жадным устам.
маменька послала искать!> - спохватывается она, и - вовремя. Еще бы
немного, и вовсе закружилась голова. Она вырывается из тесных объятий
князя, скользнув вдоль стены, исчезает, хлопая дверью. Он стоит,
опоминаясь, сожидая, пока кровь, прихлынувшая к голове, успокоится хоть
немного, чтобы можно было невестимо выйти на люди. Потом, осторожно
приотворяя двери, выскальзывает в темноту перехода. Ряженые еще пляшут,
еще гремит терем у него за спиной. А он бежит, бежит вниз по ступеням и,
опустив шаль на лицо, проталкивается сквозь дворовую толпу к воротам. В
нем все ликует и дрожит, он хочет пасть в снег и начать кататься с хохотом
и рыданьями. Он еще ничего не понимает, не чует, не соображает и не мыслит
о том, как же ему повести дело к сватовству. Он готов куда-то бежать,
метаться, прыгать - у него ничего похожего не было с тою, мгновенно
позабытою им первой женой, от нее осталось только одно лишь ясное знание
того, что должно произойти после свадьбы, да мужская, разбуженная недолгою
семейною жизнью тоска по ночам. Он сейчас, как впервые влюбившийся отрок,
вспоминает и представляет себе юное тело девушки, ее запах, ее холодные
губы, едва шевельнувшиеся в ответ на его жаркий поцелуй, ее тугие и нежные
плечи, за которые он держал свою любовь только что, и тайный сумрак
холодных сеней, и тайну долгожданного свиданья. Теперь он жарко благодарит
Андрея, толкнувшего его на этот отчаянный шаг, и, остановясь под высокими
звездами, у стены собора, подняв лицо ввысь, молит Господа сотворить так,
чтобы старший брат не воспротивил его любви.
знать, что у жены одна из тех неясных даже и ныне женских болезней,
обрекающих на выкидыши и бесплодие, которые в ту пору чаще всего
трактовались как <порча> или <наговор>, от которого женщина начинала
<сохнуть> и умирала, несмотря на все заклятия и молебны, ежели не
находилось какого-нибудь исключительного травника или травницы (<ведуна>,
по-старому), умеющего излечивать эту болесть.
как строгая наука, не закреплялось в ученых книгах, сохраняясь и
передаваясь почти только изустно, от ведуна к ведуну, и потому ниточка
великих целительных знаний, протянутая через тысячелетия, постоянно
рвалась за смертью, неумением или просто недостатком таланта у очередного
народного знахаря.
лежала тихая и смиренная (слегла сразу же после Святок) и ежели вставала с
трудом, то только чтобы в очередной раз принять мастеров-иконописцев,
которые сейчас, под руководством своего старейшины Гойтана, учились
мастерству и тайнам ремесла у греческих изографов, приведенных Феогностом.
шутку. Прежняя, нет-нет да и являвшаяся у него мысль о желанной смерти
жены теперь, когда <это> подошло вплотную к их супружескому ложу, совсем
не являлась ему в голову. Он хлопотал, судорожно добывая то армянского
врача, то заволжскую знахарку, то старцев и стариц, прославленных многими
исцелениями, заказал молебен со службою во здравие болящей. Все было
напрасно, и он это видел сам, и Настасья знала, что умирает, ничуть не
обманывая себя.
полузабытого литовского языка, вспоминала родичей, которых любила
давным-давно, почему-то упорнее всех Кейстута, который сейчас, наверное,
стал важный и медлительный, а прежде подкидывал ее, маленькую, на руках.
Думала о его жене, Бируте, литвинке, жрице огня, прославленной, как
говорили, мудростью и чистотой (она никогда ее не видела), думала и
умилялась, даже до слез, хотя сама была и оставалась христианкою. Но брак
этот представлялся ей как нечто чудесное, что бывает только в сказаниях и
легендах и чего не было у нее самой - все-таки не было! - хотя князя
Семена она продолжала любить. Она лежала и шептала про себя слова
литовской колыбельной песенки, которую поют сыну в люльке, сыну, которого
она так и не сумела родить! Или, быть может, сумела бы, ежели ей не
покидать Литвы, ее синих озер и рек, ее голубых хлебов и влажного, густого
и полного ветра с Варяжского моря?
причаститься и посхимиться. Супруга за день до того призвала к себе на
последний погляд:
Симеона за руки. - Ничего. Там ты меня полюбишь снова!
точно мелкий бисер, проблеснули редкие слезинки, тихо попросила: - Не
забывай обо мне, Семен! И церкву... чтобы моим серебром... я хочу так...
