Ралло, да только боюсь, ты с ней не справишься. Не оставлять же мне ее при
себе?
кажется, она относится к твоему принцу так же неприязненно, как и к нам,
хокарэмам. - Он пересказал реплики девушки, которые были ответом на
подтрунивания Смирола.
очень опасно.
защищу от нее принца? Разве что лягу третьим в их постель... Нет, малыш,
девочку здесь оставлять нельзя. Но только ты ее упустишь, я думаю;
наверняка упустишь.
из Инвауто. И на прощание он сказал Ролнеку, что месяца через полтора,
когда Марутту отпустит его на пару недель, он обязательно доберется до
Ралло, чтобы рассказать обо всем Старику.
пленницу.
парусных лодках, Ролнек выгрузил свою группу на обрывистом берегу у
крепости Гатавис и повел по тропе на Катрано.
по-прежнему грубила, находя удовольствие в том, чтобы выводить из себя
самоуверенных мальчишек. Покорное ее поведение успокаивало Ролнека, но все
больше настораживало Смирола, несмотря на то, что как раз у него
налаживались с Сэллик теплые отношения. Даже чересчур теплые, с
раздражением отмечал Ролнек. Рыжий то и дело норовил облапить девушку или
ненароком прижаться и с невинным видом отходил в сторону, услышав окрик
Ролнека. Сэллик находила в этом еще один повод позлить Ролнека:
более, что доля истины в этом была.
округлые груди, а Ролнек, сначала спокойно относившийся к ее наготе,
теперь виновато, как будто видел что-то недозволенное, отводил глаза.
Смирол же как ни в чем не бывало бесстыже перебрасывался с Сэллик
насмешливыми словами. Ролнек, стиснув зубы, пытался уследить за тем, чтобы
эти веселые перепалки так и остались невинными, не имеющими следствий
беседами, но лукавое благоволение Сэллик к Смиролу непременно должно было
перерасти в нечто большее.
имеет какой-то особый статус, и однажды, отведя Смирола в сторону,
посоветовал ему быть осторожнее.
думаешь просто так, по бабьей слабости? Задумала она что-то, друг мой
Ролнек, задумала... Не хочет в замок Ралло идти. А я, - продолжал он
насмешливо, - я, слабый, легкомысленный рыжий полукровка, буду ходить за
ней, как привязанный, надеясь где-то в укромном месте урвать свое,
соображаешь, дубина?
за ней. Не нравится мне, что она начала приучать меня к прогулкам под
вечерним небом - как будто за день мало нагуливаемся! Замышляет она
что-то, точно говорю. Только куда она собирается улизнуть среди этих
пустошей - не понимаю.
группы.
Смиролом чуть поодаль от остальных, внезапно исчезла.
уже ринулся в темную нору, прикрытую кустом.
сухой мох.
Ролнек, вооруженный факелом посолиднее, скоро присоединился к нему.
вглубь пещеры.
осрамиться, это ж надо...
поблизости?
ираускими заставами. А может, и за катранскими. Место, клянусь небесами,
уж больно удачное... Ну, пошли в Ралло, порадуем Старика, что ученички у
него лопухи, каких мало...
который бы все объяснил. Но вместо него пришли вести о чуме, охватившей
Сургару, а потом и княжество Марутту и - частью - Горту.
пережидала короткий весенний дождик в вымытой полой водой нише глинистой
стены глубокого оврага. Теперь она опять была свободной, но что делать с
этой свободой, не знала.
избавиться от докучливой опеки святых сестер.
было несправедливо, но логика, трезвая рассудочность, которая когда-то
беспокоила Стенхе, оставила ее. Безусловно, это была болезнь.
нарочно держит ее в Миттауре, лихорадочная гонка по пути в Сургару -
верхом, пешком, а потом на глайдере - все эти страхи и усталость не могли
не повлиять на нее, но все бы прошло после отдыха, короткого или
продолжительного. Да только отдыха в конце пути не было.
майярские орды разоряют Сургару; на фоне этих бед ухищрения Малтэра спасти
свою шкуру казались невинной самозащитой, хотя он, бедняга, полагал, что
его предательство рассердит ее. Сердиться? На что? Каким все мелким стало
казаться после смерти Руттула. И груз, придавивший ее плечи, становился
все тяжелее.
действуй. Пусть майярцы узнают, кто хозяин в Сургаре..." Но голос беса был
почти неразличим в том облаке равнодушия ко всему миру, которое опустилось
на нее.
начаться".
которое окутало ее, вряд ли бы кто кто помешал этому, но спас ее
рассудительный демон, враг Стенхе.
слышно. - Держись, Сава..."
по какой-то безразличной ко всему инерции.
себя среди неуютных монастырских стен, она обнаружила, что память, обычно
безотказная, теперь не повинуется ей. Сейчас она не могла вспомнить
многого, что происходило в те дни; плотная серая завеса поглотила события,
и к примеру, никак не могла она припомнить, чья рука взяла из ее вялой
бесчувственной ладони Руттуловы бусы с прицепившимся к ним "стажерским
ключом". И этот непростительный момент был более важен для нее, чем почти
все долгое путешествие на Ваунхо, также растворившееся в небытии.
вокруг нее, уговаривая ласково или бормоча молитвы; их голоса сливались в
гул, дремотный, навевающий сон, и она спала все время или бездумно лежала
в постели.