тридцать, так? Мы тут у тебя в нескольких местах пару-тройку мин заначили.
Так что жалюзями поиграешься не раньше, чем через пятнадцать минут после
моего ухода. Или позже -- когда я позвоню и скажу, где гостинец лежит. Ну а
если нас возьмут, сам понимаешь: нам не до твоей квартиры будет.
Представляешь: вся эта лепота и -- в головешки, а?! Не горячись!.. А теперь
нам пора прощаться. Чтобы не увидеть лишнего, ступай-ка ты в туалет. Как
хлопнем дверью, все свободны... Да! Где у тебя патроны к стволу?..
Контрибуция, родной. Еще Муха велел тебя предупредить: теперь и сука твоя, и
гаденыши -- заложники. Чуть-чуть попробуешь смухлевать, они -- первые.
хорошенько расслышала. Пока ее муженек на унитазе переваривал все нами друг
другу сказанное, я сгреб его деньги из портфеля и вместе с пистолетом,
патронами к нему, новым электронным блоком и кое-какими заинтересовавшими
меня бумагами уложил в свою сумку-рюкзак. Если трофеев не брать, на кой
тогда и боевые действия? Тем более что агрессор -- не я.
принесенную с собой в пакете грязь, растоптал и втер в коврик, чтобы
казалось, будто здесь сидел в засаде еще минимум один человек. Бросил и пару
окурков, прихваченных из урны на улице. А чтобы следаков не смущало, что
дымом не воняет, распахнул балконную дверь. Наследил, в общем, как мог.
вышел из их парадного, пересек двор и уже был на пешеходном мостике, когда
наконец взревела, засияв фарами, чернявая иномарка у него под окнами. Пока
она выруливала, пока кто-то из ее седоков топал по мосту, я уже скрылся
среди заставленных вагонами тупиков Киевского вокзала. Потом выбрался на
какую-то прилегающую вплотную к железной дороге улицу, соблазнил баксами
частника, он газанул, и мы вскоре переулками да огородами ушли слишком
далеко, чтобы из погони, если таковая имела место, получилось что-нибудь
путное. Учитывая, что финансовое положение позволяло сегодня не экономить,
да и притомившись, я прокатился на частнике до Казанского вокзала. Там
забрал из камеры хранения свой оперативный сундучок, вернулся на Киевский,
переоделся, сложил в сундучок все, что сегодня больше не потребуется.
отправиться к Шмелю, но, выходя из вокзала, не удержался и позвонил При. Она
ответила сразу, и меня бросило в дрожь, как пацана.
не мог вспомнить, что нужно сказать.
видела. Где ты? Как ты?
нетерпением и восторгом, выложить ей, как я измаялся без нее, как я мечтаю
ее увидеть, обнять, потискать, ощущая всю ее, жаркую и нежную. Но я молчал,
потому что успел привыкнуть, что меня подслушивают все, кому не лень. А что
нейтрального сказать -- не знал. Высветить Киевский не боялся, потому что
через минуту отсюда исчезну, а коль я был неподалеку, у Каткова, пусть
думают, что все это время я тут и отсиживался.
понравился, и она заговорила суше. А может, дошло, что нас вполне могли
слушать посторонние. А может, она знала это совершенно точно. Бывает же, что
молчание понимаешь лучше, чем слова. Кроме того, она ведь профи, ни к чему
ей показывать коллегам, что она о ком-то скучает. Слишком легко насадить
твою привязанность на крючок. В виде наживки. -- Помнишь, я тебе говорила о
своем шефе? Он хочет с тобой встретиться.
прозвучал у нее с милой свирепостью.
потом снова сухо закончила: -- Завтра буду ждать твоего звонка. Около
одиннадцати. -- И отключилась. У меня от этого что-то оборвалось в солнечном
сплетении. Не было печали -- так теперь на тебе почти наркотическую
зависимость от настроений некоего взбалмошного майора.
