Чтение 49–й страницы книги ~Улыбка 45-го калибра~

Буквально за углом шумит многоголосый рынок, несутся по проспекту
машины, клянчат деньги бомжи и бойко торгуют всякой мелочью старушки. Но
стоит немного углубиться внутрь квартала, и возникает картинка из 60-х
годов.

Войдя во двор дома ј 8 по Подлипецкому проезду, я вздохнула: надо же,
словно вернулась в детство. Пятиэтажное кирпичное здание стояло буквой
П.

Сегодня выходной, день выдался теплый, и за длинным деревянным столом
сидели мужики, азартно игравшие в домино. Около них стояли бутылки с
пивом. Кое-кто из парней, торопя лето, скинул свитер и красовался в
одной футболке. Чуть поодаль от доминошников трепыхалось на веревках
белье. Приятный ветерок ласково перебирал простыни, пододеяльники,
мужские "семейные" трусы, угрожающе огромные розовые лифчики и
невероятное количество разноцветных крохотных колготок. На площадке
возле качелей кричали дети, на скамеечке мирно болтали старухи. Одно из
окон первого этажа было распахнуто, в проеме виднелся магнитофон, из
которого неслась громкая музыка. В стайке подростков шел какой-то
ожесточенный спор.

Точь-в-точь в таком дворе прошла моя юность. Очень хорошо помню, как
расставалась со своим кавалером на углу, запрещая ему провожать меня до
подъезда. Возле нашей входной двери в любую погоду, даже в лютый мороз,
восседала баба Нюра, зорко приглядывавшая за всеми. Вот уж кто знал всю
подноготную своих соседей. Впрочем, в мое время подростки не стали бы
открыто курить в присутствии взрослых. У них мигом отняли бы сигареты,
надрали уши и сообщили родителям. Да и музыка была другая... Но
какая-нибудь своя баба Нюра тут тоже обязательно есть.

Я подошла к скамеечке со старухами и вежливо сказала:

- Здрассти.

Бабуськи прервали разговор и начали шарить по мне блеклыми глазами.

Наконец особа в пронзительно яркой фиолетовой куртке ответила:

- Здравствуй, коли не шутишь.

- Можно присесть?

- Давай, скамейка не куплена.

Я примостилась на краешке и завела разговор:

- Погода какая хорошая.

- Спину ломит, - сообщила фиолетовая куртка, - небось дождь пойдет.

- Не говори, Зин, - подхватила другая старуха, - голову прям
перехватило, гроза прет.

- Ну ты сказала, Клава, - усмехнулась Зина, - разве ж в апреле гроза
бывает?

- Ща чего угодно будет, - вздохнула третья, - на Новый год молоньи
сверкали, вся погода с ног на голову встала.

- Сами они виноватые, - села на любимого конька Клава, -
понавыдумывали дряни всякой: излучения, телефоны, компьютеры, нет бы
жить, как мы.

- Вся беда от бананов, - не успокаивалась третья старуха, - за каким
бесом нам ихняя жратва обезьянья? Манги, киви, чипсы какие-то! Проще
надо, щи да каша, чего еще? Мясо - смерть!

- Глянь, Анька, твой идет, - оживилась Зина, - вон, кренделя
выписывает.

- Где? - напряглась бабка.

- Да вон, у гаражей.

- Ладно, девки, - подскочила Аня, - недосуг мне с вами языком махать,
белье неглаженое потолок подперло, пойду.

- Ступай, - хором ответили товарки.

Не успела Анна войти в подъезд, как Клава хмыкнула:

- Ишь, побегла!

- Белье гладить, - подхватила Зина, - умора, врет и не краснеет.

- Да уж, перед нами могла бы и не прикидываться.

- Почему вы думаете, что она сказала не правду? - нагло вклинилась я
в чужой разговор.

Бабки разом повернулись ко мне, помолчали, потом Клава вполне
приветливо ответила:

- Вишь, мужичонка там шлепает, плюгавенький такой, в беретке?

- Да.

- Сын Анькин, алкоголик. Приезжает только тогда, когда пенсию
приносят.

Отымет у матери и пропьет. Вот она и понеслась рублишки прятать.

- Только зря, - встряла Клава. - Ваньке все ее захоронки известные.

- А ежели не отыщет, морду матери начистит, - вздохнула Зина.

- Анька потом будет брехать, будто в ванной упала, - дополнила Клава.

- Вы, наверное, тут все про жильцов знаете, - восхитилась я.

