стороны. Впрочем, даже если б меня и вовсе не разглядели, какая-нибудь
шальная пуля из нескольких десятков могла бы меня достать.
во-вторых, она открывалась вовнутрь номера, и я скользнув по паркету после
прыжка, буквально ввалился в комнату. Там я совершенно не предумышленно, а
просто по инерции повалился набок, а потому смог лицезреть через распахнутую
дверь печальную судьбу своего конвоира. Впрочем, это впечатляющее зрелище я
наблюдал не больше двух секунд. Одна из пуль, которыми обменивались
противоборствующие стороны, врезалась в стену, вышибла кусок штукатурки и с
мерзким "мяу-у!" влетела в номер. Я тут же постарался откатиться подальше от
двери.
вообще ремонтируемый. В нем стояли стремянки, ведра и банки с краской,
потолок уже был побелен, две стены покрашены, одна, пестревшая белыми
пятнами шпаклевки, подготовлена к покраске, а та, что с окном, сохраняла
прежний цвет. К тому же старая оконная рама была выломана, а новая еще не
поставлена.
Какие-то четыре-пять метров высоты. Вопрос был в том, куда потом деваться.
Сарториус, если еще жив, конечно, постарается прихватить меня с собой на
прорыв. В том, что ему придется прорываться из кольца, сомнений не было. С
другой стороны, мне было непонятно, почему Сорокин ведет бой по старинке, не
применяя ГВЭП. Ведь тогда он сумел бы этих самых коммандос стравить между
собой. Они бы постреляли друг друга, а когда патроны кончились, стали
резаться и морды бить сами себе. Ан нет, идет огневая месиловка, как в
доброе старое время. Что произошло?
и безопасном месте. Здесь не было окон, двери плотно закрывались и
запирались изнутри.
Алехо, могли видеть, куда я запрыгнул. Но если повезет, то могут подумать,
будто я выпрыгнул в окно. Если не повезет, то осмотрят номер и могут
вытащить меня из моего убежища. Охранники, ежели им удастся пострелять
коммандос, скорее всего убивать не станут, а утащат к Сарториусу. А вот
ежели одолеют коммандос, то такой гарантии нет. Но все равно, спрятаться в
защищенном от пуль месте безопаснее, чем прыгать из окна во внутренний двор,
где тебя могут просто сдуру срезать все, кому не лень.
Я отошел подальше от двери, ведущей в комнату, и постарался затихнуть. Уши,
само собой, навострил. Внизу, на первом этаже, по-прежнему стреляли, поэтому
мне приходилось напрягать весь свой слуховой аппарат, чтобы разобрать,
происходят ли какие-то перемещения здесь, в непосредственной близости от
моего убежища.
естественно, было невозможно. Шли крадучись, с опаской, не спеша. Потом
ускорились - топ-топ-топ! - кто-то сделал перебежку. Должно быть, перескочил
от одного дверного проема к другому. Топ-топ-топ! - еще перебежка. Похоже,
бежал другой боец, по другой стороне коридора. Может, вовсе мимо пробегут?
посыпалась побелка, а в тонкой двери санузла возникло несколько рваных
пробоин от гранатных осколков. Длинные щепки посыпались на плитки пола.
Стену напротив дверного проема крепко пощербатило - куски недавно положенной
стеновой плитки еще добавили мусора. Но это мелочи. Стой я у двери - и место
в морге мне было бы обеспечено. Впечатление не из приятных.
рев:
еще несколько плиток разлетелось на куски, мусору на полу стало намного
больше, но до меня, зажавшегося в угол, точнее, в тесный закуток между
стенкой, отделявшей туалет от ванной, и унитазом, ни одна рикошетина не
долетела.
не слетела, и некий бас солидно выматерился:
наскоро пытался догадаться: пришибут или калекой оставят? Насчет чего-либо
более благополучного в голову ничего не шло. То, что я имею дело не с
охранниками Сарториуса, мне уже было ясно, как дважды два. Те не стали бы
швырять в комнату гранату и уж тем более - строчить по двери. Правда, в
коридоре они пошарашили своего коллегу Алехо, но это был несчастный случай.