зависел. А у бесхозного положения есть и свои минусы. Однако это идиотское
балансирование между восторгом оттого, что она по мне скучает, и
раздражением от своей привязанности к столь малонадежной партнерше привело
меня к мысли, что все это вполне может быть элементарной игрой. Какой самый
простой и надежный путь для женщины, чтобы задурить голову мужику:
закатывать глаза от того восторга, который он ей якобы доставляет. И это не
помешает ей тотчас после подобной сцены нырнуть в койку к тому, кто либо люб
по-настоящему, либо просто следующий на очереди. Думать об этом противно, но
полезно. Приводит в чувство и помогает лучше настроиться на встречу со
Шмелем.
работать только в теплое время года. А зиму, конец осени и начало весны
стану отсиживаться, изучая книжки возле уютного камина.
хрущевки в районе "Чертановской", задубел в своем парадно-выходном одеянии
до полной бесчувственности ступней. И хотя нужно было бы еще полчасика
пооколачиваться, не выдержал. На кой такая осторожность, если из-за нее
потом всю жизнь на протезах ходить придется? Но в прихожей Шмеля, доставая
из сумки бутылку коньяка, не забыл включить детектор, непослушными
деревянными пальцами убавив звуковой сигнал на ноль. Индикаторы и стрелку
сразу зашкалило. Да, не пожалел кто-то жучков ради нашей со Шмелем встречи.
восемьдесят два -- восемьдесят четыре, плечи налитые, как чугунные гантели,
но силой и храбростью не козыряет. Мы с ним раза три вместе за товаром в
Турцию и в Китай ездили, а там хватало приключений всякого рода. Он как-то
умел и на рожон не лезть, и в то же время не суетиться, не заискивать перед
всякой шантрапой, которая нас в вагонах и на таможне пасла. Надежный
партнер. Когда он за спиной, можно не озираться. Не виделись мы с ним, по
меньшей мере, полгода или даже больше, с тех пор как я последние остатки
своих товаров толканул. И до меня не сразу дошло, что с первого же взгляда
насторожило в его облике. Потом понял: у него на левом глазу появилась
черная замшевая блямба.
предоставляя мне тапочки и сопровождая в комнату. -- Вот, познакомься: Вера
Ильинична моя.
пять-шесть сантиметров выше меня, белокурая половина.
утрам не зовет, и то хорошо уже!
Напросившись, чтобы меня принимали по-свойски, на кухне, а там, в свой
черед, попросив зажечь конфорку, я блаженно отогревался, все больше
убеждаясь в том, что хозяева об электронной начинке в своей квартире даже не
подозревают. Пока супруга ставила на стол емкости и закуску и разогревала
ужин, мы со Шмелем рассказали друг другу о том, кто, чем и как занимается, с
чего живет. Правда, я наврал, что служу в охране, а сейчас нахожусь в
затянувшемся отпуске в связи с кончиной нанимателя. Зато Шмель казался, на
мой взгляд, совершенно откровенным:
о тебе и подумал...
холодильником и плитой Вера.
паскудная.
Там у них, на Крайнем Севере, после внедрения рыночных отношений
образовалась кошмарная масса лишних людей. Лишних не в смысле работы -- ее
хватало, а в смысле ее оплаты. Людей грабили все, кому не лень. Государство,
забиравшее у горняков золото, но не оплачивающее его, новоявленные хозяева
предприятий, сулившие золотые горы, но зажиливающие зарплату.
миру. Он как раз и ремонтировал ту технику, которой ее ловили. Потом
предприятие приватизировали, новые хозяева часть кораблей распродали, а
народ заставляли месяцами работать за жратву. Те ловили рыбу, начальство ее
продавало, а выручка "рассасывалась". Проработав больше года без зарплаты,
Шмелевы решили заняться куплей-продажей. Сначала потому, что зарплату выдали
продукцией -- консервами. А потом и пошло-поехало. Квартирку свою продали,
деньги оборачивали, и все вроде шло ничего. Благо что детей не было: что-то
его Вера застудила себе в молодости, на ударных стройках Чукотки.
Николаев Андрей
Каменистый Артем
Эриксон Стивен
Прозоров Александр
Куликов Роман
Вронский Константин