Чтение 49–й страницы книги ~Стоунхендж~

птицами, он показал, как умеет есть спасшийся от смерти человек. Его живые
черные глаза часто перебегали на лицо надменного рыцаря, словно удивляясь,
что общего у мирного лекаря с кровожадным воином, вторгшимся в его страну
с неведомых северных земель.

Когда пришел черед наполнить кубки, Шахрай, который чуть пришел в
себя, обратился к гостям:

-- Вы прибыли из дальних и неведомых...

-- Гм, -- сказал Томас громко, он шумно отхлебнул и посмотрел на
Шахрая в упор.

-- Да, -- поправился Шахрай кисло, -- нашим гостям, как я понял, ваши
страны уже ведомы. Как и тамошние пороки. Но вы прошли дальний путь, могли
видеть странные и дивные вещи, которые нам, обитателям земель северных,
мало ведомы. У нас свои чудеса, у вас свои. Запад есть Запад, Восток есть
восток, и с мест они... Поведайте за неспешной трапезой о делах и случаях
ваших стран.

Бадрутдин отставил кубок, пожал плечами.

-- У меня самое дивное связано с этим человеком, что сейчас ведет
себя за столом как неугодное Аллаху животное, чье мясо правоверным
запрещено даже касаться. Но у нас его знали совсем другим. Так что я лучше
умолчу, раз он сам молчит. Если есть что рассказать моему другу Афитулу...

Афитул разгладил усы, на лбу собрались морщинки. Черные, как маслины,
глаза стали задумчивыми.

-- В дальней дороге случается разное... И приятное, и гадкое, и
доблестное, и трусливое... Но я расскажу, пожалуй, про наш переход через
пустыню близ Кокупо. Наши верблюды были истощены, вода кончилась, но мы
были бодры и не тревожились. На горизонте уже виднелись пальмы оазиса, где
был источник с холодной и чистой водой. Мы там всегда отдыхали, поили
животных и наполняли бурдюки. Так мы шли беспечно, верблюды уже зачуяли
воду и ускорили шаг, когда вдруг страшный рев потряс воздух...

Он перевел дыхание, побледнел, заново все переживая. Томас сказал
нетерпеливо:

-- Дальше, дальше! Кто это был?

-- Огромный и страшный дракон. Откуда он появился, лишь Аллах ведает.

Яра спросила тихонько:

-- Кто такой Аллах? Еще один вещий калика?

Купец взглянул на нее строго и торжественно:

-- Нет Аллаха, кроме Аллаха, и Магомет -- пророк его!

-- Молодой и строгий бог, -- объяснил калика Яре негромко. -- Они все
по молодости злые и непримиримые, берутся перевернуть мир, очистить от
зла, установить царство справедливости за одну-две весны... Потом,
конечно, сталкиваются с реальностью, нашим нежеланием вылезать из грязи,
такой теплой и привычной... Боевой пыл угасает, как уже угас, почти угас
пыл его старшего брата Христа.

Томас подскочил.

-- Сэр калика! Да мы против такого младшего Христова брата водили
войска всей Европы!

-- А что, у вас в Британии братья не водят войска друг на друга?..
Аллах моложе Христа на шестьсот лет, он полон задора, стремительно
набирает сторонников. Где проповедью, где огнем и мечом... то бишь кривой
саблей. Ладно, что там с драконом?

Купец развел руками.

-- Дракон расположился у самого источника. В его пасти поместился бы
мул вместе с поклажей! А когти были не короче наших ножей. А зубы -- как
сабли. Своим длинным телом он обвил источник, замкнув его в кольцо. Он
спал, но уши дергались, ловили каждый шорох. Я сам видел, как открыл глаз
и посмотрел на пробежавшую мимо ящерицу. Глаз был с человечью голову!

Калика видел на лице Томаса задумчивое выражение: рыцарь уже
высчитывал размеры и общий вес дракона.

-- В караване поднялся плач и стенание. Мы знали, что обречены. У нас
не осталось воды на обратный путь, как и не могли идти дальше. Проводник
предложил отдать дракону одного-двух верблюдов в жертву, но все мы видели,
что дракон, когда проснется, сожрет нас всех... Когда зной стал
невыносимым, а наши губы лопались от жажды, уже хотели разбудить дракона,
и пусть на все будет воля Аллаха! Лучше быстрая смерть в пасти чудовища,
чем долгая мучительная от жажды...

Его слушали жадно. У Томаса глаза блестели.

-- Но Аллах услышал мольбу своих людей. Когда мы начали приближаться
к дракону, внезапно показался скачущий всадник. Он увидел все, сразу понял
и, не давая коню передохнуть, повернул его прямо к чудовищу.

-- Храбрый малый! -- вырвалось у Томаса. -- Истинно рыцарский
поступок!

-- Он налетел на дракона, как блистающий сокол. Его копье ударилось в
голову зверя и разлетелось в щепки. Дракон проснулся и взревел так, что у
верблюдов подкосились ноги, а люди попадали на землю. Отважный воин легко
спрыгнул на землю и с мечом в руке напал на чудовище. Конь, весь дрожа,
отбежал и стоял в стороне.

