сказать, сколько минут он одевал рубашку, как долго провозился с ремнем
брюк, сколько времени ушло на поиски ботинок. Завязав шнурки, он в
последний раз окинул взглядом комнату и на косоугольном параллелепипеде
тумбочки заметил белое пятно. Что это? Путешествие вокруг кровати заняло
икс минут -- на ощупь пятно оказалось сложенным вчетверо листком бумаги,
точнее сказать было невозможно ... наверно, Таня оставила записку перед
тем, как уйти -- не хотела его будить. Он поднес листок к носу и изо всех
сил попытался сфокусировать взгляд на неразборчивом узоре извивавшихся
строчек ... нет, бесполезно. франц сунул записку в нагрудный карман рубашки
и, спотыкаясь, направился к двери. "Фриц!" -- громко позвал он.
пересек вестибюль первого этажа и сел в машину. Когда они, наконец,
тронулись, ему стало лучше: холодный ветер бил сквозь открытое окно в лицо,
и картинка на время зафиксировалась. Франц немного воспрянул духом, однако,
приглядевшись, обнаружил, что окружавший дорогу лес состоит не из деревьев,
а из огромных, покосившихся в разные стороны, каменных крестов. И тут же
его ощущения заплясали опять: кресты трансформировались в столбы, потом --
в извилистые веревки, червями уползавшие сквозь пустоту наверх. От ветра
запахло гнилью и разложением, облака на небе поплыли черными пузатыми
дирижаблями.
Но, Господи, на что этот Город был похож!...
части были настолько глубоки, что машина иногда царапала брюхом землю;
тротуаров не имелось. Дважды Франц замечал на обочине раздувшиеся трупы
каких-то странных животных, похожих на огромных бесхвостых кошек -- грязная
бурая шерсть их торчала слипшимися клочьями. Дома выглядели ужасно: иногда
-- одноэтажные полуразвалившиеся халупы, огороженные покосившимися
заборами; иногда -- занимающие целый квартал многоквартирные чудовища из
уродливого красного кирпича. Мертвые окна царапали глаза зазубринами
разбитых стекол, ни одного человека во дворах видно не было. Кое-где, как
бы заменяя скверы и парки, вдоль улиц тянулись пустыри, заваленные горами
зловонного мусора и гниющих отбросов. "Господи, если это все галлюцинации,
-- подумал Франц, -- то почему же они не меняются?" Он в ужасе посмотрел на
Фрица: черты лица Следователя плавно сложились в птичий клюв, а потом,
побыв мгновение нормальным человеческим лицом, перетекли во что-то
невообразимо многоцветное. "Слава Богу, я все еще галлюцинирую ..." --
подумал Франц и усмехнулся кажущейся нелогичности этой фразы.
сквозь покосившуюся калитку, оскальзываясь в глиняной грязи, пересек двор;
дул пронизывающе сырой ветер. Они взошли на крыльцо (полуоткрытая дверь
повисла на одной петле), прошагали через анфиладу пустых комнат со
скрипучими деревянными полами и запахом гнили, стали спускаться по
уходившей штопором вниз металлической лестнице. Фриц не произносил ни слова
и, кажется, торопился -- происходившее напоминало старинный кинофильм:
движение чуть ускоренно и нет звука. Франц поспевал за Следователем с
большим трудом: болела рана в груди и одолевала слабость. Галлюцинации,
однако, идти не мешали -- все вокруг, кроме лица и фигуры Фрица, стояло на
месте. Они спустились по лестнице и оказались в длинном узком коридоре с
земляными стенами и дощатым потолком, подпертым прогнившими деревянными
столбами, -- Следователь торопливо зашагал вперед. "Подождите, -- окликнул
его Франц, -- мне трудно идти." "Хорошо. -- бросил через плечо Фриц,
сбавляя шаг, -- Кстати, можете задать какие-нибудь интересующие вас вопросы
-- нам идти еще минуты две." Вопросы? Франц усмехнулся -- а ну как спросить
Следователя, почему лицо его так похоже на морду мертвой обезьяны ... "Могу
ли я сейчас передумать и остаться здесь?" -- "Да."; "А потом опять
передумать -- и отправиться на Четвертый Ярус?" -- "Нет." "Почему?" --
"Долго объяснять, -- отвечал Фриц, -- а мы уже почти пришли. Есть ли у вас
короткие вопросы?" -- "Нет." Из щелей между досками потолка капала вода, на
земляных стенах коридора блестели какие-то потеки. "Ну, тогда я вам кое-что
скажу. -- со странной усмешкой произнес Следователь, -- Помните, мы с вами
обсуждали разные теории? Есть среди них и такая, согласно которой каждому
будет дано по его вере. И, если эта теория справедлива, мой друг, то вам
придется очень плохо в конце концов." "Почему?" -- удивился Франц. Коридор
кончился, и они оказались в маленьком помещении с легко узнаваемым входом в
Лифт в дальней стене. "Потому, что вы слишком любопытны." Фриц хлопнул в
ладоши, и двери кабины медленно разошлись. "Ну и что?" -- спросил Франц,
заходя внутрь. "Попомните мои слова -- желание понять все заведет вас в
тупик!" -- сказал ему в спину Следователь. Франц обернулся, чтобы ответить,
и -- в этот самый миг -- лицо Фрица перестало менять свои черты и застыло.
