Кино "Брильянтовая рука" глядела? Помнишь, как Никулин в гипсе золото
вез? А эти, падлой буду, героин таскают, небось деньжищи лопатой гребут, -
мечтательно протянул дворник.
Его взор затуманился. Очевидно, ему мерещились чемоданы, набитые долларами.
Я молчала, стараясь понять, что к чему.
- Ну, давай, покеда, - неожиданно прервал беседу дворник, - недосуг тут
трепаться, работа ждет.
И он пошел к выходу, удовлетворенно рыгая. Я машинально глядела ему вслед.
Господи, во что я влезла на этот раз?
ГЛАВА 18
Домашние не проследили за температурой в отопительной системе, и в столовой
стояла просто африканская жара. К ужину Катерина соорудила в числе прочих
блюд нежно любимое мной молочное желе. Аркашка в детстве называл его
"дрожалкой" и отказывался даже прикасаться к белому холмику. Впрочем,
сегодня он тоже резко отодвинул тарелку с колыхающейся массой и
пробормотал:
- Как можно есть эту дрянь!
- Очень вкусно, Кешик, - завопила всеядная Маня, - ты только попробуй
кусочек.
- Ни за что, - категорично ответил брат.
- Давай тогда я доем, - предложила Манюня, плотоядно оглядывая его порцию.
- Не дам, - помотал головой Кешка.
- Почему?
- У тебя объем талии скоро сравняется с ростом, - пояснил добрый брат, -
матери придется дочурку на тележке катать, сама ходить не сможешь, ноги
подломятся под тяжестью тела.
Маруська вспыхнула и завопила:
- Сам глиста обморочная, укропина зеленая, как с тобой Зайка живет? Знаю,
знаю, почему она между кроватями поставила тумбочку, чтобы о твои кости не
колоться.
Ольга впрямь недавно поменяла огромное супружеское ложе на две автономные
лежанки.
- Каждый раз просыпается в семь и перелезает через меня, чтобы встать, -
жаловалась она, - пусть теперь отдельно спит...
У них с Аркадием давний спор. Зайка - сова, Кета - жаворонок. И на этой
почве частенько возникают трения. Ольга хочет по утрам подольше поспать, а
муженек не понимает, как можно залеживаться до одиннадцати. Зато вечером,
лишь только заиграют позывные программы "Время", Аркашка начинает судорожно
зевать. Мы с Зайкой свежие, как розы, готовы сидеть до полуночи.
- Еще мала рассуждать, кто и как спит, - прошипел Аркадий. Если Маня что и
не переносит т это намеков на свой юный возраст. Девочка надула и, недолго
думая, швырнула в братца куском желе. Скользкий тяжелый комок не долетел до
цели и шлепнулся в тарелку к молчащему Мише. Совершенно не удивившись,
математик принялся ковырять ложкой "угощение".
- Мать, - возмущенно сообщил Аркадий, - как можно так разбаловать ребенка?
Скоро всем на голову сядет, в разговоры вмешивается, без конца болтает, и
потом мы просто ее не прокормим, аппетит, как у Гаргантюа.
Я уткнулась в тарелку. Смешно, ей-богу, ругаются будто маленькие. Очевидно,
та же мысль посетила и Ольгу, потому что Зайка пробормотала:
- Отвяжись от ребенка, Кешка, пусть ест, пока естся. Захочет - похудеет.
- Я что, толстая? - возмущенно заорала Манюня. - Да ем, как птичка.
- Элеонора Яковлевна тоже всегда приводила данный аргумент, - хмыкнул
братец.
- Только не вспоминай Нору, - моментально один голос заявили мы с Зайкой.
Элеонора - моя первая свекровь, мать отца Кеши. При росте примерно полтора
метра весила сто пятьдесят килограмм. Стоило нам сесть за стол, как мамуля
громко сообщала калорийность каждого блюда и без конца повторяла: "Дарья,
ешь меньше, а то ты очень потолстела". В нашей семье существует верная
примета: помянули имя Норы - жди неприятностей.
- Да я ем намного меньше Гали, - продолжала бушевать Маня.
Гостья, положившая на тарелку уже четвертую порцию желе, нервно вздрогнула
и отодвинула десерт.
- Так неприлично говорить, - решила проявить педагогическое умение Зайка.
- Галочка, не обращайте внимания, ешьте, в вашем возрасте уже все равно.
Аркашка хмыкнул и принялся сосредоточенно намазывать масло на хлеб. Но
Манюня никак не хотела успокаиваться.
- Я совершенно не толстая,- верещала девочка, пытаясь дотянуться до блюда с
желе, - просто расту сейчас, лет в шестнадцать перестану столько есть.
- В шестнадцать лет, как мило отметила Олюшка, тебе будет уже все равно,
жировой запас закладывается в детстве, - продолжал издеваться брат.
Машка издала победный клич и вскочила на ноги, чтобы броситься на него с
кулаками. Манюню всегда отличала удивительная "ловкость". В детстве она с
завидной регулярностью опрокидывала все емкости, встречающиеся на ее пути,
- вазы, чашки, кастрюли. "Мастер художественных неприятностей" - так долго
называл ее Кешка. Со временем дочь все же приучилась слегка сдерживать
порывы, но только не в момент стресса. Вот и сейчас она, взвившись над
стулом, локтем столкнула на Зайку заварочный чайник, по счастью, с холодным