В конце концов, меня-то они могли разглядеть. Не так уж было далеко, чтоб не
понять, кто запрыгнул в дверь номера. Поэтому, если б им удалось завалить
коммандос, то они бы вломились в номер вполне культурно и не беспокоясь за
свои шкуры, поскольку знали, что у меня оружия нет и быть не может. Наверно,
они могли бы и позвать голосом: мол, вылезай, сеньор-компаньеро, сейчас мы
тебя к батьке Сорокину отведем. И вообще, я так думаю, эти ребята
по-испански говорили бы. А тут типичный англо-американский мат.
жалобным бряканьем полетела на пол вместе с прикреплявшими ее шурупами.
Дверь настежь распахнулась, а сердце у меня очень тоскливо сжалось. Очень
неприятно, когда хана кажется неизбежной, и нет никакой реальной возможности
ее предотвратить.
не очень торопился вломиться в санузел. Он, должно быть, понимал, что
слишком торопливых иногда прошивают в упор или протыкают ножом, а о том, что
у меня нет при себе ничего стреляющего и режуще-колющего, не знал.
своему напарнику.
обреченностью считал секунды. Ребята грамотные, скорее всего бросят гранату
так, что мне ее перехватить не удастся. Может, меня и не достанет осколками,
но глушанет капитально. В тесном помещении санузла меня может крепенько
садануть воздушной волной об стенку, так, что дальнейшая жизнь покажется
неинтересной и контрольная очередь в голову, которой меня обеспечат
коммандос, будет выглядеть как акт гуманитарной помощи.
подскочил в своем укрытии, ибо нервишки и так были на пределе.
стукнула по полу какая-то твердая и увесистая фигулина - скорее всего
граната, а потом с тяжким шмяком повалились тела. С небольшим интервалом в
несколько секунд. Должно быть, чеку из гранаты коммандос выдернуть не
успели, потому что взрыва, к которому я на всякий случай приготовился, не
последовало.
шагами подошел к двери и, пошатываясь, будто поддатый, цепляясь за
раскуроченные филенки, поглядел в комнату.
сумел. На ней была просторная камуфляжка, под которой проглядывал броник -
как туда только титьки запрессовались! Поверх куртки был навьючен "лифчик" -
отнюдь не дамский, а самый что ни на есть мужской - с автоматными
магазинами. Сам автомат - нечто незнакомое, но, судя по всему, на базе
Калашникова - псевдо-Хрюшка держала за пистолетную рукоятку, продев локоть
через ортопедический вырез приклада. Из дула, на которое был навинчен
глушак, тянуло свежей тухлятинкой. Имелась и оптика. На башке был прочный,
швейцарского производства, шлем с поднятым вверх массивным забралом из
бронестекла, под который была капитально спрятана вся пышная соломенная
грива - ни волосинки не торчало. Сама мордаха была так размалевана
зелено-коричневой маскировочной краской, что мать родная, то есть Валентина
Павловна Чебакова, ни в жисть не признала бы за дочку это чудище. На поясе
камуфляжных штанов у мамзель Шевалье висела кобура с каким-то солидным
инструментом типа "стечкина", нож НРС, которым можно не только зарезать, но
и застрелить - уж не тот ли, с которым я на Кирину дачу ездил? - а также две
гранатные сумки. А за спиной у грозной мадемуазель просматривался хорошо
знакомый предмет - "винторез" с толстым стволом-глушителем.
что перевернула того самого нехорошего дядю, который хотел кинуть мне в
санузел гранатку. Для него уже все неприятности кончились. Гранатка с
невинным видом лежала рядышком с трупом, очень чистенькая и совсем вроде бы
безопасная. Однако внешность этой штучки мне - Дику Брауну, конечно! - была
хорошо известна и памятна по вьетнамским делам. Эта маленькая дрянь
начинялась белым фосфором и при подрыве давала огромную температуру,
разбрасывая во все стороны жгучие капельки, которые могли даже сталь
проплавить, не говоря уж о том, что запросто прожигали насквозь человека. Но
даже если капли фосфорной начинки на человека не попадали, он мог сдохнуть
от вдыхания продуктов горения, особенно в замкнутых объемах. Когда-то такие
штуковины Дик Браун со товарищи кидали в подземные ходы, которые
вьетконговцы километрами рыли у себя в джунглях, а иногда и просто в
убежища, куда прятались от бомбежек женщины и дети...
всем желании. Потому что, когда пуля калибром 9 мм попадает в глаз, это
почти никому не удается.
подсознанием смог угадать Любу.