-- У меня тоже однажды был такой, -- сказал Томас мечтательно.

-- Но меч отскакивал от крепкой, как стальные пластины, чешуи
дракона. А воин едва увертывался от страшной пасти. Он прыгал в сторону,
бил мечом, падал, переворачивался через голову, едва избегая страшных
зубов...

-- Огромные звери неповоротливы, -- не выдержал Томас. Глаза рыцаря
горели, а руки дергались, он словно бы повторял каждое движение отважного
воина. -- Но уж если не промахнется...

-- Да, воин был не только отважен, но и очень быстр. Он всякий раз
избегал страшной пасти, тогда дракон попытался сбить его хвостом.
Поднялись тучи песка, мы едва видели сражающихся. Меч сверкал, как молния,
но если грозе когда-то приходит конец, то рука воина не знала усталости.
Мы слышали страшный звон, а когда меч ударялся о броню дракона, видели
красные искры. Земля вздрагивала от рева и ударов тяжелых лап.

Когда песок чуть осел, мы увидели, что дракон уже ухватил пастью и
сжевал щит воина, а шлем катится по земле. Волосы воина были золотыми, и
мы поняли, что Аллах в своей милости и чтобы показать нам свою
безграничную мощь, послал нам могучего франка!

Они сражались уже грудь в грудь, ибо дракон устал и только огрызался,
стараясь поймать хотя бы его руку с мечом. Мы видели, что оба изнемогают
от жажды. Наконец дракон не выдержал, повернулся и пополз к источнику.
Чешуя на шее раздвинулась, и все мы вскричали: "Бей, бей в голую шею!"
Увы, воин проявил благородство даже к дракону. Он выждал, пока тот
напился, а затем они сразились снова. Дракон нападал с новыми силами, а
воин быстро слабел...

Томас хватил себя кулаком по боку. Глаза горели, как звезды, он не
мог сидеть, подскакивал, ходил кругами вокруг рассказчика.

-- Наконец воин вонзил свой длинный меч прямо в пасть дракона. Тот
взревел страшно, сомкнул пасть, и меч сломался. Но обломки вонзились в
мозг зверя, и он издох в страшных конвульсиях. А воин упал на песок, весь
залитый ядом дракона и его зловонной кровью...

Томас подскочил:

-- Погиб?

-- Разве мы могли такое допустить? Мы бы сами отдали жизни за него.
Наши лекари осмотрели его раны, перевязали, наложили благовонные травы.
Трое суток наши девы и лекари врачевали его, все это время мы оставались в
оазисе, хотя дела требовали присутствия в другом месте. Наконец воин сумел
сесть на коня, попрощался с нами. Мы предлагали дорогие дары, но он ничего
не взял... Он даже отказался провести ночь с прекрасными девами, которых
ему предлагали матери, надеясь стать бабушками полубога. Дескать, он
хранит верность своей женщины, самой лучшей и самой красивой в мире. Мы
долго смотрели, как его вороной конь, таких огромных мы еще не видали,
скачет вдаль, к новым подвигам...

Томас спросил восторженно:

-- Как звали этого героя?

-- Имя его было странное, как у всех франков, но мы запомнили, чтобы
рассказывать детям и правнукам. Его звали Михаил Урюпинец, и прекрасный
лик его был подобен воину близкого к самому Аллаху.

Томас снова стукнул себя кулаком в бок.

-- Ну, доблестный рыцарь, о котором я уже наслышан, дела твои и
подвиги дивны настолько, что их могли творить лишь сильнейшие из рыцарей
Круглого Стола!

Олег покосился на Яру. Ее щеки пылали, а глаза победно блестели. Она
растерла взглядом рыцаря в пыль, потоптала и брезгливо отряхнула сапожки.

Глава 11

На рассвете Томас и калика покинули кремль Шахрая. Одного коня Шахрай
любезно заменил, тот прихрамывал, а местный коновал брался за неделю
подлечить его травами.

Томас старался не думать о женщине, которую оставили гордому и
владетельному князю. Конечно, ей просто повезло, будет жить в чести и
холе, но паскудненькое чувство не оставляло, будто совершил что-то
нехорошее. А что? Сдал против ее воли? Но разве всех женщин не выдают
против их желания? Даже королевских дочерей?

-- Я должен думать о Крижане, -- сказал он вслух, -- и о чаше.

Он заметил, что калика поглядывает на него с каким-то болезненным
интересом. Гораздо большим, чем того требовали обстоятельства.

-- Что-то случилось?

-- Нет, -- ответил калика, -- просто меня очень занимает соотношение
между "надо" и "хочу". Я всегда живу по "надо"... или почти всегда. По
крайней мере, стараюсь жить всегда. Уверен, что если бы все жили по
"надо", мы бы уже стали вровень с богами. Но так умеют жить только волхвы,
да и то не всегда, а остальной народ все еще чересчур близко к своим