Чтение 49–й страницы книги ~Фарамунд~

Нестерпимая вонь смешивалась с дымом и с силой ударила в ноздри.

Он выставил перед собой факел, всматриваясь в темноту. Это был каменный
мешок без единого окна. Подошвы скользили по слизи, свет выхватил в дальнем
углу клок гнилой соломы. Существо было похоже на серого зверя. Длинные серые
волосы, что опускались до самой земли, теперь показались цвета прошлогодней
соломы. Вдоль спины тянулись шипы позвоночника, лопатки выступали как
прорастающие крылья.

Из груди вырвался крик. Факел полетел на пол, руки рванули решетку,
мышцы напряглись, вздулись, железо прогнулось, штыри вылезли из ямок.
Отшвырнув, он снова подхватил факел, протиснулся в нишу, присел,
всматриваясь сквозь дым. Свободная от факела рука проникла через завесу
волос. Кончики пальцев ощутили округлое девичье лицо.

В тот же миг его оглушил дикий визг. Женщина вскочила и прижалась в
угол между стенами.

Он застонал, сраженный в самое сердце. Лютеция - с серым лицом,
покрытым струпьями, в лохмотьях, с грязными всклокоченными волосами,
потерявшими цвет! Он видел раскрытый в страшном нечеловеческом крике рот, в
этом жутком вопле загнанного в угол зверька было столько смертного страха,
что он закричал еще громче, заглушая свой ужас, свою растерянность и
отчаяние:

- Лютеция!!.. Это я, Лютеция!

Ее трясло, глаза незрячие, в зрачках отражались огоньки факела. Он
отшвырнул факел, Лютеция прижалась к стене, но он сгреб ее в охапку и понес
в сторону двери, там, на ощупь выбрался по лестнице. Все это время она
царапалась, отбивалась, била его кулачками и стучала ногами.

Зал заполнял сизый дым, а раскаленный воздух сжег гортань и опалил
легкие. Он сразу уловил запах горелого мяса. Савигорд все еще держал
потолок, теперь уже на спине. Железо на нем накалилось до вишневого цвета.

Фарамунд увидел почти обугленное лицо, распухшее от ожогов. Сверху
сыпались раскаленные угли, размером с кулак, падали великану на голову, на
плечи, застревали. Тот хрипел, стонал, но главная несущая балка все еще
лежала на его плечах.

- Пусть боги... - выкрикнул Фарамунд на бегу.

Закашлялся, в голове мысли кружились, как этот сизый обжигающий дым под
порывами ветра. Пробежал через зал к выходу, а когда ступил наружу, за
спиной затрещало, весь огромный дом провалился вовнутрь. Остались только
пылающие стены.

Он выпал наружу, но страшный треск пожаров раздавался отовсюду. Дома
горели, везде черный дым победными столбами упирался в тучи.

В лицо снова пахнуло жаром, воздух пропитался запахами горящего дерева,
мяса, смешался с ароматами дорогих вин: бочки уже выкатывали из подвалов и
тут же вскрывали.

Дома горели клином по всей южной части. Фарамунд прикрыл испуганное
существо в его руках от страшного зрелища, к нему подбежали воины. Один
закричал издали:

- Рекс!.. Нашел?

А второй, более сообразительный, метнулся в соседний дом и тут же
выскочил, вытирая лезвие меча, но в другой руке держал длинную легкую
мантию. Фарамунд торопливо закутал Лютецию, понес, прижимая к груди, к
городским воротам. Воин крикнул обескуражено:

- Рекс! А что с ними?

- Заканчивайте, - бросил Фарамунд сквозь зубы.

Лютеция, укрытая с головой, перестала вырываться, только мелко-мелко
дрожала всем телом. В темноте, отрезанная от мира, она снова ощутила себя в
прежнем каменном мешке.

Мир качался и расплывался перед глазами. Из груди рвались рыдания. Мимо
мелькали люди, волокли вопящих пленников пленниц, а он нес ее как слепой,
сердце разрывалось от боли и отчаяния. Он чувствовал, как горячие слезы
бегут по щекам, чувствовал их соленый вкус.

Его обогнал Вехульд, заглянул в лицо, сам переменился, словно осыпали
мукой, торопливо закричал:

- Погоди, рекс!.. Погляди! Я сейчас крытую повозку...

Исчез, слышались крики, голоса, треск падающей крыши. Волна жара
ударила в спину с такой силой, что он сделал два торопливых шага. Лютецию
невольно прижал к груди крепче. Она вскрикнула, как испуганная беспомощная
птичка в железной ладони безжалостного охотника, попыталась освободиться, он
неуклюже зашептал успокаивающие слова. Она перестала, наконец, отбиваться,
но не успокоенная, как он ощутил, а просто снова сломленная, как ее
постоянно ломали...

- О, горе мне! - вырвался у него крик. - За что ее так?.. За что меня?