Зина улыбнулась:

- А то! Всю жизню на одном месте. Дом наш завод построил, мы все
разом квартиры получили.

- Спасибо Ивану Дмитриевичу, царствие ему небесное, - перекрестилась
Клава, - вот директор был, не то что нонешние говнюки, все под себя,
словно курица лапой, гребут.

- Да уж, - покачала головой Зина, - настоящий человек, хоть и не без
греха, Аську вспомни.

- Все мужики кобели, - не сдалась Клава, - Аська ему сама на шею
кидалась, кто ж удержится?

- Как хорошо, что вас встретила, - воскликнула я, - шла и думала: ну
кто мне поможет?

- В чем дело-то? - посуровела Клава. Я всплеснула руками:

- Только послушайте, чего у нас в семье приключилось.

- Ну! - оживились старухи.

Я вздохнула и затараторила, выдумывая на ходу детали и подробности.

Всю жизнь замужем за военным, супруг мой при чинах, полковник. И дом
у нас полная чаша. Квартира трехкомнатная с мебелью и холодильником,
телевизоров аж целых два, ну там ковры, хрусталь, люстры... "Жигули"
имеются, садовый участок, словом, все как у людей, не стыдно по двору
ходить. И достанется нажитое доченьке единственной, родной кровиночке -
Анечке. Все у нас шло хорошо, только попала девчонке шлея под хвост -
влюбилась.

- Дело молодое, - вздохнула Клава, - сколько годов-то?

- Двадцать.

- По нонешним временам перестарка, - резюмировала Клава.

- Вовсе нет, - "оскорбилась" я, - хорошая девушка, чистая, наивная,
мамой воспитанная, а выбрала черт-те кого, Мордвинова Артура
Романовича...

Зина хмыкнула:

- Да уж!

- Слышали про такого?

- Как не слыхать, - протянула Клава.

- Дочка моя о нем ничего не рассказывает, - неслась я без остановки
дальше, - вот приехала сюда, думала порасспросить соседей, может, зря
волнуюсь?

А тут господь вас послал. Дай, думаю, узнаю у пожилых, опытных людей,
которые умный совет дать могут.

Бабуськи разом вздохнули. Потом Клава сообщила:

- Хочешь мое мнение? Запрети дочери к нему даже близко подходить.

Художник, понимаешь, хренов!

- Кто?

Зина усмехнулась:

- Ты хоть чего-нибудь про будущего зятя знаешь?

- Не-а, - помотала я головой.

- Слушай тогда, - сурово заявила Клава, - ща всю правду выложим, ну а
ты уж сама решай, можно с таким родниться или следовает его поганой
метлой прочь гнать.

Артур - художник. Вернее, это он сам себя так называет, потому как ни
одной картины, написанной им, никто никогда не видел.

- Наташка, мать его, выйдет, бывалыча, во двор, - сплетничала Зина, -
закатит глаза и ну врать. Ой, мой Артурик на выставке все полотна
продал. Денег получил - прорву!

- А сама, - перебила товарку Клава, - в обносках бегала, одну капусту
готовила, да по подъездам лестницы мыла, чтоб, понимаешь, лоботряса
своего одеть и прокормить. Оттого и померла рано: изработалась, ровно
ломовая лошадь.

После кончины матери Артур начал водить к себе вертлявых девиц. Все
его дамы, как на подбор, были облачены в коротенькие юбочки, все
ковыляли на высоченных каблуках. На какие средства жил. Артур,
непонятно. Одно время он бегал по соседям и стрелял мелочь на сигареты,
судя по всему, ходить на нормальную работу за стабильный оклад парень
совершенно не собирался. Но потом вдруг положение резко изменилось,
сменился и контингент женщин, крутящихся возле красавчика Артура. Теперь
это были хорошо одетые дамы, приезжавшие на роскошных иномарках.

- Прости господи он стал, - подвела итог Клава.

- Кем? - не сразу врубилась я.

- Проститутом, - хмыкнула Зина, - али не слыхала про мужиков, которые
с бабами за деньги спят?

- Вы точно знаете?

- Ну, - усмехнулась Клава, - свечку-то не держали, только, скорей
всего, не обманываемся. На какие такие доходы он оделся, обулся, ремонт
зафигачил и машину купил?

- Может, действительно картины продает? - подначила я старух.

- Кто ж за размалеванную бумагу столько деньжищ отвалит? - спросила
Зина. - Вона, ступай к метро, тама за сотню чего хотишь приобрести
можно.

Желательно тебе природу или фрукты, собаки с кошками, божественное