покрывали одутловатые щеки Следователя, на правом глазу темнело бельмо,
ярко-красные мокрые губы перекосила отталкивающая усмешка. Разница между
прежним Фрицем и нынешним была такая же, как между Дорианом Грэем и его
портретом.
то, что он видел раньше?
медленно, с придыханием произнес:
отсюда ... Вы ведь, наконец, поняли про нас все?
Франц стоял ни жив, ни мертв, прижавшись к задней стене кабины, как вдруг
...
оставалось предостаточно.
говорили его глаза. Франц на мгновение задержался на месте.
закрывшиеся двери. Господи ... что же он наделал?!... Как теперь быть?
Стой!...
резонировали в крошечной кабине) ... как вдруг острая боль пронизала грудь.
Дыхание у него перехватило, ноги подкосились -- он упал на пол. Подсунув
руку под свитер, он схватился за то место, где была рана ... и вдруг
нащупал в нагрудном кармане рубашки сложенный в несколько раз листок
бумаги. Что это? Трясущимися пальцами Франц вытащил листок и некоторое
время держал перед глазами, не в силах понять написанного. Танин почерк!
Откуда?... Почему в кармане? А-а, это -- записка, найденная на тумбочке ...
светлом помещении с прозрачными стенами. Прямо перед выходом из Лифта
располагалась стойка с большим стеклянным экраном и мигавшими на нем
разноцветными словами: "Добро пожаловать в Дом 21/17/4!" И внизу,
маленькими буквами: "Ваше жилище расположено на 6-ом этаже."
---------------------------------------------------------------------------
будто доказал математическую теорему. Доказательство поражало простотой: на
Первом Ярусе была весна, на Втором -- лето, на Третьем -- осень, а здесь,
на Четвертом, -- зима. Четыре яруса -- четыре времени года, и пятого, для
еще одного яруса, просто нет.
морозами ниже двадцати пяти градусов и ночными вьюгами. Сильнейший ветер,
начинавшийся, будто по часам, ровно в семь вечера, бил снежными хлопьями в
вибрировавшие стекла окон, проникал во все щели и гулял по комнатам
ледяными сковозняками. Центральное отопление не справлялось, комнатных
обогревателей в Доме не было, так что мерз Франц ужасно, особенно по ночам
-- несмотря на то, что спал, не раздеваясь, да еще накрывался поверх одеяла
курткой. Оживал он только под душем, да и то -- не надолго, ибо горячая
вода плохо действовала на его раны, так что через пять-шесть минут
приходилось вылезать из-за острой боли в груди и головокружений. Здешняя
зима, как и времена года предыдущих ярусов, казалась вечной, и Франц,
любивший солнце и тепло, не мог привыкнуть к мысли, что обречен мерзнуть в
этом царстве холода всю оставшуюся жизнь. Может, через три месяца все-таки
потеплеет?...
оставленной на Третьем Ярусе Тане: какой смысл вспоминать то, чего уже не
вернешь? Пытаясь сохранить душевное равновесие, он уговаривал себя, что та
секундная заминка в Лифте была непроизвольна -- и никто ни в чем не
виноват! Скажем, если б Франц задержался из-за того, что споткнулся обо
что-нибудь, -- это ведь не считалось бы предательством? Вот он и
"споткнулся" о вид чудовища, которым оказался Фриц ... плюс два месяца
лекарств-галлюциногенов -- не могли они пройти бесследно и наверняка