Его сотрясало от рыданий. Сквозь пелену слез видел бледные лица,
протянутые руки, но не выпускал ее из рук. Услышал приближающийся рев:

- Прочь, прочь с дороги!

Четверо лошадей несли крытую повозку почти по воздуху. Возница круто
развернул, натянул поводья. Из повозки выскочил Вехульд.

- Я набросал медвежьих шкур, - сказал он торопливо. - Ну... и все, что
попалось. Давай ее сюда...

Он придержал дверцу открытой, Фарамунд занес слабо трепыхающийся комок
в повозку. Вехульд втиснулся следом и, пихая Фарамунда задом, торопливо
завесил шкурой единственное окошко.

Громыхало самолично приволок за роскошные волосы молодую женщину
благородного вида.

- Вон там, - прорычал он, - лучшая в мире женщина!.. Ее держали здесь в
плену! Твоя жизнь сейчас зависит от нее. Поняла?

Он пихнул ее к повозке, и дрожащая женщина, еще не веря своему счастью,
торопливо скользнула вовнутрь.

Фарамунд уложил Лютецию на ворох шкур, но все не мог выпустить ее из
рук. Ноги подгибались, он все старался сесть, смутно помнил, что его тащили,
кричали в уши. Наконец сизый дым превратился в черный, он услышал звон в
голове и провалился в черноту весь.

Очнулся от дикой боли в голове. Череп раскалывался, нельзя было
пошевелить глазными яблоками, а веки страшился открыть вовсе. При каждом
намеке на движение в голову втыкали раскаленное острое шило.

Сверху обрушился холодный водопад. Он обнаружил, что лежит на мокром
камне. С трудом поднял веки. Над ним стояли воины, лица встревоженные.
Расступились, как раз набежал еще один с ведром в руках, едва удержался,
чтобы не выплеснуть на рекса:

- Очнулся?.. А мы уже перепугались...

Фарамунд с трудом повел головой. Он лежал посреди двора, вокруг все
усеяно мертвыми телами. Алые лужи соединились краями, теперь казалось, что
все погибшие лежат на одном красном полотнище. Еще не остывшие от жаркого
боя франки бродили среди убитых, переворачивали, осматривали, добивали
раненых, срывали украшения.

- Лю...те...ция, - проскрипел он.

В горле першило, жгло. Он чувствовал, что гортань превратилась в
подобие ржавой трубы.

- Спит, - торопливо сказал незнакомый воин. Раздвигая толпу, подошел
Громыхало. Заботливо поднял Фарамунда, подтвердил: - Спит. Не беспокой ее
сейчас... Пойдем в дом.

Главный дом прогорел, остались только стены. Зато правое крыло уцелело,
оттуда из зала сейчас выносили убитых. Кровь замывать не стали, просто
набросали охапок свежей соломы. Уцелевшие столы и лавки собрали, расставили,
побитые вышвырнули, Челядь Савигорда торопливо носила из подвалов вино и
еду, униженно прислуживая победителям.

Под ногами еще хрустели остатки побитой посуды, но их заглушила
победная песнь.

- За что? - спросил Фарамунд потрясенно. - За что ее... так?

Его шатало, могучая рука Громыхало держала его за плечо. Голос
сочувствующе пробубнил в самое ухо:

- Говорят, он настаивал на женитьбе... а она сразу и наотрез... Да еще
и...

- Что?

- Посмеялась.

- Лютеция?

- Челядь говорит, что вроде бы сказала ему прямо в глаза... да еще в
присутствии слуг, что он мизинца не стоит того, кого назвал разбойником...

Из груди Фарамунда вырвался горестный вопль:

- Она такое сказала?

- Да, - буркнул Громыхало. - Не представляю, зачем.

- Зачем? Ну, зачем?

Громыхало хмыкнул:

- Гордая... Наверное, так подумала...

- Зачем, - повторял он потрясенно, - зачем она это сделала?

- Да, зачем... Ее гордость, гм... А этого зверя задело! Говорят, даже
не стал пробовать подарками... а сразу, как привез... в каменный мешок!..
сломить, наказать, заставить...

От факелов на стенах шел едкий дым, плавал сизыми кольцами, свода уже
не видно, глаза щиплет, в горле першило. Мясо жарили сразу на двух огромных
вертелах и в камине, где-то подгорело, едкий запах заполнил зал, смешивался
с вонью от немытых мужских тел, запахами пива и конского навоза.

На помосте накрыли отдельный стол для рекса и его военачальников. Слуги
поставили блюда с мясом, рыбой, сыром, принесли караваи пресного хлеба. Вино
принесли в тонкогорлых кувшинах, а пиво прикатили в бочонках.

Фарамунд почти не замечал, что ест. В голове по-прежнему пульсировала
тупая боль. При каждом движении в виски вонзались острые ножи. Вино казалось
пресным, как вода, а вода отдавала болотом.

- Пируйте, - велел он мрачно. - Я на свежий воздух...

- Дыму наглотался, - сообщил Громыхало, как сделал открытие. - Еще пару