Словно бы я сама!
от тоски вечного взаимного непонимания (а она меж тем понимала его много
лучше, чем он сам себя понимал, хоть ей всегда и не хватало слов, чтобы
выразить это). Но теперь к нему зримо приблизилась пустота. Пустота
освобождения от обязанностей и долга, без чего - без обязанностей и долга
- не может жить и оставаться человеком человек. И он сидел, оглушенный
надвинувшеюся нежданною пустотой, и плакал. Крупные слезы, стекая по
щекам, падали ему на колени...
стемнело. Семен вышел один, без шапки, постоял на паперти, не замечая
нищих и глядельщиков, раздавшихся посторонь. Было так, как бывает в марте:
сыплет меленький снег, а почти тепло; над кровлями теремов и главами
храмов - влажная чернота ветвей. Небо сумрачно, но уже крепко пахнет
весной, и все три церкви, еще не оконченные росписью, окружившие
просторную площадь Кремника, - величавый Михаил Архангел, осанистый
соборный храм Успения Богоматери и стройная Спасская церковь у него за
спиною, - растворяясь в сумерках ночи, веяли несказанною лепотой, призывая
к смирению духа и глубокой вере в грядущее после нас, в веках...
мысленным взором окинув невозвратно минувшее, до конца понимать меру своих
утрат и достоинства тех, кто ушел от нас в потустороннее бытие?
князя Семена и Настасьиным серебром тою же артелью иконописных мастеров во
главе с Гойтаном, которую пригласила покойная.
доканчивал в Новгороде четвертое лето своей учебы.
с крупными, обещающими богатырскую стать руками и ногами, еще узкоплечий,
еще неуклюжий, как молодой породистый пес, с быстро разгорающимся лицом и
блестящими глазами, порывистый, любопытный ко всему на свете, готовый
сразу после ученых занятий своих класть кирпичи и тесать камень с
каменосечцами и мастерами палатного дела в Детинце, хвататься за топор с
древоделями, с лодейниками на Волхове ладить и снастить корабли или,
украдом сорвавшись с владычного двора, бежать в торг, часами толкаться, в
обнимку с посадскими парнями, в рядах, разглядывая иноземных гостей
торговых и груды выставленного на продажу многоразличного добра. И он же
лихо скакал на коне, рубился на деревянных мечах, сжав зубы и ярея ликом,
с боярскими отрочатами из вятших семей с Прусской улицы, стрелял из лука,
примерял в епископской молодечной кольчуги, колонтари, куяки, байданы,
пансыри, латы, мисюрки, шеломы разных стран и народов. Верно, потому, что
прибыл сюда восьмилетним пареньком, княжич Михайло быстро постиг
новогородский навычай: не чванился перед смердами, как с равными говорил с
изографами и с плотниками, с боярами и с кузнецами и скоро, как-то
незаметно для себя, был принят за своего новогородскою вольницей. Звали
его за глаза княжичем, а так - просто по имени, и почасту посадские отроки
забегали в покои владыки звать княжича играть в альчики, свайку или лапту.
Лазаря Михаил изучал греческий язык, творения святых отцов, философов и
риторов древнего Цареграда, у него же пробовал учиться иконному письму.
Приставленный Каликою дьякон знакомил тверского княжича с русской
словесностью, а заезжий немецкий книжник учил своему языку и начаткам
латыни. У восточных гостей в торгу, рано поняв, что ему будет надобиться в
жизни, княжич постигал ту мешаную татарско-половецкую речь, коею
изъяснялись торговцы в Сарае и по всем прочим волжским городам. Наукам
духовным, священной истории и богословию учил отрока сам архиепископ
Калика. И все-таки больше всего и сильнее всего обучал внука покойного
Михайлы Тверского сам Великий Новгород, многошумный и буйный, воинственный
и торговый, выплескивавшийся в избытке сил в грабительские ушкуйные походы
на Волгу, яростно сталкивающийся на вечевых сходбищах - конец с концом и
улица с улицею, прусское боярство с Торговым Полом, неревляна со Славной,
плотницкие вятшие с кузьмодемьянскими, - а затем дружно, позабыв на время
взаимные которы, бросающийся победоносно отражать очередной вражеский
набег свеев, датчан или немецких рыцарей. Учили княжича бояре, учили
горожане, полные уверенного в себе трудового достоинства, учили
по-княжески знатные мастера, учили смерды, учили купцы в торгу, будоража
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Никитин Юрий
Витковский Евгений
Никитин Юрий
Роллинс Джеймс